…От обязанностей полпреда Сокольникова освободили 14 сентября 1932 года, как сообщалось в постановлении Президиума ЦИК СССР, «согласно его просьбе». («К сожалению, — писала Серебрякова, — именно я потребовала от мужа возвращения в Москву, чтобы издать скорее свою книгу об Англии».) О причинах отставки полпреда зарубежная печать строила всевозможные догадки. Высказывалось предположение, что «советский Витте» — так его называли по аналогии с царским министром финансов С. Ю. Витте — вызван в Россию для того, чтобы выправить расстроенное финансовое хозяйство страны, спасти от полного обесценивания некогда твердый, котируемый на зарубежных валютных биржах червонец. В интервью либеральной газете «Ньюс кроникл» Сокольников заявил, что покидает свой пост с сознанием того, что англо-советская торговля со времени восстановления дипломатических отношений значительно возросла, а многие предрассудки, существовавшие ранее у англичан относительно СССР, исчезли. В передовой статье говорилось, что в течение последних трех лет советский полпред выполнял свои обязанности «с большим тактом и умением». В его честь Англо-Русская торговая палата организовала прощальный банкет, на котором присутствовали виднейшие представители британской промышленности. Сокольников, признавалась одна из «правых» газет, «пользуется действительным уважением лондонского общества. Англичане высоко оценили его верность данному слову: Сокольников исполнял то, что обещал».

По воспоминаниям Серебряковой, Сталин, впервые встретившись с Григорием Яковлевичем после его приезда в Москву, с кривой усмешкой зловеще заметил: «Говорят, Григорий, ты так полюбился господам англичанам, что они тебя отпускать не хотели. Может, лучше тебе жить с ними?» Около полугода Сокольников находился в опале. И только в марте 1933 года последовало новое назначение — членом коллегии Народного комиссариата по иностранным делам. А 26 мая Президиум ЦИК утвердил его заместителем наркоминдела.

В ведение Сокольникова переходят вопросы, связанные с отношениями СССР с государствами дальневосточного региона, прежде всего с Японией, вставшей на опасный авантюристический путь внешнеполитической и военной экспансии. В одном из своих выступлений Григорий Яковлевич говорил, что с той проповедью, которая раздается из лагеря немецкого фашизма, призывающего к расширению германских территорий путем захвата восточных земель, полностью смыкаются голоса, звучащие на Дальнем Востоке. Развязав войну в Китае и оккупировав Маньчжурию, японская военщина открыто готовила плацдарм для агрессии против СССР.

Правительство Японии упорно отказывалось заключать пакт о ненападении, саботировало переговоры о продаже принадлежащей Советскому Союзу Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Деятельность КВЖД была фактически парализована благодаря массовым арестам работавших на ней советских служащих, нападениям на поезда, грабежам, разрушениям путей и другим бесчинствам. В этот период замнаркоминделу Сокольникову приходилось не раз вызывать к себе японского посла в Москве Ота для представления ему заявлений правительства СССР. В них выражался решительный протест против подготавливавшихся японо-маньчжурской стороной планов захвата КВЖД и непрекращавшихся провокаций на советской границе и в советских территориальных водах, против грубых нарушений ранее заключенных договоров и общепризнанных норм международного права.

«Мы, конечно, не ищем ссоры с Японией, — писал Сокольников полпреду в Токио К. К. Юреневу в октябре 1933 года, — наоборот, всячески заинтересованы в том, чтобы сохранить мирные отношения и договориться по спорным вопросам. Однако, видимо, японская военная партия ориентируется все более и более определенно на перспективу превентивной войны против Советского Союза». Сокольников считал, что «кормление японского хищника мелкими подачками будет только усиливать его аппетит и создавать уверенность в безнаказанности и в своем превосходстве в силах». Поэтому политика СССР, при сохранении основной ориентировки на мир, «не может быть позицией уступок и поблажек японской военщине и замазывания провокаций и безобразий, которые позволяет себе японское правительство». До событий у озера Хасан, до Халхин-Гола и Пёрл-Харбора было еще далеко. Но уже тогда, в 1933 году, Сокольников отдавал себе ясный отчет, что «вся обстановка мировая и японская говорит за то, что развитие кризиса… может совершаться лишь в сторону повышения удельного веса крайних военно-фашистских и империалистических групп, которые поведут Японию по пути безудержных военных авантюр».

