Я как ошпаренная вылетела из хижины. Ной вышел за мной. Мы оказались на лесной опушке. Деревья – это стены глубокого колодца, а мы – два камня, брошенных на дно. Листья прекратили хохотать, а ветви будто осели. Рванувшись к мелкому клокочущему ручью, я захрипела, словно у меня случился коллапс легких. Ной подошел и положил руку мне на спину.

– Виви, прости. Иногда я здесь путаюсь и все еще делаю ошибки. Не нужно было показывать тебе мир живых. Все это слишком быстро. Слишком невероятно. Послушай, прошу. Дыши, Виви. Айван в порядке. В самом деле, даже в большем порядке, чем большинство людей. Некоторым и вовсе не достается защитников. Вот у тебя их не было, пока я не пришел. Если тебе везет, тебе достается один хранитель – предвестник или страж, что-то между, я не знаю. А если тебе очень везет, то два или три. Вив? Два для Айвана. Ты понимаешь, что это значит? Его ждут великие дела. Но послушай, тебе сейчас нельзя думать о нем. Я знаю, это сложно, но тебе нужно сосредоточиться на кое-чем другом. Виви? Вивьен?

Ной заглядывает в глубину моих глаз, пытаясь достучаться до меня, хватает меня за плечи. Я смотрю в его голубые глаза, тону в них, воскрешая тот гипноз, как в молодости, тот уют, когда, глядя в его глаза, можно было забыть обо всем на свете. Мои плечи обмякли.

– Я могу сделать тебе подарок. Чтобы Айван был рядом с тобой. Здесь не существует времени, здесь не нужно считать часы, как в мире живых. А еще здесь можно получить все, о чем ты когда-либо мечтала или мечтаешь. Я же говорил: здесь есть варианты.

Ной объяснил мне, что я скоро умру, а он хочет облегчить мой переход. Он говорит, что я могу создать свой собственный Рай, посмотрев на Рай других людей, живых или умерших.

– Времени, – сказал он, – не существует. Ты можешь увидеть даже тех, кто пока еще жив, и их Рай, ведь здесь нет никакого времени и они всегда здесь. Хотя бы потому, что они существуют в твоей голове. Просто прими новые физические правила. Не путай себя, пытаясь применить к этому всему науку. В этом нет никакого смысла.

По его словам, посмотрев на жизни после смерти (опять же, даже тех, кто еще жив), я могу вдохновиться на сотворение собственного Рая. Однако есть один запрет: мне нельзя выбирать Рай одного из членов семьи. Ни сына, ни матери, ни отца.

– Ты перепутаешь жизнь со смертью или смерть с жизнью, если сделаешь это. Они в любом случае будут в твоем Раю, так что постарайся не попасться. Прошу тебя, попытайся весело провести время, изучи все возможности. – Словно проглотив воздух, он сделал вдох и медленно, осторожно сказал: – Пройди через все это со мной.

«Пройди» он произнес особенно четко.

– В чем подвох? Какой-то ты слишком осторожный, особенно когда дело касается ограничений.

Его взгляд упал на ветку, застрявшую между двух камней в ручье; он наклонился, чтобы дотянуться до нее. Немного поразмыслив над моим вопросом, теребя в руках ветку, словно какой-то талисман, и пытаясь найти нужные слова, он взглянул на сморщенные деревья и наконец посмотрел на меня:

– Вивьен, и в жизни, и в смерти – везде есть подвохи. Последствия. Отголоски. Мне позволено лишь показать тебе возможности. Я не могу их комментировать. И хотя я предлагаю тебе варианты, но не могу предупредить о возможных опасностях – последствиях, подвохах, называй как хочешь. Даже о неизменных.

Черты его прекрасного лица не дрогнули, сохраняя непоколебимость. Мой страх перекрыл все – и его предостережения, и мое беспокойство.

Чтобы избежать назойливых вопросов, он прижал палец к моим приоткрытым губам:

– Вивьен, пожалуйста, прошу. Позволь мне просто показать тебе возможности.

Я не хотела испытывать его решительность; он выглядел сурово и одновременно грустно, а еще, казалось, он возлагал на меня надежды. Мне тоже хотелось обрести надежду. Поэтому я промолчала.

