М а т ь (успокаивает её): Он снова будет с тобой, доченька. Твой ребёнок снова будет с тобой.

Ц а р и ц а (внезапно придя в себя): Мой ребёнок?

М а т ь: Да, Джаннат, твой ребёнок.

Ц а р и ц а: Мой? Разве может у меня быть ребёнок?

М а т ь: Конечно, у тебя может быть ребёнок, доченька!

Ц а р и ц а: Но как, матушка? Ведь мой муж хочет, чтобы я была чиста!

М а т ь: Да будь он проклят со своей чистотой! Разве это чистота? Нет, это скверна! Он обманул тебя своими словами о чистоте и осквернил твою жизнь - да, дочка, осквернил! Разве есть большая скверна, чем жизнь, потраченная впустую, без детей, без потомства?!

Ц а р и ц а: Но что же мне делать, матушка? Что же делать? Где выход?

М а т ь: Нужен другой мужчина, доченька.

Ц а р и ц а (удивлённо и испуганно вскакивает): Другой мужчина?

М а т ь (твёрдо): Да. Другой мужчина. Это единственный выход.

Ц а р и ц а: Но разве есть другой мужчина? Аль-Хаким - единственный мужчина, а все остальные - рабы...

М а т ь: Может быть, есть и ещё один...

Ц а р и ц а (с надеждой): Клянусь тебе, матушка, я слышала его голос!

М а т ь: Может быть, есть и ещё один, доченька.

Ц а р и ц а: Непременно есть! Клянусь тебе, матушка, есть!

М а т ь: Невозможно истребить всех мужчин в мире... Должен остаться хотя бы один.

Ц а р и ц а: Что ты собираешься делать, матушка?

М а т ь: Я буду искать этого мужчину, Джаннат. Буду искать его повсюду, в каждой стране. Моё сердце говорит мне, что он где-нибудь да есть. Невозможно истребить всех мужчин в мире... (идёт к двери, но колеблется.) Должен остаться хотя бы один. (Царица удивлённо смотрит на неё. Мать выходит, оставив Джаннат одну. Та смотрит наверх и вдруг бросается на колени, дрожа.)

Ц а р и ц а: Господи! Помоги ей, Господи!

Занавес

(У границы. Граница пролегает посреди пустыни, совершенно безлюдной, за исключением маленькой хижины вдали. На сцене темно. На сцену входит пожилая мать с небольшим светильником в руке. Она опирается на клюку, согнув спину; видно, что долгие поиски и странствия её утомили.)

М а т ь (взывает слабым голосом): Один-единственный мужчина, Боже милосердный! Один только мужчина, милостивый Боже... Только один, только один... Неужели во всей нашей земле не осталось ни одного мужчины? (Пересекает сцену и исчезает. Снова становится темно. Затем появляется старик в грязных лохмотьях со светильником в руке. Он вешает светильник у двери хижины, садится у порога, берёт дудочку, играет на ней, затем начинает петь слабым голосом.)

Н и щ и й с т а р и к (поёт): Все спят, лишь один я не сплю этим вечером,

Я - евнух, печатию рабской отмеченный,

Но не торопитесь жалеть меня, встречные:

Прекрасна тогда жизнь, когда терять нечего.

(С противоположной стороны сцены входят чужак, а за ним - двое стражей, Абид и Осман. Оба вооружены мечами. Осман подходит к хижине.)

А б и д: У тебя есть вода? Напои нас, пожалуйста, и да благословит тебя Бог.

(Старик из хижины подходит к ним с небольшим бурдюком и даёт попить Абиду и Осману. Он подходит к чужаку, видит, как он красив и силён, и замирает от радости и восторга.)

О с м а н: Этот мужчина - чужеземец.

С т а р и к: Добро пожаловать, прошу вас, прошу вас! (рассматривает чужака с восхищением, не в силах поверить своему счастью.)

А б и д (чужаку): Желаете немного передохнуть здесь?

Ч у ж а к: Этот пожилой мужчина - добрый человек, и я с удовольствием побуду с ним. (Садится, а старик садится рядом. Осман берёт Абида за руку и отводит его подальше от остальных двоих, в угол сцены, где они начинают перешёптываться.)

О с м а н: Мы должны убить чужеземца.

А б и д: Почему, Осман? В нём нет зла, к тому же, он сейчас покинет наши земли, и мы больше его никогда не увидим!

