О некоторых особенностях Каспия я и сам могу Вам рассказать, хотя Вы и не собираетесь по нему плавать. Мне не нужно повторять Вам, что нет другого такого географического пункта, по поводу которого возникало бы столько различных мнений. Птолемей полагал,[435] что море вытянуто с запада на восток, тогда как вытянуто оно с юга на север, и считал его в три раза шире, чем оно есть на самом деле. Абуль-Феда, арабский князь, в пору, когда жил наш Данте, дал о Каспии представление уже менее ошибочное — также и в том, что касается широт южных его берегов.[436] Олеарий был первым, кто в отчете о своем путешествии приблизился к определению истинных размеров и очертаний этого моря;[437] против него выступили Воссий[438] и Келларий[439] — они хотели верить скорее тому, что излагал Птолемей, опиравшийся неизвестно на кого, нежели тому, что своими глазами видел и описал Олеарий. Наконец, царь Петр повелел составить карту Каспия[440] и в 1721 году отправил ее во Францию, в Академию,[441] членом которой он состоял; это целая диссертация, вполне достойная монарха-академика.[442]

Только тогда мы получили достоверные сведения о восточном береге этого моря, куда не приставал еще ни один мореплаватель: берег находится в руках татар и в придачу не имеет портов. Сейчас мы знаем оный берег уже гораздо подробнее благодаря экспедиции, которую Надир-шах послал в Балхан, дабы обуздать все тех же татар.

Это море в полном смысле средиземное, поскольку не сообщается ни с какими другими, хотя в античную эпоху все, кроме Геродота[443] и Птолемея, считали его одним из заливов великого мирового океана. А сообщается ли оно подземными протоками с Персидским заливом или с Черным морем, как утверждают многие, — как знать? Чтобы ответить на такой вопрос, нужно было бы произвести анатомическое вскрытие земного шара. Но где найти такого Морганьи,[444] который с этим справится?

У этого моря нет ни приливов, ни отливов, оно и не может их иметь, будучи изолированным и нешироким. Воды в нем соленые, и они столь глубоки, что на совсем малом расстоянии от побережья уже невозможно достать до дна. Никто не видел ни морских чудищ, о которых раньше было столько рассказов, ни рифов, которых так страшились мореходы.

С мая по сентябрь по нему плавать приятно, а июнь, июль и август являются лучшими портами Каспия — так говаривал о нашем Средиземном море достославный Спинола.[445] Обычно на Каспии господствуют западные ветры, а восточные там совсем легкие; хорошая погода стоит на этом море даже в середине зимы. Сильные южные и северные ветры, дующие вдоль Каспия, поднимают волны и гонят их перед собою — те достигают высоты в три или четыре фута, а иногда и больше. Когда же ветры утихают, воды возвращаются на прежний уровень, но море остается потревоженным и течение в нем яростное; оно сильнее и беспорядочнее возле российских берегов, нежели в других местах, потому что сюда впадают такие реки, как Эмба,[446] Яик[447] и Волга, и их течения сталкиваются с течением морским. Русские, живущие в этих местах, еще, так сказать, неопытны в делах мореплавания, а персы, как Вы хорошо знаете, хорошими мореходами не были никогда.

Но ведь Каспий и не богат портами. На северном его побережье, если не считать Астрахани, находящейся в устье Волги, нет ни одного. Восточное побережье почти сплошь состоит из утесов, и пристать там негде — берег буквально оторочен скалами. Там есть небольшой залив, нареченный бухтой Александра, имя которого на Востоке не сходит с уст, точно так же как во Франции имя Юлия Цезаря. Есть там же и Балханский залив,[448] логово туркменских пиратов. Астрабад, город на южном побережье, располагает чем-то вроде порта в устье реки Корган.[449] В Алем-Маруде и Фарабаде в провинции Мазандеран суда тоже могут приставать. Лангарод и Эн-Дзели в провинции Гилян[450] имеют вполне сносные рейды. Баку в провинции Ширван, город, расположенный на западном берегу, от которого и происходит турецкое название этого моря, является самым надежным, если не единственным настоящим портом Каспия. Он защищен от любых ветров, естественным образом огражден от волн, «aequora tuta silent». [451] Есть соблазн сказать, что