Он продолжил объяснять мне правила выбора, но какой бы Рай я ни выбрала, он должен принадлежать кому-то из близких мне людей. Он называет их «ветрочёты».

Это приключение напомнило мне мою жизнь. Работая в издательстве и потом, будучи внештатным редактором, я анализировала различные жанры – художественную и научно-популярную литературу, мемуары, фантастику, современные книги, лишь бы оплатить коммунальные услуги нашего с Айваном нового дома в Гэмпшире. Но я понятия не имела, чей Рай мне выбрать, чтобы создать свой собственный идеальный загробный мир. Это предложение такое же абсурдное, как официантка, которая приносит целый поднос десертов, чтобы спросить, что ты хочешь: шоколадный фондан, карамельный тарт, божественное миндальное суфле или идеальный торт «три молока». Хм, все и сразу, пожалуйста! Но Рай ветрочётов? Это кажется невозможным. Я закрыла глаза и попыталась придумать, с чего же начать эту дивную Одиссею.

Мою больничную палату наполнял сладкий аромат. Если бы у запахов был цвет и вкус, то это был бы фиолетовый цветочный аромат с сахарным вкусом. Я моргнула и максимально осторожно огляделась в поисках источника аромата. Ну конечно, на прикроватной тумбочке стоял пастельный букет сирени в круглой стеклянной вазе. Значит, сейчас май: сирень цветет в мае. Медбрат стоял ко мне спиной. Развернувшись и заметив, что я очнулась, он положил свой планшет, насколько я поняла, с моей диаграммой на крошечный стальной рукомойник.

– Ну, здравствуй, дорогуша. Мы надеялись, что ты присоединишься к нам немного раньше. Твой сынишка ушел пару часов назад. Не переживай, он вернется утром. Завтра уже пятница. Ты весь четверг просопела, словно гризли, объевшийся лосося. Так, на заметку. А твой мальчуган, у него все хорошо. Хороший, маленький, сильный мальчик. Папаша просто симпатяга, ууууух, тебе с ним повезло, правда, милая! – Наклонившись ко мне, он прошептал: – Видел его жену. И, черт, они женаты с тех пор, как твой сынишка был совсем младенцем.

Он отклонился, лукаво подмигнув изогнутыми бровями, будто я что-то от него скрываю и он точно знает что.

Конечно, Джек тот еще симпатяга. Только попробуй избежать его зеленоглазого взгляда с огромными зрачками. Ну же, попробуй не думать о его сильных ногах между своих бедер. Для продвинутых игроков осмелюсь сказать: попробуй не возбудиться от дурманящих родинок на его мускулистых предплечьях и сочной груди. «Симпатяга» – это огромное преуменьшение. Джек, подобно самцу шелки[1], очаровывает тебя и зовет за собой в море.

– Ты что, уже улыбаешься? Ты ведь только проснулась. Ах ты, дьявол, прелесть, ты чертов дьявол!

Он погрозил пальцем, держась за пояс второй рукой, словно полная южная женщина в кружевной шляпе с мягкими полями.

Конечно же, я ему улыбалась. Я люблю прямолинейных людей, людей, которые не постыдились бы задавать беременным нескромные вопросы. И вот мой медбрат спросил:

– Как так вышло, что у тебя есть общий сын с женатым мужчиной, а он еще и приводит свою жену к тебе в больницу?

Что ж, мне действительно есть что рассказать, и я хотела бы поделиться этой историей со своим медбратом, но обо всем по порядку.

– Как вас зовут?

– Марти, милая. Меня зовут Марти.

Мне хотелось услышать хоть что-то о своем сыне, узнать, смогла ли моя мама навестить меня, терроризировал ли папа врачей в поисках ответов на вопросы, – в общем, услышать хоть что-нибудь помимо того, что приходил Джек, отец моего мальчика, чтобы убедиться в том, что мне пришел конец. Знаю, меня ждало кое-что поважнее – выбор Рая; да, я полностью осознавала, что нахожусь одновременно в двух измерениях. Честное слово, я не собиралась пренебрегать смертью: просто инъекции морфина от Марти помогали мне принять две разные реальности. Тем не менее я вздрогнула при мысли о своих близких и Рае, который мне предстоит исследовать. Вместо этого я решила потратить последние силы на то, чтобы сконцентрировать внимание на человеке передо мной.