И вдруг Константинопольский (Вселенский) патриарх в 1588 г. появляется в России. Ждали послов и грамот, так как с патриаршим двором связывались по дипломатическим каналам, закидывали, образно говоря, удочку.

В Константинополе наживку с удовольствием скушали и желали получать подарки московские и дальше, но вот исполнить пожелание московского государя иметь своего патриарха не торопились. Да к тому же решили посмотреть на царство Московское глазами первого лица духовного – патриарха Константинопольского.

А в Москве же очень хотели знать, каким образом на патриаршем престоле оказался Иеремия. Это было в духе тогдашней Москвы – во всем видеть козни и злой умысел – это была печать печальной эпохи Иоанна Грозного.

И тем не менее встретили Вселенского патриарха тоже по русскому обычаю – гостеприимно, с большим почетом и подарками. Но были обескуражены тем, что не привез глава Вселенской православной церкви разрешение на введение патриаршества в Российском царстве, он привез новости и просьбы новых милостей для своей церкви.

В начале января 1589 г. регент Борис Годунов и думский дьяк А. Я. Щелканов нанесли визит Иеремии на его подворье, которое было отведено в Москве, и объявили о воле царя – держать совет о поставлении русского патриарха.

Иеремия и здесь говорил, что он «не уполномочен епископами и что это было беззаконно».

И он был прав: решение о новом патриархе мог принять только Вселенский Синод, так и были установлены существовавшие к этому времени патриархи: Александрийский, Антиохийский, Иерусалимский и Константинопольский, который считался главенствующим (или первым в табели о рангах).

Нам неизвестно, какие аргументы шли в ход у Бориса Годунова и всех участников переговоров, но в конце концов Иеремия согласился возвести в патриархи Московского митрополита Иова, что и произошло 26 января 1589 г.

Патриарх Иов

Видимо, Иеремия настолько был задарен (или завален) подарками и посулами, что, по свидетельству очевидцев, на приеме, устроенном Иовом 27 января, устремился первым получить благословение у патриарха Московского и всея Руси, причем якобы заявил при этом: «Один во всей подсолнечной благочестивый царь (т. е. Федор), а впредь что Бог позволит; здесь (т. е. в Москве) подобает быть Вселенскому патриарху, а в старом Царьграде, за наше согрешение, вера христианская изгоняется от неверных турок».

Конечно, летописцы ради исторического прецедента могли приукрасить слова расчувствовавшегося Константинопольского иерарха, однако в этих словах много правды – история в конце концов все расставила по местам.

Произошло это много позднее. А сейчас был сделан первый, безусловно исторический шаг – русская православная церковь становилась автокефальной – самостоятельной. Впереди, правда, было официальное признание (юридическое оформление принятого в Москве решения) и борьба за приоритет Русской Православной церкви в духовном мире православных христиан.

Лишь через год Вселенский собор восточных иерархов вошел в суждение о правильности принятия Иеремией решения в Москве и был признан патриарх Московский, а патриаршеству было определено пятое место, хотя Москва желала быть третьей: после Константинопольского и Александрийского. А именно Александрийский патриарх Мелетий Пигас, весьма ученый каноник, настаивал на пятом месте русской патриархии, которое вновь подтвердил Собор 1593 г.

И все же успех был явный. Успех Русской Православной церкви, которая повышала многие епископские кафедры (иерархии): появились две новые митрополичьи, устанавливались 6 архиепископий и б новых епископий.

Успех этот по праву принадлежал и Борису Годунову. Ученый-грек, митрополит Иерофей, участвовавший в создании Московского патриаршества, писал: «Царь Федор был человек смирный, по всему подобный младшему (или «малому» императору) Феодосию, простой тихий; а шурин царя, по имени Борис, был ко всему способен, умен, лукав: он всем заведовал, и его все слушались».

Примерно так отзывались о Годунове и другие современники, оставившие свои письменные свидетельства эпохи.

Английский посол при дворе Грозного Еремей Боус: «благородный и честный дворянин некто Борис Федорович Году нов».

Другой английский посол, Джайлс Флетчер, в 1588 г. был в Москве с делами Англии от Елизаветы.

В 1591 г. в Лондоне вышла его книга «Of the Russe Common Wealth» («О государстве русском» 1906 г. СПб.).

Любая политика любого государства состоит из внешней и внутренней. Видимо, не приходится выделять, какая важнее – обе важны и существенны. Другое дело, всегда ли правительство или правители (государи) одинаково хорошо управляются и там, и там на благо своей Отчизны.

Во внешней политике Годунов в определенных направлениях следовал политике Грозного, проявляя хорошую преемственность. Я имею в виду расширение торговли с иностранными государствами и вообще развитие связей, в том числе и культурных.

Что касается европейских стран, то многие: и немцы (ганзейцы), и голландцы, и англичане, желали получить привилегии в пошлинах и других правах для торговли в городах России. В отношении Москвы к Литве и Швеции историки не усматривают личного участия Годунова.

Итак, 7 января 1598 г., спустя 7 лет после гибели младшего брата, почил в бозе царь Федор Иоаннович – в день рождества Христова, а именно в час ночи. И это дало толпе возможность говорить о божественности русского государя. И ей же – приписать раннюю смерть Федора I, отравленного якобы Годуновым. Впрочем, после смерти царевича Димитрия, а он был канонизирован, на Бориса Федоровича вешали всех собак.

На Руси был четкий обычай – великое княжение передавалось старшему в роде. В новой Руси, или Руси Московской, со времени Ивана III, прадеда скончавшегося царя Федора, этот обычай не поддерживался. Иван III заявил так: «Разве я не волен в своем внуке и в своих детях? Кому хочу, тому и дам княжество». Такое положение – а попросту самодурство – могло создавать крайне опасные для стабильности политической обстановки в государстве ситуации.

Слава Богу, до сих пор престолонаследование (а до закона еще очень далеко) проходило гладко и более-менее спокойно. И вот образовался случай, когда смерть царя, не имевшего потомства (его дочь Феодосия малолеткой скончалась в 1593 г.), поставила государство перед вопросом: Как быть? Что делать?

Царь Федор, устранявшийся от земных забот при жизни и почти все передававший в управлении государством своему шурину Борису Годунову, не оставил завещания и не решил вопроса, заданного ему патриархом и боярами.

По свидетельству летописца, умирающий государь тихим голосом блаженно ответил: «Во всем царстве и в вас волен Бог: как ему угодно, так и будет; и в царице моей Бог волен, как ей жить, и об этом у нас улажено».

Божий человек – Богу и доверил решать дела государственные, оставив потомкам право домысливать: как быть и решать?

И здесь мнения разделились. Патриарх Иов утверждал, что царь передал скипетр супруге – царице Ирине Федоровне (т. е. сестре Бориса Годунова).

В грамоте братьев Годуновых (Бориса и Федора) говорилось, что «после себя великий государь оставил свою благоверную великую государыню Ирину Федоровну во всех своих великих государствах».

Витиевато. Как это понять? Оставить на престоле и доверить ей управление? Но если вручен ей скипетр, значит и право дано?

Бояре, боясь междуцарствия, присягнуть хотели тут же царице, но Ирина Федоровна от престола отказалась и заявила свое желание постричься в монахини и уйти от мирской жизни в тихую обитель.

Патриарх и бояре били челом и просили (а значит ли, что и народ?), чтобы она осталась царицей, а право управления государством передала бы брату – Борису Годунову, как и было при царе. Т. е. все шло бы по-прежнему – в России не любят перемен, их боятся, потому что к хорошему, как показала практика, они не ведут.