Я попытался поднять голову, чтобы хотя бы как-то сориентироваться в узком коридоре. Но даже шея не подчинялась мне: лишь я шевельнул ей, дым вошёл с обжигающей болью в горло, а потом, добравшись до лёгких, заставил меня закашляться снова. Я опять припал к стене, но уже не мог удерживаться на ногах и медленно сполз по ней.
Тогда я понял, что это конец.
Не было у меня никакого шанса ни добраться до комнаты родителей, ни спасти их, ни увидеть даже тел... люди не просчитались.
И тогда впервые за всю жизнь на глаза набежали слёзы, и я, зная, что никого рядом нет, дал им волю. Я сделал судорожный вздох, прекрасно зная, что больше не смогу выдерживать этой невыносимой боли. Последний клочок дыма прошёл к моим лёгким, засел там, и тьма окутала меня.
Глава 2.
Я понял, что умер.
Хотя бы потому, что воздух, мерно наполнявший мои лёгкие, был невероятно свежим, сладким и приятным. А я точно помнил, что начал погибать, когда кислый, едкий дым вливался в моё тело. Даже вспоминать было противно.
Лица коснулся лёгкий ветерок, донёсший слабый аромат леса. Кожей я ощутил тепло солнечных лучей, но не таких, какие меня раздражали и буквально жарили, а нежных, согревающих самую душу...
Прекрасно. Именно так я и представлял себе свою погибель, только меня немного обескуражил тот факт, что я умер слишком юным. Даже Наречение не прошёл ещё...
От этой мысли мне стало как-то грустно.
Ветерок снова воровато пробёжал по моей коже, но к аромату леса примешалось что-то иное... смутно знакомое...
От отвращения, вызванного этим новым запахом, я сморщил нос, но глаза так и не открыл. Когда я вспомнил этот смрад, меня поразила его омерзительная приторность. Убийственная вонь проникала в моё сознание, вызывая смутные образы: девушка с безумными глазами, синие глаза, ужас, отражённый в них, люди, люди, люди...
Меня это сбило с толку: я думал, что в загробной жизни все неприятные воспоминания забывались и никогда не возвращались к их обладателю. Потом я услышал незнакомые, но очень неприятные звуки, будто кто-то старался издать самый жуткий визг, какой только слышала вечность. Я понял, что просто спокойно умереть мне не дадут, потому открыл глаза.
Сперва меня ослепило солнце (и этот факт меня совсем не порадовал), несмотря на то, что его лучи падали мне на лицо криво и вопреки всяким законам. Но потом я додумался: широкие раскидистые ветки деревьев мешали им добраться до меня. Откуда здесь, в загробном мире, чёрт их дери, деревья?!
Меня осенило: похоже, я в саду возле моего дома.
Точно - та же мягкая пружинистая трава, запах сырой земли... запах...
Но что здесь делает человеческий запах?
Его вонь распирала мои лёгкие, чтобы увидеть источник этого безобразия, я поднялся на локтях, с удивлением отметив, что на мне была белая льняная рубашка и коричневые штаны. Я точно помнил, что умирал после превращения, значит, одежды на мне не должно было быть. И тогда я усомнился в своих поспешных выводах: похоже, я вовсе не умер. Нет, я просто валяюсь в собственном саду.
Совсем близко от меня послышалось сопение и какая-то возня. Я повернулся на звук и замер от удивления.
В двух шагах от меня над чем-то бесформенным и издававшим жутковатые капризные звуки склонился юноша. Человек.
От изумления я даже дышать перестал.
Он заметил, что я поднялся, и, повернувшись, светло, но немного неловко, улыбнулся мне. Это ещё больше меня убедило: я либо с ума сошёл, либо умер. Человек улыбается инкубу? Это что-то новенькое!
- Ты кто? - ошарашено прохрипел я. Куда делся мой голос? Ах, да! Я и забыл: я же умер от дыма. Ну или не умер. Какая разница?
Потом это чудо природы, явно не питавшее ко мне неприязни, подошло и бережно опустило мне руки на плечи, заставляя снова лечь на землю. Всеми силами я удержался от того, чтобы не оттолкнуть его от себя. Но меня обезоружила доверчивая теплота в его глазах. Или, может, у меня уже мозги набекрень?..
