Ходили на поклон к царице много раз и каждый раз получали отказ, а на девятый день по кончине мужа Ирина Федоровна удалилась в Новодевичий монастырь, где был произведен постриг, и не стало царицы Ирины, а появилась инокиня Александра.

Ирина Годунова

Но самое интересное, что в монастырь летят гонцы от разных князей и бояр к инокине Александре, которая остается для них царицей и должна принимать указы. Исходя из разбирательства дел, в которых участвует бывшая царица, ее указам следуют бояре и патриарх, хотя просматривается приоритет патриарха Иова, ему принадлежит первый голос. В те времена светская и церковная власти настолько переплетались, что в этом нет ничего удивительного.

Нет ничего удивительного и в том, что патриарх Иов, практически возведенный Годуновым на вершину церковной иерархии, высказывается в пользу правления Годунова.

В пользу Годунова говорило его прошлое – близость к царю Ивану Грозному, настоящее – умелое правление во времена регентства при царе Федоре, его известность в других странах, с которыми Россия находилась в состоянии мира или войны.

Когда Ирина Годунова ушла в монастырь и дьяк Василий Щелканов вышел к собравшемуся в Кремле народу, он предложил присягнуть Боярской Думе.

Ответ народный был четким и единодушным: «Незнаем ни князей, ни бояр, знаем только царицу».

Думный дьяк еще раз объявил, что царица в монастыре, и вот здесь впервые раздались голоса: «Да здравствует Борис Федорович!»

Годунов не мог слышать этот бальзам на душу и поликовать внутренне: «Наконец-то дождался он своего часа!»

Борис Федорович в это время сопровождал свою сестру в монастырь и находился при ней. Поэтому патриарх со своим синклитом, бояре и часть народной толпы направились в Новодевичий монастырь просить царицу благословить брата на принятие царского престола. Просили и самого Годунова принять царство и править далее мудро и милосердно.

Борис Федорович не то искренне, не то потому, что был, как и Иван Грозный, великий игрок, отвечал: «Мне тогда и на ум не приходило о царстве; как мне помыслить на такую высоту, на престол такого великого государя, моего пресветлого царя?» И далее красивые слова о том, что он удалился молиться за беспорочную душу царя Федора Иоанновича, а о делах помышлять надобно святейшему патриарху и боярам. Ну, а если он пригодится где, то он готов и силы отдать, и кровь пролить за свое государство.

Лукавил, конечно, Годунов, играл, но корректно, красиво и просил отложить дело в тайных личных совещаниях с патриархом до 40 дня по кончине царя, когда съедутся в Москву многие духовные лица, которые на Соборах бывают, бояре и князья, царские и другие служивые люди.

Иностранцы – современники событий, указывают на то, что Борис Годунов вообще требовал созвать государственные чины от каждого города (по 8 или 10 человек), чтобы таким образом всенародно решить, кого возвести на престол. Что-то типа Новгородского вече…

Трудно утверждать со стопроцентной уверенностью, но дыма без огня не бывает, а слухами земля полнится, и не все из них пустые и неправильные. Говорят также, что царица встречалась тайно со стрелецкими сотниками и пятидесятниками и обещаниями (посулами) и деньгами склоняла их на сторону Бориса. Ну что же, где выборы, там используются разные технологии – не чужды им были и в конце XVI века. На кону стояла большая ставка – российский престол. Да и сам Годунов согласно молве и летописям приобретал сторонников благодаря «агитаторам», разосланным по городам и весям (в основном монахов – им больше доверяли) России.

По прошествии 40 дней, когда отслужили все положенные по православному обычаю панихиды по усопшему царю Федору Иоанновичу – 17 февраля 1598 г., в пятницу перед масленичной неделей в Москве собрали Собор. Его открыл патриарх Московский и всея Руси Иов речью, которая была на две трети посвящена заботам государственным, объяснил всю предшествовавшую Собору ситуацию, для чего и собраны были люди выборные, чтобы совет дать, кому на престоле государем быть.

