– Ладно, дядя, успокойся! – приблизилась Вероника. – Ну что, может подвезёшь?!

– Разве что до ближайшей патрульно-постовой машины или пункта милиции, – ответил он, хлопая монтировкой по ладони. – А подруга твоя будет свидетем, как ты на троллейбусы бросаешься.

– Шеф! – вмешался Гладышев. – Да ты посмотри на неё, подруга вся продрогла. Я же из-за неё тебя остановил. Хоть верь, хоть не верь, полчаса стоим, ни одной машины не проехало. Ты первый.

– Ну и что теперь? Разве не видишь: в депо? Что, читать не умеешь?

– Но, пожалуйста, шеф, подвези!

– Я что тебе, такси что ли?

– Ну что делать? Ведь ни одной машины?

Вероника подошла ближе. Заметив, что она действительно озябла, водитель смягчился:

– Ладно, куда вам?

– Да нам туда, где повеселее! В ресторанчик какой-нибудь…

– Ну, вы даёте!

– А что?

– Да это ж не тачка, а троллейбус. Он по проводам ездит, а не куда захочешь!

– Ну да-к, ты нас довези поближе, а мы там сами пешком дойдём.

– С вас бутылка, полез обратно в кабину водитель.

– Я думала, что он тебя сейчас прибьёт, – призналась Вероника. – никогда не думала, что ты на такое способен!

Они ехали по Москве в пустом и холодном троллейбусе, скакавшем с линии на линию, со стрелки на стрелку, пока, наконец, не затормозили у какого-то перекрёстка.

– Сейчас немного пройдёте, свернёте направо, там увидите в подвальчике ресторанчик.

Гладышев отдал водиле деньги, и они пошли в указанном направлении и вскоре оказались перед входом в подвальчик под неоновой вывеской «Ресторан – Бар».

В гардеробе они оставили свою верхнюю одежду, и Гладышев задержался у зеркала, отряхнув испачканные штаны и поправив причёску. Вероника удалилась в дамскую комнату.

Направо была стеклянная дверь в ресторан. Налево – вход в бар.

– Сначала в ресторан, потом в бар, посмотрим, – скомандовала Вероника.

Зал ресторана был небольшой и уютный. Народу почти не было, видно, не многим по карману были здешние цены.

Вероника и Гладышев остановились в дверях ресторана в растерянности, с любопытством оглядывая зал.

Небольшие кругленькие столики, покрытые красно-белыми, вышитыми скатертями. В центре на каждом низкая настольная лампа под розово-жёлтым шёлковым колпаком-абажуром. По четыре деревянных стула с резными спинками.

К вновь появившейся парочке подошёл официант неправдоподобно широко улыбающийся. Чувствовалось, что клиенты не балуют это заведение.

Рассыпаясь в любезностях, официант проводил их до понравившегося Веронике столика, любезно отодвинул стулья, сначала ей, а затем ему, и словно фокусник, извлёк неизвестно откуда меню на тиснёной, с золотистой каймой по краю листа бумаге.

Когда он удалился, оставив их за изучением блюд и закусок, Вероника вздохнула, оглянувшись вокруг, потом с улыбкой произнесла:

– Мне здесь нравится.

На её лице светилось удовольствие.

– Да, – согласился Дима, – редко можно попасть в столь приятное местечко. Только вот, сколько будет стоить это удовольствие.

– Не порть мне настроение, – слегка наклонилась к нему Вероника. – Я хочу отдохнуть и развеяться, а не деньги считать. Они у меня пока есть!

– Хорошо, не буду, – однако его продолжало глодать беспокойство, что здесь всё очень дорого стоит, и потому он никак не мог расслабиться, чтобы почувствовать себя окончательно комфортно и хорошо.

– Что ты ёрзаешь, как иголках? – снова зашептала Вероника. – Ты своим видом портишь мне всё настроение! Последний раз говорю тебе: выбрось из головы мысли о деньгах. Я знаю, что они копошатся у тебя в ней, как черви! Посмотри лучше, как здесь мило, как здесь хорошо! Неужели ты не можешь радоваться этому?

– Не могу, – признался он честно.

– Почему?

– Потому что это всё не моё. Это как красивая, яркая ловушка для таких мотыльков, как ты.

– Тьфу ты, дурак! – возмутилась Вероника. – Слушай, ты мне уже почти испортил настроение! Зачем мы пришли сюда? Чтобы ты теперь гундел себе под нос? Ты же сам хотел пойти и посидеть в каком-нибудь уютном ресторане! Чтобы ты здесь делал один?

