— В чем дело? — спросил он, чуть смущенно поглядывая на тетку.
— Берта Линг… Так-так… Что же делать? — пробормотала Анна.
— Ты что-нибудь о ней знаешь? — весь красный, он украдкой обшаривал глазами ее фигуру.
— А?
— Ты что-нибудь знаешь об этой женщине, тетя?
— Ага! Представь себе, знаю! — оживленно воскликнула она. Ежась от ночной прохлады, она пошла к стулу, на котором лежал ее старенький халат, и мимоходом потрепала Роберта по плечу. — Спасибо тебе, Роберт. Тут могли бы выйти крупные неприятности. И для меня лично тоже.
— Анна, — с жаром сказал он, — если ты мне все расскажешь и я пойду к комиссару гестапо или к Баумеру, — понимаешь, что это может для меня значить? — При мысли об этом он даже зажмурился. — Если ты знаешь об этой женщине что-нибудь этакое…
— Да ничего подобного.
— Но ты же сказала…
— Вздор. Ты ничего не понимаешь, мальчик.
— Так в чем же дело?
— Это моя тайна, — торжествующе заявила Анна. Засмеявшись, она нагнулась к нему. — Не унывай, Роберт. Ты славный мальчик, и я бы тебе все сказала, если б могла, но это исключено. — Она ласково и покровительственно потрепала его по плечу. — Это касается моей работы, а не комиссара гестапо.
— Ну что ж, ладно. — Роберт почувствовал, что от близости ее тела кровь еще больше приливает к его лицу. Хоть она и приходилась ему теткой, он почти не видел ее до того, как его назначили в эту местность. Ей всего тридцать три года. Расхаживает перед ним в одной ночной рубашке… вот и лезут в голову всякие мысли. Что она, в самом деле считает его ребенком или только делает вид? Над этим вопросом он часто ломал себе голову. Ведь он — эсэсовец, значит, вряд ли какая-либо женщина может считать его мальчишкой. Его товарищи не сомневаются, что он спит с Анной, это для них дело естественное… ее муж в армии, ну и все прочее. Само собой, он этого не отрицает— у него тоже есть самолюбие. Но как к ней подступиться, вот вопрос! Еще нарвешься на скандал — как-никак жена его дяди!.. И что тогда будет — страшно подумать!
— Ладно, — повторил он. — Как хочешь, Анна.
— Послушай, Роберт, — сказала она вдруг каким-то неестественно громким и напряженным голосом. — Посмотри на меня. — Он поднял глаза и с удивлением увидел, что она приложила палец к губам. Потом повернулась к двери.
— Послушай, Роберт! — Неслышно ступая, Анна подошла к двери. — Это не такое дело, чтобы… — Она быстро распахнула дверь настежь. Роберт, поднявшись с места, заглянул через ее плечо в темный коридор.
— Что случилось?
Анна не ответила, вышла в коридор и огляделась. Вернувшись в комнату, она неслышно прикрыла за собой дверь.
— Хоть убей, а я слышала, как скрипнула половица. Ох, этот Отто! Прямо не знаю, что с ним делать. На этот раз мне просто показалось, но веришь ли, он стал за мной шпионить!
Роберт усмехнулся.
— Оставь, пожалуйста, ничего тут смешного нет. Недавно я его поймала — он читал присланное мне письмо. Я ему так надрала уши, что у меня даже руки заболели.
— Он еще маленький.
— Это не оправдание.
— Может, у них в «Гитлерюгенде» практические занятия по шпионажу.
— Так пусть практикуется где-нибудь еще, а не в материнском доме, если он хоть что-нибудь соображает… Ну ладно. Слушай, Роберт, ты подкачал шину на велосипеде?
— Да.
— Одолжи его мне.
— Когда?
— Сейчас. Мне нужно повидаться с Бертой Линг. Она на ферме?
— Мы только что отвезли ее домой.
— Отлично.
— Но когда ты вернешься, Анна?
— Когда? Откуда я знаю? Может, через несколько часов, а может, и позже. У меня важное дело.
— Но мне нужно быть на службе ровно в семь. На заводе такая заваруха!
— Любезно, нечего сказать! Я еле жива, и ты хочешь, чтобы я плелась пешком, а ты, здоровенный детина, покатишь на велосипеде? — Она шутливо дала ему пинка. — Как тебе не стыдно, Роберт!
