При мысли об этом Сидни прижала ладонь к животу.

Бэй двинулась к двери.

— Не хочу с тобой спорить, мама. Я делаю все, что в моих силах. Честное слово. И у тебя не получится мне помочь, как бы ты ни старалась. Я знаю, что тебе очень этого хочется. Но у тебя ничего не получится. Я люблю тебя.

А вот тут она ошибалась. Бэй шла ко дну. Просто сама она пока этого еще не понимала. И задача Сидни заключалась в том, чтобы не дать ей уйти под воду.

Сидни проводила дочку до двери и остановилась, глядя, как та спускается с крыльца. Солнце уже показалось над горизонтом.

— Я тоже тебя люблю, малышка, — отозвалась она.

Бэй шагала по длинной подъездной дорожке, ведущей от их дома мимо холодных и мокрых полей. Уже светало, и призрачный туман плыл над землей, не касаясь поверхности. Где-то вдали мычали коровы, которых гнали на утреннюю дойку. Это была нескончаемая однообразная работа. Как ежеутренний танец. Ее отец Генри, танцующий со своими коровами.

Когда она вышла на дорогу, Финеас Янг уже поджидал ее там. Он был длинный и худой, с белесыми волосами и светло-зелеными глазами. Его неотесанная семейка жила на другой стороне дороги, на участке, заставленном старыми автомобилями и заваленном тракторными шинами, которые они использовали вместо цветочных клумб. Янги славились своей богатырской силой. Они не гнушались никакой тяжелой работы и трудились в основном у себя на ферме.

Легенда гласила, что раз в поколение в семействе Янг рождается мальчик, наделенный еще более недюжинной силой, чем все прочие Янги, и непременно получает имя Финеас. Он становится самым сильным мужчиной в городе, и именно его все зовут, когда возникает необходимость сделать по-настоящему тяжелую работу: в одиночку поднять бетонную крышку старого колодца, сдвинуть тяжелый валун, срубить высокое дерево, когда рядом в доме спит младенец и нельзя пустить в ход шумную бензопилу.

Фина же богатырем не назвал бы никто. Несмотря на свое имя и всеобщие ожидания, он не был самым сильным мужчиной в городе. Никто не просил его ничего двигать. Он был, по его собственному определению, никчемушником. Они встречались здесь, на автобусной остановке, каждое утро с самого первого класса. Мама Бэй много лет подряд торчала на остановке вместе с ними, опасаясь оставлять детей на дороге одних. Родители Фина никогда ничего не опасались. Никому даже в голову не могло прийти задирать одного из Янгов, в особенности того, чье имя было Финеас. Классу к шестому Бэй наконец удалось убедить мать, что им с Фином ничто не грозит.

— Привет, Фин, — сказала Бэй, подходя к нему.

Дыхание стыло у нее перед лицом облачком белесого пара. Она уткнулась носом в ворот своей кофты. Они никогда не разговаривали в школе, только здесь. У них был молчаливый остановочный договор.

— Привет, Бэй.

Он знал про записку, которую она передала Джошу. Все в школе знали. Но у него хватало милосердия никогда не упоминать о ней вслух. Они стояли в уютном стылом молчании. В такое время машин на дороге почти не было.

— Значит, на завтрашней хеллоуинской дискотеке будут хорошие украшения? — неожиданно спросил Фин.

— Ну да. — Бэй с любопытством взглянула на него. — Ты пойдешь?

Он фыркнул и принялся ковырять гравий на обочине носком старого армейского ботинка, который когда-то носил его отец, погибший в Афганистане.

— Я-то? Да ни за какие коврижки. — Он помолчал, потом спросил: — А Рива Александер ведь тоже в этом вашем комитете, да?

— Да.

— Я слышал, как она говорила про еду, которую собирается принести. Это звучало так мило, — с тоской произнес Фин. — Она хорошая.

— Рива? Ты серьезно? — Бэй покачала головой, как будто он ее разочаровал. — Ну ты даешь, Фин!

— Ой, брось. Ты можешь сохнуть по Джошу Мэттисону, а Рива мне нравиться не может? — Он заметил выражение лица Бэй и, спохватившись, сказал: — Прости.

— Все нормально.

Когда вытаскиваешь свое сердце из груди и выставляешь его на всеобщее обозрение, не стоит ожидать, что никто этого не заметит.

Фин издал короткий смешок.