О с м а н: Таков приказ повелителя.

А б и д: Повелитель приказал мне просто вывести его из города.

О с м а н: А затем он приказал мне его убить.

А б и д: Но зачем ему убивать чужеземца? Это добрый мужчина, в нёт нет зла.

О с м а н: Повелитель знает его лучше, чем мы. Он - чужой для нас, откуда ты знаешь, добрый он или нет?

А б и д: Знаю.

О с м а н: Откуда?

А б и д: Ты смотрел ему в глаза? Посмотри, и ты поймёшь, что в этом мужчине не может быть зла.

О с м а н: Его взгляд не говорит мне ни о чём! Ты просто боишься его, вот и всё. Ты чувствуешь, что он сильнее тебя, и боишься, что он тебя убьёт!

А б и д: Я не боюсь его. Я шёл вместе с ним некоторое время, пока ты нас не догнал; один раз я запнулся, упал и выронил меч, а он тут же подал мне его и помог подняться. Если бы этот мужчина хотел меня убить, он убил бы меня тогда, но в нём нет зла.

О с м а н: Я не могу ослушаться приказа повелителя. Он приказал мне убить чужака, и мы должны его убить.

А б и д: Я не могу его убить.

О с м а н: Тогда дай это сделать мне. (Молчит и думает.) Давай ты скажешь старику, что устал и не можешь идти дальше, и останешься в его хижине. А я выведу чужака на дорогу и там убью. (Абид смотрит в землю и не отвечает. Осман обращается к мужчинам, сидящим рядом.)

О с м а н: Мой товарищ устал и не может идти дальше. Ты разрешишь ему отдохнуть здесь, пока я провожаю нашего дорогого гостя за границу?

С т а р и к: Как вам угодно, господин! Мой дом - ваш дом. (Протягивает Абиду руку и сажает рядом с собой.)

О с м а н (чужаку): Пойдёмте, сударь.

Ч у ж а к: Пойдём. (Встаёт и уходит. Осман следует за ним. Абид сидит рядом со стариком - у юноши беспокойный вид. Затем он встаёт и начинает в волнении ходить туда-сюда.)

С т а р и к: Что с вами, господин мой?

А б и д (гневно): Это несправедливо! Наш халиф - тиран! Что сделал этот мужчина, чтобы его убивать? Что он сделал? Неужели халифу недостаточно того, что он делает с нами? Он - самодур!

С т а р и к: Что случилось, господин мой?

А б и д: Осман пошёл убивать этого мужчину.

С т а р и к: Но почему?

А б и д: Приказ государя.

С т а р и к: Государь безумен! Неужели ему недостаточно кровопролитий?

А б и д: Ему никогда не будет достаточно...

С т а р и к: И что ему сделал этот мужчина? В нём столько добра, столько любви... Первый раз я вижу подобного человека, но моё сердце сразу же открылось ему. Ты представить себе не можешь, сынок, как я ему рад!

А б и д: Ты смотрел ему в глаза?

С т а р и к: Да! К его взгляду нельзя привыкнуть, сынок.

А б и д: Взгляд того, кто ничего не боится...

С т а р и к: Взгляд мужчины.

А б и д: Как бы я хотел, чтобы и у меня был такой взгляд! Как бы я хотел быть мужчиной... Но я не могу! Если бы я был мужчиной, я бы остановил Османа! Остановил... или хотя бы предупредил чужеземца. Но я не смог, не смог! (Закрывает лицо руками и содрогается.)

С т а р и к (утирает слёзы рукавом): Не печалься, Абид - твоей вины в этом нет. Наш халиф - безумец, он сделал всех мужчин рабами... У него и оружие, и власть, и деньги - что ты мог сделать против всего этого?

А б и д: Я должен был сопротивляться до последнего...

С т а р и к: И почему же ты не сопротивлялся?

А б и д: Я был совсем один, никто меня не поддерживал. Я сказал одному из своих товарищей, что нужно отказаться, но он обозвал меня сумасшедшим, потом поднял на меня свои покорные, как у барана, глаза и сказал: "Разве можно сопротивляться природе?" И мне пришлось стать рабом-евнухом, как и прочие...

С т а р и к: Значит, нам на роду написано быть рабами.

А б и д: Нет! Нет, не написано! Это ложь, ложь! Никогда больше я не поверю этим словам, никогда!