- У нее будут вопросы, откуда мы знаем ее имя!
- Если ты такая умная, сама все придумай!
- Уже нечего придумывать!
- Констанция, только не убегай!
Она сидела на ступеньках, но мы пока едва высмотрели ее за розами. Ступени были, кажется, единственным целым, что сохранилось от, наверное, высокой башни. Тут и там я видел массивные камни, такие же белые. Может, это и не время поработало над камнями, может они были такими изначально. Лестница сохранилась почти полностью, кое-какие ступени были сколоты, но она была узнаваема. Еще сохранились кое-какие осколки стен, которые заволокло розами и травой. Когда-то это место могло быть достойно принцессы, белоснежный камень и розы были тому подтверждением.
- В "Таро" есть такая карта, называется Башня, - сказала Делия. - Вот ее напомнило. Там молния разрушает башню, и люди летят вниз. Символизирует крушений иллюзий.
Мы, наконец, увидели ее, вывернувшись из хватки одичавших розовых кустов. Она была очень красивой, хотя совсем по-другому, чем Делия. У нее были пышные, светлые волосы, большие, покрасневшие глаза с радужницей, казавшейся еще более синей от слез, пухлые, дрожащие губы. Она была как литературный прием - дева в беде. И она мне сразу понравилась.
Констанция принялась тереть глаза, и мне стало ее еще жальче. Когда мы с Делией вышли, она перебралась на ступеньку повыше, будто боялась нас. И Делия сказала:
- Не ной.
А я сказал:
- Мы знаем, что тебе страшно. Нам тоже страшно. Мы в одной и той же ситуации. Нам с тобой одинаково.
Констанция отняла руки от лица, некоторое время она переводила взгляд с меня на Делию, потом прошептала что-то одними губами, я не понял этого. А потом сказала громче:
- Я не знаю, что бы я делала, если бы не нашла вас!
Она улыбнулась, и улыбка ее сразу же сделала совсем, просто окончательно красивой. Мы с Делией сели на ступеньки пониже нее. Кажется, она не сомневалась в том, что мы - друзья. Я бы тоже не сомневался, я вот про Делию не сомневался. Сложно представить, чтобы в таком месте люди выглядели так же, как в Стокгольме.
Я заметил, что под милым, легким платьем в крохотный цветочек у Констанции совершенно содраны коленки, и еще синяки были у нее на руках. И я спросил ее:
- Ты сильно упала?
Она кивнула, хотя вопрос был такой глупый, я это только задав его понял.
- Я очнулась на лестнице, - сказала она. - Очнулась, а здесь - здесь лето, и странные птицы, и синяки, и я боялась даже двинуться. Я думала, я сошла с ума.
- Может быть, - сказала Делия. - Но тогда мы тоже. Возможно, все мы сейчас укатаны в психушку, или у одного из нас онейроидный синдром, и он выдумал всех остальных. Каждый из вас думает сейчас, что это он настоящий, но на самом деле мы все можем быть гранями одной личности.
Звучало мудро и очень запутано. Я сказал:
- Но, наверное, мы в другом мире. Мы так поняли. Я точно убедился, когда увидел гигантскую сколопендру.
Лицо у Констанции стало совсем грустное и беззащитное. Так я понял, что сколопендры ей не нравятся. И она снова заплакала.
- Не ной, - повторила Делия. - У нас есть карта. Мы придем в какой-то замок и что-то там порешаем.
- В какой? Что? - спрашивала Констанция. А я сказал:
- Родители рассказали мне историю про короля-похитителя людей.
И неожиданно Констанция сказала:
- Мне тоже. Но я думала это их наркоманский бред!
Наверное, у нее была очень тяжелая жизнь, я протянул руку, чтобы погладить ее, но она вздрогнула. Тогда я погладил воздух над ней. Я сказал:
- Не переживай, я могу видеть будущее, пока нам ничего не угрожает.
- Но я хочу домой!
Делия хмыкнула:
- Ага, а я хочу, чтобы меня трахнул Бела Лугоши.
Кем бы ни был Бела Лугоши, ему повезло.
Делия почесала нос, сказала:
- Короче, нет у нас особых вариантов, кроме как сойти с этого места и попробовать перетереть с тем, из-за кого мы здесь оказались.
- То есть, - сказал я. - Есть вариант жить в лесу и одичать, но тебе он ведь тоже не понравится, да?
Делия засмеялась. Странно, у нее была классическая, изнеженная и хрупкая красота, а повадки казались даже грубыми. Это было здорово, такая запоминающаяся деталь.
- Так тебе тоже говорили про то, что ты обещана какому-то мужику? - спросила Делия.
- В качестве принцессы, - пояснил я.
- Волшебному мужику с той стороны земли, - шмыгнула носом Констанция. А потом улыбнулась. Кажется, мы правда ее немного развеселили. Она сказала:
- Я в это не поверила и поехала домой. А потом увидела свою мертвую первую учительницу и упала с лестницы. То есть, лестница упала.
- Я видел бездомную, она, наверное, тоже мертвая была.