Роберт схватил ее за руку, как бы включаясь в игру.
— А если я тебе сделаю это одолжение, ты меня отблагодаришь?
— Конечно. А как?
Роберт вдруг испугался и отпустил ее.
— Ладно. Бери велосипед. — Он нервно провел рукой по своим коротко остриженным волосам.
Анна присела на кровать.
— Который час?
— Без семнадцати минут четыре.
— Дай мне подумать. Помолчи немножко.
Анна, полураздетая, подсела так близко, что Роберт не знал, что и думать. Хотя эта женщина допекала его такой материнской заботливостью, какой он не видел даже от родной матери, все же… если ему безразлично, что она приходится ему теткой, то, может, и ей на это наплевать. В конце концов, между ними нет кровного родства.
Роберту было девятнадцать лет. Совсем еще недавно он был подростком и его некрасивое бульдожье лицо и неповоротливый ум служили предметом постоянных насмешек его товарищей. В результате, несмотря на могучее телосложение, он был внутренне робок и неуверен в себе, особенно с женщинами. Приезжая в город, он несколько раз бывал у проституток — вот и весь его опыт. Здесь, в деревне, местные девушки все как одна отвергали его грубые ухаживания. (Эсэсовская форма не произвела того чуда, на которое он надеялся.) В этой деревне, состоявшей из редко разбросанных крестьянских ферм, с появлением завода мужчин стало куда больше, чем женщин. Девушки, имевшие склонность погулять по вечерам, могли себе позволить быть разборчивыми. Поэтому Роберт трепетал при виде любой юбки и, как это бывает с юношами, день и ночь сгорал от бешеных желаний. Муки этих неутоленных желаний нисколько не облегчала компания, с которой он водился. Молодые эсэсовцы непрерывно угощали друг друга рассказами о своих истинных и выдуманных ночных похождениях на стогах сена, в лугах или амбарах. Особенной яркостью отличались рассказы одного малого, Шмидта, который участвовал в русской кампании первые месяцы, а сейчас был в отпуску после ранения. Его истории о необузданных мужских развлечениях, которым не мешали ни закон, ни совесть, ни моральные соображения («Этой суке повезло, что с ней переспал немец!»), еще больше распаляли фантазии Роберта насчет Анны. Вожделение к родственнице переставало быть запретным в этом мирке опьяняющей мужской разнузданности, куда увлекали его товарищи. В воображении он одерживал победу над Анной, и она всегда покорялась силе.
Но сейчас, следя за ней краешком глаза, он чувствовал, что легкость, с которой он овладевал ею в своих видениях, существовала только в воображении. Его бросало в дрожь и от желания, и от страха. Она так близко — ничего не стоит дотянуться и обнять. А вдруг она обидится — может выйти крупный скандал! Как-никак, она занимает политический пост в деревне. А что, если она выгонит его из дома? Придется жить в казарме, где ни на минуту нельзя остаться одному и так скверно кормят… Может, лучше не выдавать себя сразу? Спросить, не холодно ли ей… укутать ее одеялом. А если она это позволит… Или сказать что-нибудь умное. Как-нибудь улестить ее…
Но, может, все это и не годится. Товарищи всегда хвастались, что накидываются на девушек без всяких подходов. Они уверяют, будто женщинам это нравится, будто они любят решительных мужчин, В конце концов, почему она села рядом с ним, полуголая? Ведь ясно же — сама набивается!
Анна наклонилась вперед, сосредоточенно прижав палец к нижней губе. В этой позе ее маленькие твердые груди отчетливо обрисовывались под тонкой рубашкой. С ощущением жара в глазах, еле переводя дыхание, Роберт вдруг сказал:
— Анна!
Анна быстро обернулась к нему.
— Придумала! — воскликнула она с торжествующей улыбкой. — Тут меня кое-что беспокоило, но теперь я знаю, что делать. Отлично. Прямо так и начнем.
— Анна, — хрипло повторил Роберт.
Он хотел было сказать: «Ты красивая, Анна», хотя это была неправда, или что-нибудь еще, чтобы только начать, но язык его не слушался.
Она посмотрела на него с насмешливой улыбкой.
— Ну что, хочешь попросить меня об одолжении?
Ему показалось, что она все поняла, что она, без сомнения, чувствует то же, что и он, и вопрос ее — это приглашение действовать. Он грубо обхватил ее одной рукой за плечи, другую положил ей на грудь.