Здесь когда-то процветала торговля гилянским шелком-сырцом; здесь же на корабли грузят соль, серу и шафран, которыми славен Баку. Возле Ниезабада[453] тоже довольно хорошее дно. Дербент, эти железные ворота, или ворота Каспия, примыкающие к горным цепям Дагестана, город, основанный, как уверяют, еще Александром Македонским, взятый победоносными войсками царя Петра и превращенный Надир-шахом в свободный порт, есть не что иное, как «statio malefida carinis».[454] Все остальное побережье от Дербента до Астрахани, почти целиком низменное и болотистое, по полгода окутано туманами и тяжелыми испарениями.

Море это простирается от сорок седьмого до тридцать седьмого градуса северной широты, а по длине примерно равно нашему Адриатическому морю. Ширина Каспия около двухсот миль, а возле Баку — чуть больше ста; там оно наиболее узкое.

Для мореходов хорошими ориентирами служат высочайшие горы, которые господствуют над морем с запада и с юга. Среди этих гор особо возвышается пик Демавенд,[455] соперник того самого Арарата, на котором, как уверяют персы, остановился Ноев ковчег. С Каспийского моря, когда воздух достаточно чист и прозрачен, можно увидеть и сам Арарат. А недалеко от Баку высится гора, которая, будучи освещена солнцем, похожа на алмазную, потому что чуть ли не целиком состоит из талька. [456]

Впрочем, синьор маркиз, нам с Вами самое время закончить это наше плавание и направиться в порт. Считайте меня всецело Вам преданным… и т. д.

Ему же.

Потсдам, 19 февраля 1751 г.

У Каспийского моря есть еще одна особенность, о которой я не упомянул в последнем моем письме, хотя она достойна самого пристального внимания. Я полагаю, нам тем более следует об этом поразмыслить, что великий феномен, который можно увидеть на этом море, является лишним доказательством истинности наблюдений, сделанных человеком, который так возвеличил Италию и которого мы с вами столь горячо оплакали. А феномен заключается в том, что уровень этого моря постоянно поднимается.

Вы, наверное, помните, что Эустакио Манфреди, изучая уровень воды в Равенне и производя там измерения, заметил, что нижние этажи старинных зданий этого города находились ниже уровня моря; [457] а пол собора, построенного в эпоху императора Феодосия,[458] был залит водою больше, чем на восемь равеннских унций,[459] то есть на целый болонский фут.[460] В это трудно было бы поверить, если бы к тому не принуждал самый наглядный опыт; подобное же наблюдается и в Венеции, где подвалы собора Св. Марка более не годны ни к какому использованию из-за морских вод, их заливших; при сколько-нибудь высоких приливах воды лагуны поднимаются выше уровня мостовой площади Св. Марка и затопляют ее, хотя мостовую некоторое время тому назад подняли на фут, — ясный признак того, что уровень моря постоянно растет.[461] Не зря философ Анаксагор, когда его спросили: «Полагаешь ли ты, что море когда-нибудь покроет Лампзакские горы?» — ответил: «Да, если только не настанет конец времен». [462] А Полибий, человек выдающегося ума, глядя на отмели, которые в ложе Понта Эвксинского образуются песками, принесенными Дунаем и прочими реками, туда впадающими, предсказал, что со временем это море разольется по землям, в которых заключено, и станет несудоходным.[463] За это замечание некий ученый упрекал Полибия в недальновидности, ибо за две тысячи лет так и не произошло того, для чего потребно, пожалуй, тридцать, а то и сорок тысяч лет.