– Один бы я сюда не пошёл, – Гладышев потупил взгляд.

– А куда бы ты пошёл?

– Никуда.

– Зачем же ты тогда говорил мне, что хочешь пойти в ресторан?

– Я же предупредил тебя, что только мечтаю об этом.

– Ну, вот, теперь твоя мечта сбылась! Зачем же теперь портить кровь себе и другим?

К их столику подошёл официант, всем своим видом выражающий готовность обслужить своих новых клиентов. В руках у него был пустой серебряный поднос и большая белая салфетка.

– Что будете заказывать? – спросил он, выдержав паузу.

– На, кавалер, заказывай даме ужин, – передала Вероника меню через столик Гладышеву.

Он уставился в него, и от упорной работы мозга, зациклившейся и зашедшей в тупик, на его лбу выступила испарина. Он читал названия блюд, но не мог сообразить, что это такое. Слова не ассоциировались с образами сколько не напрягал он свою память.

Пауза неловко затягивалась, и потому Вероника забрала у него меню:

– Для начала два зимних салата, картофелль фри, бефстроганоф, солёных огурчиков, красного сухого бутылку и по кружке хорошего, свежего пива.

Официант записал заказ и удалился.

Вероник снова наклонилась к Гладышеву, потушила настольную лампу и зашипела:

– Гладышев, если ты сейчас же не перестанешь тормозить и портить мне настроение, то я не знаю, что тебе сделаю. Ты меня понял?

– Понял, – согласился он.

– Ну вот, а теперь улыбнись!

Он улыбнулся. Вероника вновь зажгла настольную лампу:

– Вот так! Можно ещё шире! Молодец, – она довольно улыбнулась. – Теперь я тебя почти люблю! Если ты будешь умницей.

Когда под утро они последними вышли из ресторана, то были до такой степени пьяны, что едва держались на ногах. Шатаясь и поддерживая друг друга они побрели вдоль по улице, признаваясь друг другу в самых нелепых вещах. Если бы Гладышев был трезвый, то заметил бы, что Вероника всё время называла его Димой. А если бы она понимала, что происходит, то наверняка запомнила бы, что Гладышев умеет быть галантным кавалером, особенно, когда просит её ручку, чтобы помочь подняться ей после очередного падения.

На следующий день они нашли себя совершенно грязными, разбитыми, с пустыми карманами. Как они добрались до гостиницы не помнили ни он, ни она.

Вероника была расстроена, она взяла в Москву небольшой гардероб, и теперь испортила самые любимые вещи, и теперь ей нечем было даже заплатить за химчистку.

У Гладышева голова раскалывалась полдня так, что он не мог разговаривать.

– Ничего себе, мы вчера повеселились! – то и дело возмущалась Вероника.

– Да, – соглашался Дима, – смешивать пиво, водку, вино и шампанское очень опасно.

– Мне даже не в чем спуститься в ресторан пообедать! И денег ни копейки!

– Можно просто так пойти куда-нибудь погулять! – возразил Гладышев.

– Я без денег гулять не умею. Это очень скучно. Для меня это ещё хуже, чем сидеть в номере.

– Хорошо, – согласился Гладышев. – Будем сидеть в гостинице, а потом.

– Что потом? Придёт Бегемот и даст нам денег, да? – вспылила Вероника.

– Да! Ты ведь сказала вчера: «Не думай о деньгах!», я и не думаю. А как только я перестал о них думать, то они странным образом куда-то исчезли. И теперь вдруг надо думать, где их раздобыть! Я в Москве по прихоти Бегемота, вот пусть он и обеспечивает меня средствами к существованию. Сейчас бы я отлично проводил бы время и дома, если бы твоему мужу не вздумалось зачем-то тащить меня в Москву.

– Я тебе сколько раз буду говорить, чтобы ты не называл Бегемота моим мужем? Делаю тебе последнее китайское предупреждение!

– Почему именно китайское?

– Потому!

– А что потом?

– Потом? Потом увидишь! Но только это тебе не понравится, обещаю!

Подошло время обеда, и Веронике всё же пришлось одеть своё неброское платье, которое она взяла просто так, на всякий случай, твёрдо про себя зная, что носить его ей не придётся. Однако платье пригодилось. Оно было тёплое, шерстяное, уютное, но уже вышедшее из моды, угловатое и неброское, поэтому, надев его Вероника испытывала двоякое чувство: с одной стороны, ей было хорошо в нём, но с другой она чувствовала психологический дискомфорт от немодного, неуклюжего, угловатого и неброского его вида.