Моей маме, которая рассказывала сказку о застрявшем селезне, поэтому это ее история. Моему папе, который рассказывал о том, как продавал шнурки в Рождество, поэтому это его история. Мне посчастливилось стать дочерью самоотверженной, отчаянной женщины и пришельца с планеты под названием Шабондалей. К счастью, эта межвидовая связь вылилась в нечто, что можно назвать домом сказок.

Моим братьям, Брандту, Майку и Адаму, вечным лузерам в изматывающей игре под названием «Монополия».

Бет Хоанг, Джессике, моей Джози, Армадилу, моему Солнышку, моему дядюшке Честеру, моей кузине, моей горячо любимой читательнице черновиков.

Хезер Райт, единственному человеку, с которым я пила коктейль «Оползень». Моей самой лучшей подруге, которая прошла со мной воду и огонь.

Кристин Франкр, ведь магнолии ее мамы действительно очень милые.

Лаклану Кэмерону, истинному священнику, истинному вдохновителю.

Майклу, моему мужу, который слушает все это и дает наставление, словно настоящий ангел-хранитель. Без него я была бы безбашенной и потерянной.

Максу, одному и единственному Максу, которому я рассказывала все эти истории, ведь он – центр Вселенной.

И наконец, безымянному таксисту. Надеюсь, однажды ты найдешь дорогу в Рай, но еще не скоро. Будь я Вивьен, я бы обязательно изучила твой Рай. На момент поездки в твоей машине я давным-давно начала писать эту книгу, несколько месяцев назад, только не знала, продолжать попытки или же сдаться. А когда ты сказал: «Где-то там должен, должен быть Рай. Нужно просто найти туда дорогу», хотя я даже не говорила с тобой… Что ж, именно тогда я задумалась: это знаки ищут меня или я ищу их?

Я должна была остановиться. Я должна была смотреть по сторонам. Я должна была высунуть голову из виртуальных облаков и оторвать глаза от сообщения. Кажется, это было так глупо, так банально, так постмодерново, умереть вот так просто, но это именно то, что я сделала. Мне просто нужно было прочитать последние обновления на Facebook. Что же ты делаешь, одноклассница Сьюзан Талгар? Что же ты делаешь в эту самую секунду? Я должна, должна знать. Ага, хорошо, ты загадала слово «восхождение» в игре в слова.

С друзьями!

Только представьте себе: я, поглощенная уличным потоком, цокаю каблуками своих именинных туфель. Представьте себе эту милосердную погоду и то, как сама матушка-природа наконец позволила прогуляться без куртки и насладиться ароматом молодых цветочков, листочков и молодым воздухом, словно даже небо вдохновилось весной. Понимаете, какие надежды мы возлагали на этот майский день? Все мы, я и эти занятые, загипнотизированные незнакомцы; мы шли вперед, пока наши мозги заглатывали миллиарды битов и байтов информации из девайсов в наших руках, что держали нас в полном неведении; если не считать того, что все остановились на красный свет. Все, кроме меня. Видимо, только мне посчастливилось иметь такую гениальную подругу, как Сьюзан Талгар, которая с нечеловеческой легкостью ставила других в тупик своими острыми словечками.

Высокая решетка ударяет меня в бок, я отлетаю вперед и немного вверх, согнувшись, словно бесхребетная кукла, пока мой лоб служит осью моему сотрясающемуся телу. Крошечная галька впивается мне в нос и щеки – все это, несомненно, случилось быстро, но так медленно для меня.

Содрав кожу с рук, ног и лица в горючем падении, я фокусируюсь максимум на секунды три на двух вещах. Первая – это мои красные каблуки, торчащие из железной решетки какого-то чудовищного грузовика – бронированного, пожарного, курьерского, не знаю, большого грузовика. Каким образом законы физики вступили между собой в сговор, чтобы создать этот коллаж из грузовика и шпилек, было неподвластно моему ничтожному уму редактора-фрилансера.

