И тут ее притянули к себе и крепко прижали самые любимые руки.

— Делль…

— Кросстисс…

Она обернулась к нагу, не пойми как оказавшемуся за ее спиной. Тот лишь слегка ослабил объятия, позволяя ей развернуться.

— Ты здесь… навела прямо красоту, — улыбнулся он, окинув все взглядом, — никогда не видел это место таким.

А она вцепилась в него, обвив его тело ногами, словно боялась, что он тоже всего лишь видение… воспоминание…

— Мне было так страшно…

— Не бойся, все уже позади… — гладил он ее по волосам, путаясь в них пальцами. Она прижималась к нему все сильнее. А вода вокруг них как-будто налилась темно-синим, и сквозь нее словно пробивался свет звезд с поверхности. — Поплыли?

И он медленно стал подниматься с ней наверх.

— А у меня не получилось… — протянула она.

— Ну, здесь мало у кого что-то получается, Делль, — немного напряженно отозвался он.

Где это “здесь” она уточнить не успела. Кросстисс поднялся к самой поверхности и застыл, вглядываясь с улыбкой сквозь зеркальные блики морского “неба”.

— Готова?

И Дельфи открыла глаза…

Она сделала первый такой желанный вдох, и сразу почувствовала тяжесть от его руки на животе. Значит, он был рядом. Ей сразу захотелось заплакать от облегчения, но не тут то было. Тело поспешно напомнило о своем существовании совершенно непередаваемыми ощущениями, и плакать захотелось по другому поводу.

Ее, казалось, пережевал дракон. Дельфи не чувствовала ни одного кусочка на себе, который бы не болел или не саднил от каких-то царапин. И все почти было перемотано бинтами, где-то даже влажными, приятно холодящими отдельные особо пострадавшие места. Закрыв глаза, она застонала.

Рядом зашуршали одеяла, и рука поднялась с ее живота. Несколько мгновений прошло в тишине, потом она услышала голос Кросстисса.

— Делль, — прохрипел он и откинул с нее одеяла.

Дальше последовал медленный выдох и громкое молчаливое обещание кого-то убить, судя по его дальнейшему напряженному сопению.

— Иди ко мне, — наконец прошептал он и бережно притянул ее к себе, — надо принимать обезбаливающие, любимая…

Кросстисс уложил ее у себя на плече, и она с наслаждением уткнулась носом в его шею, не открывая глаз. Кажется, где-то поблизости потрескивал камин. Значит, они не в своей комнате.

Кросстисс тем временем осторожно скользнул одной рукой ей на бедро, огибая повязки, и сильнее прижал ее к себе, одновременно толкая ее на спину. Дельфи раскрыла возмущенно глаза:

— А как же обезболивающее? — воскликнула она, безуспешно пытаясь отползти от озабоченого нага. Последний ехидно усмехнулся. Ах, да! Вон оно что за обезбаливающее! — Кросстисс, ты меня убьешь! Я не могу, мне очень плохо…

Она блуждала умоляющим, как ей хотелось надеяться, взглядом по его лицу, а сама с замирающим сердцем отмечала незнакомые ей детали: глубокая морщинка между бровей, темные круги под глазами и…

— Кросстисс, — вскричала она, и, выкрутившись из его рук, потянулась к его лицу, — седые волосы?!

Сквозь ее пальцы заструилась серебристая прядь, так странно контрастирующая с остальными черными волосами.

— А наги седеют?

— Седеют, — рассмеялся он, — правда на пару тысяч лет позже…

Дельфи вновь оказалась прижатой к кровати и недовольно дернулась.

— Тссс, — улыбнулся он. — Успокойся, я осторожно… Ну поверь ты мне хоть раз…

Девушка застыла, придавленная морально последней его фразой, и подняла на него вымученный взгляд.

— Мне страшно… почему-то, — простонала она.

Наг нахмурился, линия меж бровей стала еще глубже…

— Лоаденхайт разорвал нашу связь, Делль, — тихо сказал он. — Не совсем, но почти…

Дельфи пристально смотрела в его глаза, еле дыша.

— И что же делать? — одними губами прошептала она.

Он вздохнул и вдруг улыбнулся.