— Можем же мы хоть помечтать о нормальной жизни, правда?

— Нет, Фин. Не можем. И не должны. Нам и так неплохо. И вообще, у нас все в полном порядке, — заявила она, вновь нацепляя маску привычного высокомерия.

В последнее время эта маска почти приросла к ней.

Раньше Бэй такой не была. Она всегда твердо знала, где ее место и кто она такая, но в последнее время она стала слишком в этом настойчивой. Временами она слышала собственные слова и сама себя раздражала. Она перегибала палку и сама это понимала. Но в последнее время ей было так трудно держать в узде свои эмоции. Она могла залиться слезами на ровном месте. Она раздражалась на мать абсолютно без всякой причины. Ей было пятнадцать лет. Отчасти это было связано с возрастом. Но не стоило забывать и о том, какое сейчас время года. Она знала: как только ударят первые заморозки, все изменится к лучшему. Она станет добрее к маме. Запишется в автошколу. А может быть, Джош Мэттисон даже влюбится в нее и все будет прекрасно.

— Я хочу жить в твоем мире, — сказал Фин.

— Что ты несешь, дурачок? — Она шутливо ткнула его кулаком. Он был такой тощий, что она словно толкнула что-то податливое, вроде коктейльной соломинки. — Ты и так там живешь.

В пятницу после уроков Бэй отправилась на последнее заседание комитета в спортзал — ультрасовременное, пугающе огромное здание, рядом с которым три остальных учебных корпуса школы Бэском-Хай казались крошечными. Несколько лет назад местный фонд содействия развитию школы менее чем за шесть месяцев собрал деньги на его строительство. Видимо, немало родителей рады были раскошелиться в память о собственных спортивных достижениях школьных лет. В воздухе висел запах свежей краски, новой резины и упущенных возможностей.

Месяц назад на самом первом заседании комитета Рива Александер поручила Бэй сделать эскиз убранства спортивного зала, затем велела ей составить список необходимых закупок, в то время как остальные девочки из комитета обсуждали свои будущие костюмы. На втором заседании Бэй делала домашнее задание по химии, пока Рива потчевала комитет описаниями еды и напитков, которые они с матерью собирались принести: слоеные пирожки в виде узловатых сморщенных пальцев с ногтями из миндальных лепестков; большие пластиковые дозаторы для напитков с плавающими в них пластмассовыми глазами. Они все два часа просидели вокруг Ривы с ее ноутбуком, разглядывая тематические подборки картинок на «Пинтересте», откуда Рива черпала свои идеи.

За разговором об украшении зала Рива весьма прозрачно намекнула: было бы очень неплохо, если бы Бэй уговорила свою тетку Клер тоже что-нибудь приготовить для вечеринки. Рива любила еду и была бы рада часами обсуждать с Клер тонкости меню, перескакивая с флана на крем-фреш и розовую гималайскую соль. Но Бэй пришлось разочаровать Риву: ни на что, помимо леденцов, у Клер просто не хватало времени.

В прежние времена у Клер в эту пору года не было отбоя от заказов. В октябре она едва ли не каждый день обслуживала какую-нибудь вечеринку. Бэй помнила запах тыквенных пирогов, который стоял в доме Уэверли каждую осень. Клер пекла горы кленовых кексов с начинкой из фиалок и варила море орехового супа с лепестками хризантемы. Но в этом году все иначе. Когда Клер не занималась своими леденцами, она либо разговаривала по телефону, обсуждая леденцы, либо заполняла накладные на леденцы, либо упаковывала леденцы. Звонили ей даже из компаний, желающих купить «Сласти Уэверли». В глазах Бэй Клер, занятая изготовлением леденцов, была чем-то сродни идеальному креслу идеального цвета на идеальном месте в комнате — вот только сделано оно было не из того материала. А когда из общей картины выбивается такая незначительная мелочь, мало кто будет тратить силы на ее исправление.

Заказанные украшения прибыли как раз на этой неделе, так что на последнем заседании комитета предстояло их развесить. Бэй попыталась устроиться на трибуне и сделать домашнее задание, но другие девчонки постоянно дергали ее, спрашивая, что куда вешать, так что Бэй в конце концов убрала учебники и присоединилась к ним. Несколько ребят из футбольной команды — бойфренды или метящие в бойфренды — пришли с клейкой лентой, бечевкой и стремянками, позаимствованными из чулана, и с мужественным видом включились в работу.