Много внимания уделял Сокольников и развитию дружественных отношений СССР с Монгольской Народной Республикой. 27 августа 1933 года он и полпред МНР в Москве Самбу подписали соглашение о консолидации займов и кредитов, предоставлявшихся Советским Союзом Монголии в разное время и оставшихся полностью или частично непогашенными, в единый «Консолидированный заем 1933 года» в сумме 14 миллионов тугриков, который предоставлялся республике сроком на 15 лет. С монгольскими товарищами у Григория Яковлевича были давние связи. В декабре 1925 года Совет и правление Монголбанка обратились к нему, тогдашнему наркому финансов СССР, с телеграммой: «В день выпуска в народное обращение тугрика приветствуем Вас, оказавшего неоценимое содействие подготовке денежной реформы. Выражаем твердую уверенность в том, что монгольская национальная валюта, проводимая на твердых основаниях, обеспечивающих ее устойчивость, будет служить основой возрождения хозяйства Монголии и будет содействовать укреплению хозяйственной связи с СССР». В своем ответе Сокольников подчеркивал, что создание собственной денежной системы кладет начало новой эпохе в экономической истории Монгольской республики.

В мае 1934 года постановлением ЦИК коллегию Народного комиссариата по иностранным делам ликвидировали. Первым заместителем наркома стал Н. Н. Крестинский, вторым — Б. С. Стомоняков. Сокольников, как и Л. М. Карахан, был освобожден от обязанностей замнаркоминдела «ввиду его перехода на другую работу» Карахана вскоре назначили полпредом СССР в Турции. О новой же должности Григория Яковлевича никаких сообщений в течение года в прессе не появлялось. Тем не менее 1 декабря (в трагический день убийства С. М. Кирова) как член ЦИК СССР Сокольников вместе с замнаркомвнешторга Ш. 3. Элиавой и Б. С. Стомоняковым участвовал в подписании ряда советско-монгольских соглашений — «об основах советско-монгольской торговли», «о советско-монгольских смешанных обществах», «о советниках, инструкторах и специалистах».

Последнее, довольно неожиданное назначение Сокольникова — первым заместителем наркома лесной промышленности СССР — состоялось в мае 1935 года. Новая, незнакомая работа, новые обязанности и заботы. Но Григорий Яковлевич принадлежал к тем счастливым натурам, у которых едва ли не все, за что они берутся, получается хорошо. И все же разумно ли было поручать недавнему дипломату, экономисту и финансисту с мировым именем заниматься вопросами сплава древесины, механизированной вывозки леса и тому подобным? Сталину, видимо, очень хотелось унизить, согнуть этого гордеца-интеллигента. («Гордый наркомфинянин» — так, кстати, назывался дружеский шарж на Сокольникова работы художника В. Н. Дени, помещенный в «Правде» осенью 1924 года.)

На январской Московской партконференции 1934 года Сокольникову, в то время являвшемуся заместителем наркома по иностранным делам и кандидатом в члены ЦК ВКП(б), устроили настоящую обструкцию, не давали говорить, настойчиво требовали, чтобы он рассказал про свои «ошибки в области индустриализации». «Простите за простую мысль, — обратился он к залу, — но неужели вы думаете, что, вы, здесь присутствующие, правильно видите ленинский путь, а я его никак увидеть и вернуться на него не могу?» Ему ответил из президиума конференции первый секретарь МК ВКП(б), член Политбюро ЦК Л. М. Каганович. «Видите ли, товарищ Сокольников, — заявил он под «бурные, долго не смолкающие аплодисменты», — рабочие и крестьяне поняли это давно, а вот такие люди, как вы, например, которые считали себя вумными, раньше запутались и попались в лапы врага против рабочего класса, против ленинизма и своей партии. Вот почему так волнуются делегаты и хотят слышать правду о ваших ошибках, хотя бы наполовину от этих вумных людей». В заключительном слове Каганович с издевкой говорил, что простая колхозница политически грамотнее «ученого» Сокольникова.