— Потому что если бы ты хотела, то ушла. К чему устраивать разбор полётов?

Я и хотела, хочу сказать я. Всё это время хотела, вот только где-то настолько глубоко в душе, что боялась признаться даже себе. А когда всё-таки решилась сделать выбор, ты меня опередил. Жизнь, как она есть — сначала я туплю нещадно, потом огребаю туеву хучу последствий и начинаю возмущаться по этому поводу.

— Паршивая из нас парочка вышла, да? — смешок получается нервный, но это не слёзы и не желание орать, что уже хорошо.

И Илья это, похоже, понимает, так что коротко усмехается в ответ:

— Своеобразная.

Разговор не пришёл к логическому завершению, потому как вряд ли оно вообще было в этой ситуации. И осознаём мы это одновременно.

— Мы же можем… — он замолкает, видимо представив, как клишировано и не к месту будет «остаться друзьями».

— Не стоит, — киваю я, поднимаясь. — Надеюсь, вторая попытка будет для тебя более успешной.

— Я тоже, — и не думая отрицать, что собирается дать бывшей ещё один шанс, соглашается Илья. — А твоя?

— Я уж постараюсь.

— Хорошо, — он тоже встаёт. — До свидания?

— Прощай, Илья.

Уходя, я вновь не оборачиваюсь, но на этот раз не забываю закрыть дверь на ключ. Даже если эта дверь существует только в моей голове.

На остановке очередь, как в Чёрную пятницу, да и совсем не помешает проветрить мозги, так что домой я отправляюсь пешком. По дороге исполнив повеление царицы Лизаветы и включив-таки телефон. Тридцать семь пропущенных — это сильно, даже при учёте того, что звонили сразу двое, но вот честно, неужели нельзя было как-то более оперативно понять, я не хочу с ними разговаривать, а?

Перчаток с собой, конечно же, нет, так что приходится распутывать завалявшиеся в сумке наушники и уже с них звонить подруге.

— Вот я тоже женщина и вроде как должна понимать твою логику, да? Только ни фига не понимаю, хоть тресни! — констатирует Бэт, в кои-то веки выслушав меня до конца и не перебив при этом ни разу.

— Я тебя сейчас тоже не понимаю, — поразмыслив, признаюсь я.

— Крис, ты ненавидела Тимофея три года. Слышишь меня? Три года ненавидела почти незнакомого человека за то, что тот целовался с другой девушкой. Окей, хорошо. А теперь, когда твой парень на твоих фактически глазах спит со своей бывшей, ты говоришь «да всё в порядке, я тебя прощаю». Ты нормальная вообще?!

Последнее она буквально кричит в трубку, так что прежде чем ответить, я морщусь недовольно, но подруга этого, понятное дело, не видит.

— Я не говорила, что простила его, не придумывай.

— Да что ты? А, по-моему, как раз так оно и есть.

— Не так, — это действительно не так, но одно дело — осознать всё для себя и совсем другое — объяснить кому-то. К сожалению устройство для передачи мыслей пока не изобрели. — Мне… мне просто пофиг, понимаешь? То есть нет, чисто человечески мне обиден сам поступок, но как девушке — пофиг. Вот когда Фея с другой увидела, да, хотелось ей патлы повырывать, а тут… Это знаешь, равносильно тому, чтобы реально обидеться, если Фирсова меня шлюхой назовёт. Да, я посоветую ей пасть прикрыть, это понятно, но на самом деле её мнение никоим образом меня не заденет. А вот если то же самое сделаешь ты…

Задумчивое хмыканье в гарнитуре прерывает несколько секунд тишины.

— Да ну, у тебя рвотный рефлекс даже когда врач просит горло показать, — наконец подводит итог размышлениям она. — Ты была бы профнепригодна, — и ржёт так, что я не могу не присоединиться, несмотря на далеко не радужное настроение.

— Ты ужасна, ты осознаёшь это? Ты должна была сказать, что такого никогда не произойдёт! Просто слов нет… — успокоившись, я удручённо качаю головой. — И вообще, не то, чтоб я так стремилась в эту профессию, но чего дискредитируешь-то сразу?

— Зря, кстати. Я про «не стремлюсь». Мало ли как будет с вакансиями юриста, когда мы универ закончим. А тут такая шикарная альтернатива, м?