- И я видела мертвого человека, - мрачно сказала Делия. Хотя, судя по ее виду, ей должно было такое понравиться. - Так что я думаю, что наш дед - повелитель мертвых. Аид гребучий.
Она смешно сказала, я улыбнулся и встал, прошелся вверх по лестнице, осторожно и мимо Констанции. Она проводила мне взглядом.
- Ты куда? - спросила она. У нее была интонация точь-в-точь как у одной из моих учительниц. Я ответил:
- Смотреть.
И это была правда, потому что я не люблю врать. Я замер на том месте, где лестница заканчивалась, но пол не начинался. Я хорошо представил, как люди входили в эту башню и выходили из нее, но осталась только лестница, сколотая, как плохо вырванный зуб. Я закрыл глаза, чтобы солнце сделало красивыми звезды моих сосудов, это меня успокаивало, но я увидел совсем другое. Красивая молодая женщина, очень похожая на Делию, только светлая-светлая блондинка, еще светлее, чем Констанция, стояла передо мной. Башня была белоснежной, в ней не было ничего, что нарушало бы ее безупречную, стерильную белизну. Наверное, потому что здесь вообще больше особенно ничего не было. У самого входа, чуть дальше от места, где я стоял, располагался каменный, белый стол, как алтарь в фильмах про волшебство, а дальше струилась винтовая лестница, которая, наверное, вела в хотя бы чуть менее белое место. Было очень светло, потому что никакой крыши не было, солнце свободно заглядывало внутрь, и все освещало. Женщина с красивым, надменным и каким-то настолько, что глазам больно совершенным лицом (я понял, как могла бы выглядеть Делия, если бы не была такой грубой) раскладывала на столе странные вещи. На ней было длинное, красное платье, струившееся по ее телу, как волна. Все вещи на абсолютно белом фоне были очень яркими. Я увидел: нож, пустой осиный улей, четырех мертвых ос, чашу, золотую и, наверное, очень тяжелую. Все эти вещи, как солдаты стояли, словно ожидая ее приказа - так ровно, так торжественно. Женщина стояла над ними, ее лицо выражало какую-то странную, голодную сосредоточенность. Такое лицо бывало у Лизы в самом разгаре наших занятий любовью. Женщина вдруг улыбнулась, и улыбка у нее была хищная, не похожая на улыбку Делии. Женщина запустила тонкие белые пальцы в хрупкую стену улья. Она, будто персик, разделила его напополам. Я увидел, как в сотах копошатся жирные, белые личинки, а наряду с ними лежат и разноцветные драгоценные камни. Ногти женщины скользили в соты улья, выуживая камни, иногда ее тонкие пальцы давили личинок, легко и чувственно, как зернышки граната. Она делала это просто так, из развлечения, так сытая кошка убивает мышей. Когда все камни покинули свои гнезда, она смахнула остатки улья на край стола - разоренного, переполненного крохотных осиных детей, умирающих от голода, улья. Камни, лежавшие перед женщиной были самые разные. Наверняка, и сапфиры, и рубины, и изумруды, и бриллианты. Точно я не знал, они просто были очень красивые и разных цветов. Женщина перебирала их, как ведьма перебирала бы руны, а потом взяла в руки нож. Он был длинный, очень острый и, наверное, на толстую спицу походил даже больше, чем на нож, но рукоятка у него была массивная, как у кинжала.
Женщина занесла руку над первым из камней, и спица пробила его, как пробила бы яйцо. Я увидел, как на поверхности, усыпанной сколотыми синими крошками, выступила вязкая, бесцветная капля. Осиный мед, как я и думал. Женщина спустила его в чашу. Она разбивала камни снова и снова, а я даже не думал, что рубин, например, можно разбить. Наверное, это были не совсем земные камни. Они валялись теперь пустые и не нужные, хотя все такие же красивые, а чаша наполнялась медом. Женщина облизала липкие пальцы, и выражение ее лица на секунду стало блаженным. Она снова открыла глаза, синие, как осколки камня, который она распотрошила. Осиные дети копошились в останках улья, а их еда плескалась в чаше. Женщина взяла чашу, двумя руками, как величайшее сокровище. Мне всегда представлялось, что с таким благоговением матери держат младенцев, потому что знают цену жизни. Женщина стала подниматься по лестнице, и когда я увидел, что ее платье оставляет за собой алый след, я понял, что оно не красное, оно какое угодно, но покрыто кровью. Женщина преодолевала ступень за ступенью, а я думал, что она, наверное, злая королева. На ней не было короны, но у нее были соответствующие повадки. Я и не сомневался, что она - мать Делии. И мне было любопытно, кем были мои родители. Как они могли бы выглядеть здесь и чем заниматься, я не мог представить их в этом сказочном и страшном мире. Я следовал за женщиной, как тень, как призрак. Она вошла в покои, такие же белые, как и все здесь. Кровать, укрытая плотным белым балдахином, явно принадлежала ей самой. Я не знал, почему я так думаю, это было очевидно, как некоторые вещи, о которых почти не думаешь, потому что они очень простые.