Вторая вещь – это моя открытая кожаная сумка и ее оторванная ручка. Застежка с серебристой пряжкой стучит по коже, словно палец стучит по столу. Все содержимое извергается наружу. Бумажки и фотографии кружат вместе с ветром, цепляясь за щиколотки оцепеневших пешеходов: некоторые из них стояли, закрыв рты ладонью, некоторые, прикрыв глаза детям, кричали, а одна женщина бросилась ко мне. Содержимое сумки, которое казалось столь важным каких-то пару минут назад, отлетело к входу в метро, к окнам магазинов и ресторанов: отредактированная мною рукопись одного моего клиента, рисунки моего милого сына Айвана для Малой лиги и план на лето Джека (отца Айвана) – он не менялся с момента рождения Айвана.

Кроме того, из сумки выпала книга под названием «Единственный и неповторимый Айван». Я читала ее сыну перед сном – он любил главного персонажа, гориллу, не думаю, что дело лишь в его имени. «Айван» падает на бордюр и ударяется своими чистыми страницами. Все вокруг гремит, хлопает, кружится, колеблется, сотрясается, в отличие от обомлевших зевак от вида сломанной меня – все слишком шокированы, чтобы собрать детали моей прелестной жизни воедино.

Проходит три секунды, и все сирены, которые я слышала, замолкают, тухнет и солнечный свет, и бормочущий лязг мотора грузовика. Люди молча пялятся, а их движения становятся белыми, а затем и вовсе темнеют.

Каким было то слово? Восхождение? Ах ты, жестокий, умный мир. Грязный, маленький дьяволенок. Мерзкий, мерзкий хитрец. Снова меня вокруг пальца обвел.

Я оказалась в чудесном парке с пышным, ярким травяным покровом и деревянной тропинкой. Я пошла по этой тропинке мимо неуловимых ручейков и почувствовала, как солнце коснулось моего лица. Я пошла за лучиком. День ускользнул, и опустились сумерки.

В сумеречном воздухе я наткнулась на узкий мостик. Пересечь его мог только пешеход или гольф-карт, ну или местный олень, или какой-нибудь полевой кролик. Этот мост с вырезанными вручную ступеньками и газовыми лампами, он прекрасен, вам так не кажется?

Все вокруг моста и даже внизу, в долине, кружится, а изогнутые ветви деревьев борются за свободное место, будто тысяча людей пришли на вечеринку свитеров и все меряют свитера, натянув их на головы и застряв локтями, а когда пытаются их снять, то снова застревают. Кривые, изогнутые, длинные, короткие, напряженные, вытянутые, высокие и низкие, повсюду эти узловатые конечности. А еще они старые, как слоновий хобот с коленями, а их толстая кожа и морщины – это результат многолетней мудрости. Да и цвет тоже: естественный серо-коричневый.

Листья шелестят в быстром танце, словно хихикая от радости. Глядя на верхушки деревьев, густые, как брокколи, я не смогла вспомнить более идеальное небо, разве что то, нарисованное Ван Гогом. Ну, вы ведь знаете картину «Звездная ночь», с тем самым синим небом цвета планеты Земля. А в том лазурном небе танцуют белые, да, по-настоящему белые звезды; ниточки от их верхушек, отражаясь в океане, касаются своих же отблесков.

Никакого холодного бриза. Никакой сжигающей жары. Кажется, золотое сияние газовых ламп в туманной металлургии остужает мое тело до температуры воздуха – словно моя кожа сливается с ночью, между мной и этим пейзажем полностью размываются границы.

Кое-как я подхожу к подножию моста и думаю, была ли я здесь раньше, а если нет, то почему. Как я могла упустить столь прекрасное место? Меня обманули? Имела ли смысл вся моя прежняя жизнь? За что мне пришлось пройти все эти испытания, если все это время меня ждало это место, за что?

Что-то, кто-то стоит прямо напротив меня, по ту сторону моста. Он держит руки в карманах. И смотрит на меня. Молча. В газовом свете я смогла определить, что ему лет тридцать пять, как и мне, словно он вместе со мной продолжал взрослеть. Словно он не получил травму и не умер, прежде чем нам исполнилось по двадцать три. Его белокурые волосы были несколько короче, чем в молодости, но его голубые глаза по-прежнему излучали свет. А еще он жив. Ной. Жив. Он шагает прямо ко мне, крепкими и уверенными шагами. Он проводит рукой по волосам, и морской браслет, который я отправила ему в центр реабилитации, касается рукава его куртки. Я просто стою и, пытаясь удержать равновесие, с удивлением осознаю, что он все-таки надевал этот браслет.