И не дожидаясь мнения собравшихся, патриарх выходит с предложением от своего имени, духовенства и части бояр и служилых людей: «Кроме Бориса Федоровича иного государя не искать и не хотеть (помните времена, когда Политбюро рекомендовало – так было в советский коммунистический период. – Прим. авт.)».

В субботу 18 и воскресенье 19 февраля в Успенском соборе служили молебен и просили Господа даровать православному христианству русскому государя Бориса Федоровича.

Земский собор

В понедельник 20 февраля началась Масленица, и после очередного молебна отправилось собрание во главе с патриархом в Новодевичий монастырь к Годунову, чтобы согласился он на царствие в России.

Увы! Получили отказ. Крепка была вера у Годунова, сила характера или уж очень верил в свою звезду или хорошо знал русский народ, который еще раз придет поклониться… А ведь так и произошло.

21 февраля, во вторник, двинулся вновь крестный ход в Новодевичий, присоединились к нему и другие люди, и жены просителей, и дети.

У стен монастыря произошла сцена, которую описали только историки, а не писатели и живописцы. Сцена удивительная и по пафосу, драматизму и театральности, хотя и очень естественная для страны, в которой вера христианская порой играет такую роль, которую никогда не поймут на Западе. Мы и сами не можем понять, чем движимы в такие моменты массового безумства, а вернее отрешенности от земных реалий, обращенности (погруженности) в такие омуты душевного состояния, которое на самом деле описать или представить сложновато и большому писателю. Для этого нужно быть русским, православным и участвовать в массовом религиозном действе…[3]

Вот как описывает сцену у Новодевичьего монастыря известный историк С. М. Соловьев: «…К нему навстречу (т. е. навстречу крестному ходу. – Авт.) вынесли при звоне колоколов икону Смоленской Богородицы, за иконою вышел Году нов. Подошед к иконе Владимирской Богородицы, он громко возопил со слезами: «О, милосердная царица! Зачем такой подвиг сотворила, чудотворный свой образ воздвигла с честными крестами и со множеством других образов? Пречистая Богородица, помолись о мне и помилуй мя!» Долго лежал он перед образом и омочал землю слезами, потом приложился к другим иконам, подошел к патриарху и сказал ему: «Святейший отец и государь мой Иов-патриарх! Зачем ты чудотворные иконы и честные кресты воздвигнул и такой многотрудный подвиг сотворил?» Патриарх отвечал ему, обливаясь слезами: «Не я этот подвиг сотворил, то пречистая Богородица с своим предвечным младенцем и великими чудотворцами возлюбила тебя, изволила прийти и святую волю сына своего на тебе исполнить. Устыдись пришествия ее, повинись воле божией и ослушанием не наведи на себя праведного гнева господня». Году нов отвечал одними слезами. После этого Иов пошел в церковь, Году нов к сестре в келью, а бояре и весь народ вошли в монастырь, которые же не поместились в монастыре, те все стояли около ограды».

Неужели, прочитав эту сцену, описанную Соловьевым с большим художественным даром, можно подумать, что она срежиссирована? Неужто все так талантливо могли сыграть? А если поверить в ее истинность, то никак нельзя отказать в величии такому народу. Это яркое проявление высокой духовности. Ну да оставим наши комментарии и вернемся в Новодевичий монастырь.

…После отслуженной обедни патриарх с духовенством в священных одеждах с крестом и образами пошли в келью к царице и били ей челом со слезами, стоя на коленах, просили ее благословить Бориса Федоровича на царство.

«А дворяне, приказные люди, – пишет Соловьев, – гости и весь народ, стоя у кельи по всему монастырю и около монастыря, упали на землю и долго с плачем и рыданием вопили: «Благочестивая царица! Помилосердуй о нас, пощади, благослови и дай нам на царство брата своего Бориса Федоровича!»