Я даже не захотел сопротивляться, когда он положил мне руку на лоб и серьёзно пробормотал что-то вроде "температура". Я не мог отвести от него глаз, но не потому, что он был красив: наоборот, внешность у него как раз была очень даже странная, но никак не привлекательная - худощавое тело, начисто лишённое каких-либо намёков на мускулы, кожа нездорового беловато-серого цвета, блёклые чёрно-серые волосы, неаккуратными патлами спадающими ему на глаза, высокие скулы, тонкие губы и ярко-зелёные глаза (пожалуй, это было единственным, что заслуживало внимания). Меня просто выбивало из колеи его дружелюбие, которым он прямо-таки светился.
Да уж, непривычно мне было, что человек так приятно обходится со мной. Более того, меня поражало отсутствие моего обыкновенного призыва: убить его.
Когда этот чудик снова склонился надо мной, я не дал ему возможности вновь превратиться в заботливую няньку и вскочил на ноги. От этого резкого движения голова пошла кругом, в глазах помутилось, и я едва снова не упал. Юноша это заметил и неодобрительно сказал по-эльфийски:
- По-моему, самоуверенность инкубов не доведёт их до добра.
Его слова что-то задели во мне. Я почти расслышал, как в голове что-то щёлкнуло, а потом воспоминания хлынули безудержным потоком: мать, перемазанная кровью, отец с отчаянием в глазах, Голденбрук, девушка, ужас в её глазах, шея, кровь, запах гари, дым... пламя... хрип, кашель...
Дальше всё обрывалось, но мне и остального хватило сполна. Я почти ощущал физическую тяжесть того, что на меня навалилось. Даже дышать стало невыносимо трудно, тело напряглось. Я попытался сжать голову руками, страшась того, что она может рассыпаться. Стало больно, страшно, горестно, жутко... От чувств, что переполнили меня, я закрыл глаза и закричал так громко, что даже уши заболели.
А потом я замолчал и не почувствовал ничего, кроме пустоты.
Видимо, человек решил, что я кричу от боли и громко выругался на человеческом языке. Меня поразили те звуки, что породило его горло: это было совершенно не похожее на известный мне человеческое наречие. Мелодичные созвучия, похожие на шелест, коснулись моих ушей, и я резко обернулся к юноше, открыв глаза.
- Кто ты, чёрт возьми? - изумлённо воскликнул я на эльфийском. О, даже голос появился. Мне было неясно: прикидывается он человеком, или просто-напросто он необычен для своей расы. Юноша издал серебристый смешок и произнёс глубоким, невероятно красивым голосом (да ещё к тому же и на моём родном языке), никак не вязавшемся с его хлипкой внешностью:
- Я не захватчик. Я пришёл после. Вытащил тебя из горящего дома, - последние слова несли в себе немного обвинительный тон, но мне это почему-то не показалось таким уж важным. Я этого человека не знал.
Даже в те мгновения необычайной боли в сердце я чуть не взмолился, чтобы юноша сказал что-нибудь на человеческом языке. На своём человеческом. Но он говорил на инкубском, причём с сильным эльфийским акцентом, что и заставило меня усомниться ещё раз в том, что он человек. Но я видел в нём хорошее существо, к какому бы роду он не принадлежал.
Но его дружелюбный голос выводил из себя. Меня бесило, что человек говорит со мной как с равным себе. Чёрта с два! Я не могу поменяться только от того, что кому пришло в голову заделаться моим другом! Я всё равно презираю его, ненавижу...
Вот убивать только не хочется.
Но запашок просто кошмарный.
- Тогда что ты тут делаешь? - рявкнул я. И вправду, что он тут делает, если не пришёл уничтожить мою семью? Я демонстративно говорил на инкубском языке.
- Я иду с северных гор. Путешествую, - спокойно ответил мне тот. Его спокойствие раздражало не меньше, чем тон, которым он говорил. Вдруг я почувствовал, что просто-напросто не смогу его убить. Даже если очень сильно захочу. - Второй день пытаюсь пересечь вашу долину, но она необъятна и полна существ, желающих сожрать меня при первой же возможности...