Илья, оказавшись дома, даже не думает переодеваться, только расстёгивает пару пуговиц на белой рубашке и закатывает до локтей рукава, недвусмысленно демонстрирующие — господин Романов не только юридические дела в руках привык держать. Непонятно только, когда у него на спортзал времени хватает? В любом случае, взгляд на мышцах и проглядывающих венах задерживается будь здоров, так что всё то время, пока он колдует над чайником и накрывает на стол, я безбожно пялюсь, подперев голову рукой.
Я не инициатор, совсем нет, даже в таких вот мелочах, вроде взять первой за руку или поцеловать, но именно сейчас — хочется. Не удерживаюсь, поднимаюсь со стула и подхожу к нему со спины, обнимая за талию и утыкаясь носом между лопаток. Чувствую, как ложатся его руки поверх моих и, не вижу, но догадываюсь, как он улыбается.
— Передумала дегустировать?
— Не дождёшься! — короткий поцелуй в так удобно подставленную щёку, для которого приходится встать на цыпочки, и я пытаюсь вернуться на место.
Но Илья не пускает, ловит в объятия и притягивает ближе. Сердце пускается в галоп в ожидании поцелуя. И мужчина целует — в щёку, медленно-медленно и не прекращая смотреть в глаза, отчего разом пересыхает во рту. А затем меня водружают на стул:
— Тогда потерпи ещё минутку.
Минутку? Да если он продолжит так на меня смотреть, то я вечность терпеть готова. Только не очень долго. Пожа-а-луйста…
Чай оказывается и правда потрясающим. Не знаю, индийский он там или нет, но на гадость из пакетиков (или даже на то, что продаётся на развес по паре тысяч за килограмм), непохож ни капли. Дарджилинг, первый сбор, ни о чём мне не говорит, поэтому предпочитаю поверить Илье, что это очень круто. А уж если к нему прилагается тёмный, но вкусный шоколад и умопомрачительные поцелуи, так уж точно.
Это какая-то магия, но наши разговоры, о чём бы они ни начались, умудряются сводиться к работе. Но это не значит, что я против, Илья же ею просто кипит, а уж рассказывает так, что впору слушать с открытым ртом. Мои вопросы наверняка глупы или по меньшей мере наивны, но ответы получаю на каждый, что только подстёгивает любопытство. Даже задумываюсь, в какой-то момент, что замуровать себя в тихом уголке офиса — не верх мечтаний.
— И всё равно, у них разве своих юристов нет? Эти командировки еженедельные кучу денег же стоят, да? Перелёты, отели там…
— Смотря что считать кучей, на самом деле. Для нас с тобой — однозначно куча, а вот для компании с мировым, фактически, именем? Юристы в филиалах однозначно есть и большинство дел ведут именно они, я выезжаю только на наиболее крупные. Это сейчас такой ажиотаж, после лета, тогда было затишье — все по отпускам, когда судиться-то? — Илья привлекает меня ближе, и я с удовольствием поддаюсь, продолжая слушать. — Так вот, цена таких исков — миллионы. Девяносто процентов из них я свожу к решению в нашу пользу, ещё по восьми — минимизирую расходы по штрафам, как минимум. Так что все перелёты и отели на этом фоне просто капля в море. А вообще, никогда не понимал, почему люди на местах не хотят работать без хорошего такого пинка или распоряжения сверху.
— Это ты там такой командующий и деспотичный? — с сомнением уточняю я, так как подобное поведение с обликом Ильи не вяжется вот ну никак.
Тут же получаю лёгкий укус за ухо и наигранно-грозное:
— Сомневаешься во мне?
— В тебе? Ни вот на столечко! — демонстрирую почти соединённые большой и указательный пальцы. — А вот в твоей грозности…
— Ах так?!
Я не знаю, кто из нас первым тянется за поцелуем после его восклицания и сощуренных глаз. Очень даже возможно, что именно я, зачарованная и впрямь несколько отличающимся от привычного обликом мужчины.
Но вот к себе на колени меня перемещает точно Илья, ещё и пальцами в волосы зарывается, словно сдерживая от попытки сбежать или отстраниться. Только кто бы предпринимал эти попытки, я же себе не враг.
— Маленькая…
— А кровать в этом доме есть? — перебиваю я, стоит ему разорвать поцелуй.