— Слушаться меня и не брыкаться, — прошептал он, склоняясь к ней ближе. — И немного потерпеть…

Она распахнула в испуге глаза и раскрыла рот, пытаясь вдохнуть. Как же это снова было неожиданно: его взгляд и рывок куда то внутрь нее, в душу, а по ощущениям — так насквозь! Тело скрутилось от боли, легкие вспыхнули и отказались более служить ей… «Я боялся тебя напугать», — вспомнила она его слова в первый раз. Да какая разница: что так, что так страшно! Все это длилось не более одного удара сердца, но ей показалось, что прошло непостижимо большее количество времени.

И вновь его губы вернули ей возможность дышать, прикосновения горячих ладоней сгладили дрожь измученного тела, а движения заставили забыть о боли. И обо всем вообще, пусть и не надолго. Она выгнулась ему навстречу и сама обвила его ногами. На этом ее инициатива почти и кончилась, но сегодня она об этом и не жалела. Оказалось, что быть слабой больной девочкой в его руках тоже приятно. И не только ей…

— Ты — лучший целитель, — улыбнулась она, едва выровняв дыхание. Чувствовала она себя слегка пьяной.

— Только для тебя, — прошептал он слегка дрожащим голосом и поцеловал ее. — Ну как?

Конечно, он оказался прав. Боль отступила, лишь поверхностные царапины пощипывали, но тонуть в блаженстве не мешали.

— Хорошо, — сонно промурлыкала она.

Какое-то время он молчал.

— Делль, — услышала она уже почти засыпая его голос.

— Ммм?

— Запомни: когда проснешься… ты должна себя беречь.

Она вздохнула и разлепила сомкнутые веки. Он смотрел на ее лицо с какой-то грустью…

— Есть нормально, — приподнял он бровь, улыбаясь. — Я не шучу. И больше отдыхать. Это важно. Обещай, пожалуйста…

В ее душе зашевелилось какое-от ледяное беспокойство, но веки снова начали смыкаться. Она что-то попыталась возразить, но услышала лишь:

— Я люблю тебя…

И ее склонило в теплый и уютный сон, без боли и переживаний.

Кросстисс дождался, когда девушка в его руках полностью расслабиться и уснет. Он тихо уложил ее на подушки и, бросив беглый взгляд на ее живот, укрыл ее одеялом.

Он бы мог смотреть на это вечно, но времени у него больше не было, и будет ли еще — он не знал. Но даже с закрытыми глазами он видел свой цветок. Его огненный лотос больше не переливался лепестками. На их месте покачивалась тяжелая округлившаяся завязь…

Северные земли были неузнаваемы. Повсюду ночную мглу разрывали огненные всполохи, тишина нарушалась громом и вибрирующим гулом. Эйден выглянул из расселины у самого подножия Храма и скривился. Ему уже пару раз прилетело в голову несколько камней, что никак не улучшило настроения наследника Лоаденхайта. Лететь было некуда. Да и вдруг отцу все же удалось задуманное, а он тут сидит… Хотя наврядли.

Когда Азул ворвался на балкон, Эйден стоял ближе всего к пропасти и не задумываясь сиганул туда. Как Главный Хранитель вырвался из черной сети, оставалось загадкой. Хорошо, что Гриан был занят Заагиром, хотя после он искал и его, Эйдена, облетая территорию вокруг Храма.

Все, похоже, было напрасно. И что было делать — не понятно. Явиться с повинной в голову молодому Ханителю не приходило. Она была занята лишь поиском вариантов, как улизуть подальше от происходящего. Не может же быть такого, что негде скрыться! Сейчас все поутихнет, и он что-нибудь обязательно придумает…

Зал Нити представлял собой на первый взгляд убежище для общества добровольного пожертвования Белого света, как называли Белые Хранители необходимый Нити внутренний свет каждого из них. В одном из углов Зала расположилась группа из тридцати четырех Хранителей, стоящих на коленях. Глаза их бездумно пялились на Нить, рты были раскрыты, исторгая светящиеся потоки, устремляющиеся к основному. Да, не очень приятно, зато эффективно.

Азул хмуро взирал на эту удручающую картину. Конечно, казнить направо и налево Хранителей было нельзя. А вот так стоять они могли до конца дней. Таким жертвующим не требовалось ни еды ни питья ни справления нужд. Азул питал ненависть к такого рода приговору, но ничего не попишешь.