— Кто-нибудь со стороны послушает и решит, что мы психи, вот правда.

— И что? Нормальными быть скучно! И смотри-ка, зато эмоций у тебя в голосе теперь побольше, чем в мороженой креветке.

— Креветка? Реально? Она же без мозгов совсем!

— Ты временами тоже, но я всё равно тебя люблю. Всё, я паркуюсь у магазина. Напиши мне вечером, как всё прошло, ладно? Но если разговор перейдёт в секс на кухонном столе, можешь не писать, постараюсь до утра не умереть от любопытства.

— Ты озабоченная, знаешь об этом?

— А то! На тот и держимся, — Бэт снова хохочет в трубку и отключается, не попрощавшись. Впрочем, всё, как всегда.

Дома оказывается, что я легко могла бы номинироваться на «Рукожоп года», потому как решительно всё происходит через это самое место. И если прищемив руку дверцей шкафа и уронив на пол яйцо (чем искренне порадовала Люциана) я ещё держусь, то обрезав палец при попытке отрезать батон, раздражаюсь окончательно. Очевидно, идея по-быстрому приготовить что-то на ужин заведомо провальная, с таким успехом можно и квартиру спалить, так что от неё я отказываюсь. В самом деле, не умрёт кошак от позавчерашнего супа, тем более на крайний случай в холодильнике есть домашние вареники, приготовленные загодя и замороженные про запас. А в меня кроме парочки бутербродов всё равно ничего не полезло, не иначе как от нервов.

У него всего на одну пару больше, а я потеряла время на разговор с Ильёй и пеший ход до дома, поэтому ждать, по сути, остаётся недолго, вот только состояние сейчас такое, что минута идёт за десять, не меньше. И устроившись на диване в гостиной я буквально гипнотизирую чёртову стрелку, будто прилипшую к циферблату. Ну, шевелись, зараза!

Звук ключей в замочной скважине извещает конец мучениям. А может наоборот, самое их начало…

— Крис?

Тон у Фея на редкость неуверенный, я такой и припомнить не могу. Но в целом отлично его понимаю, идея смыться куда-нибудь за последний час посещала меня не раз и не два. Но всё же я здесь, а теперь ещё и он здесь и…

— Я дома, — беззвучно откашлявшись, чтобы не звучать несмазанной телегой, отзываюсь я.

Если прикрыть глаза, то по звукам можно попытаться предсказать то, что происходит сейчас в коридоре. Вот он разувается и ногой двигает ботинки к стене, поближе к моим. Вот сбрасывает куртку и вешает её в шкаф, по соседству с пуховиком. Этот звон — от брошенных на полку ключей, куда через мгновение отправится и брелок сигнализации от машины. А вот эти шаги по коридору и предсказывать не нужно, и так понятно. Ну, здравствуй, час истины.

— Привет.

Он входит, внешне вполне расслабленный, не то, что я. Везёт же некоторым иметь такое самообладание. Но вместо того, чтобы поздороваться в ответ, сохраняя хоть видимость того, что умею держать себя в руках, я удивлённо моргаю несколько раз.

— Не обращай внимания, временная мера, — машинально поправив очки, которые и привлекли моё внимание, просит он. — Позавтракал какой-то штукой из того, что привезли твои родители и началась аллергия, линзы пока вне зоны доступа.

Глаза у него и впрямь слегка покрасневшие, будто Фей плакал недавно, хоть это идея скорее из области очевидного-невероятного. Но то, как он выглядит в очках (пусть оправа не чёрная, а обычная, металлическая) просто затмевает собой всё остальное. Боже правый, коварный же ты кошак! Как я должна с тобой разговаривать, если теперь только и могу думать о том, чтобы повторить вчерашнее? Впрочем, сама проговорилась, что мужчина в очках выглядит на редкость привлекательно, не на кого теперь пенять.

Пытаясь удержать мысли в приличной плоскости, я коротко дёргаю головой, припоминая последнюю его фразу:

— Погоди, какой штукой, пахлавой что ли? С ума сошёл, там же мёд!

— А я знал? Уж извините, состав там не написан, а пахло вполне себе аппетитно, — ну, тоже верно. — Да всё в порядке уже, выпил таблетку, завтра буду, как новенький.