Мужчина несколько секунд пытливо заглядывает в глаза, явно пытаясь найти там хотя бы отголоски сомнений, но, понятное дело, не находит. И встаёт, одновременно поднимая меня на руки:
— Для тебя — найдём.
Только для меня? Ну очень заманчивое предложение…
Илья нежный, просто до безумия. До сих пор не могу поверить, что вот этот мужчина, которого я в самом начале без сомнений записала в категорию мачо, может быть таким. И каждый новый поцелуй как очередная причина спятить.
Да я, наверное, уже и так не в своём уме, раз едва почувствовав спиной покрывало на кровати, тянусь к пуговицам рубашки. И хнычу от отчаяния, когда руки перехватывают и вздёргивают над головой, прижимая несильно, но крепко.
— Не торопись, — эти же слова, только сказанные совсем другим человеком отдаются эхом в голове, заставляя зажмуриться.
Но тут же оказываются выметены, вымещены прочь сомкнувшимися на мочке уха зубами. Ладонь Ильи на бедре, на самой границе ткани платья и тонкого капрона чулка, но вместо того, чтобы двинуться вверх, мучительно медленно скользит вниз, пощекотав кожу под коленом, а затем забросив ногу на его бедро.
Я так его хочу, что почти больно, а теперь не остаётся сомнений, он меня хочет тоже — желания не в силах скрыть даже плотная ткань джинсов. Но как же они мешаются, кто бы знал. Все эти чёртовы тряпки, кто их придумал вообще?!
Мой личный телепат вновь ловит нужную волну и вот уже вниз ползёт молния платья, так предусмотрительно расположенная впереди. Тоже медленно, даже слишком, за что Илья получает укус, тут же зализанный с постыдной тщательностью.
Комната освещена только светом из коридора, но и его хватает, чтобы убедиться — комплект выбран правильно. Взгляд мужчины такой, что впору плавиться от него одного, но на помощь приходят ещё и руки. Ох, эти волшебные руки… Они стягивают платье с плеч, а затем отпускают меня, помогая разоблачиться окончательно, оставляя в белье и чулках. А сам Илья всё ещё одет, что кажется мне вселенской несправедливость. А несправедливость я ой как не люблю…
На этот раз он не запрещает, даже помогает, так что от ненужных элементов мы избавляемся в два счёта. И я наконец-то могу вдоволь исследовать его тело, скользя ладонями насколько хватит желания, фантазии и стыда. Впрочем, последний сегодня, кажется, вообще в отключке.
Зубы мужчины смыкаются на затвердевшем, проступающем сквозь кружево соске, заставляя судорожно втянуть воздух сквозь зубы и мстительно скользнуть, буквально кончиками пальцев, по натянутой ткани боксеров. Почувствовать, как он инстинктивно подаётся вперёд, улыбнуться победно, ровно на секунду, пока уже его пальцы не проберутся под ткань моих трусиков.
Стон вырывается непроизвольно и звучит слишком громко в звенящей тишине спальни, но я никогда не умела быть тихой, а в этот раз не стоит и пытаться, слишком велики эмоции и чувства, даже сейчас. А уж когда меня избавляют и от белья, оставив одни чулки и цепочку на шее…
Это слишком. Слишком много всего и сразу. Много меня, его, и нас вместе тоже много. Кожа к коже, губы к губам и влажные волосы, прилившие к шее, пока Илья перебирает пальцами, играет с моим телом словно на музыкальном инструменте. Что и говорить, он точно знает, какие клавиши стоит нажать.
Этого мало. Слишком мало и хочется большего, стань одним целым, пробраться ему под кожу да так и остаться там, хотя бы на эти минуты. И я тяну «пожа-алуйста» так, словно от этого зависит жизнь. Или смерть. Моя маленькая смерть.
Шелест фольги на несколько секунд вырывает из небытия, а затем, спустя мгновение дискомфорта, возвращает обратно. Туда, где нет ни времени, ни горизонтали кровати, только два тела, сплетённые в одно. Напряжённые предплечья, за которые я хватаюсь, в попытке удержать себя на краю этого безумия. Платина волос, особенно светлых в неверном свете. Угол скул, которые я выцеловываю в тот момент, когда Илья даёт такую возможность.
