Обучение в академии не только не укрепило веру Андрея, а, наоборот, показало слабость религии. Изучение отдельных предметов вызвало у него глубокие раздумья. Одним из первых встал перед ним вопрос об Иисусе Христе.
Андрей с детства привык верить, что Христос был сыном божиим и богочеловеком, который около двух тысяч лет назад сошел с неба на землю, принял образ человека, чтобы спасти человечество, погибающее от греха, проклятия и смерти. Поэтический образ Христа — страдальца за правду, любвеобильного бога пленял его воображение, вызывал любовь и благоговение. Но это было только чувство. Любим же мы героев художественных произведений, сказочных персонажей. Если же мы задумаемся, были ли они в действительности, то неизбежно приходим к выводу, что нет.
Нечто подобное произошло и с Андреем. Если бы он не изучал богословия, не знакомился детально с церковными легендами о Христе, возможно, образ страдающего бога жил бы в его сердце. Но когда он внимательно изучил евангелия и комментарии к ним, то у него против его воли, желаний и ожиданий появились вопросы и сомнения.
Впервые вызвали их евангельские противоречия. Когда об одном и том же лице или событии рассказывают несколько авторов, причем один опровергает другого, как не задуматься, кому из них верить и можно ли вообще верить им.
Взять ту же родословную Христа. Она приводится у двух евангелистов — Матфея и Луки. По Матфею, дедушку Христа по отцовской линии звали Иаковом, по Луке — Ильей.
«Как же так? — ломал голову Андрей. — Не могут быть у одного человека разные имена, равно как не могут быть у человека два отца. Что-то здесь не так!»
Вслед за этим возникли и другие сомнения. Андрей внимательно вчитывался в смысл евангельских сказаний, сопоставлял одни тексты с другими и с ужасом приходил к выводу, что противоречий не одно, не два, а уйма.
Он попробовал обратиться за разъяснением к профессору священного писания Нового завета.
— Вообще-то, молодой человек, — ответил тот, — священные книги следует читать не так, как вы это делаете. Чтение их надо предварять молитвой, чтобы господь помог уразуметь скрытую в них премудрость. Воспринимать сказанное в них нужно в простоте сердца, а не критическим разумом. Разум и вера — два антипода, это следует твердо усвоить. Наконец, следует иметь в виду, что священные книги написаны не для того, чтобы в них люди искали ответы на научные вопросы, а для спасения души. Евангелие — книга жизни! Но чтобы не оставить ваш вопрос без ответа, скажу, что оно писалось боговдохновенными авторами — святыми апостолами. Все то, что касается передачи учения Христа, самой сути христианства, у них изложено согласно. Однако и апостолы были людьми. Они привнесли элемент человеческого в свои писания. Приведу простой житейский пример. Допустим, под автомобиль попадает человек. Начинается опрос свидетелей этого печального случая. Все очевидцы в главном будут согласны между собой. Но спросите их, какого цвета были глаза у пострадавшего или какой ногой он сошел с тротуара, на какой бок упал и о прочих мелочах, и вы услышите противоречивые ответы. Это вполне естественно. Человек обращает внимание на главное, существенное, а второстепенные детали часто ускользают от его внимания. Этим, и только этим объясняются разница в показаниях свидетелей и некоторые евангельские противоречия. Апостолы были людьми, от которых могли ускользнуть подробности событий из жизни господа нашего Иисуса Христа. Тем более что евангелия они писали не вслед за событиями, а много лет спустя после вознесения Христа на небо. Итак, еще раз повторяю: в главном евангелисты согласны между собой, во второстепенном могут и разойтись. Но эти расхождения и свидетельствуют о том, что евангелия написаны очевидцами событий. В противном случае, поверьте мне, церковь нашла бы способ избавиться от этих противоречий. Она не пожелала делать сего, чтобы не нарушать свидетельства очевидцев. Противоречия не опровергают, а лишний раз подтверждают подлинность евангелий и силу церкви!
Андрей сперва согласился с этим объяснением. Но когда на досуге он задумался поглубже, ответ профессора его не удовлетворил. Можно было бы согласиться с ним лишь в том случае, если б евангельские противоречия касались действительно каких-то второстепенных деталей. На самом же деле они затрагивали весьма существенные стороны жизни Христа, и невозможно было представить, чтобы очевидцы этих событий не запомнили их.
«Взять то же воскресение Христа, — рассуждал Андрей. — Это важнейший момент в жизни Христа. Это чудо из чудес. Неужели апостолы не могли запомнить, кому первому явился их воскресший учитель, от кого первого они услышали весть о его восстании из мертвых? Такое событие не могло ими забыться. Между тем, по евангелию от Иоанна, воскресший Христос явился прежде всего Марии Магдалине, а потом уже апостолам, которые были все вместе, кроме апостола Фомы. Лука же свидетельствует, что Иисус явился сперва двум неизвестным, а потом апостолам, которых было одиннадцать. Если апостолов было одиннадцать, значит с ними был и Фома, ибо всего апостолов было двенадцать, один из них — Иуда — повесился, осталось одиннадцать. Марк же рассказывает: Иисус явился сперва Марии Магдалине, вслед за ней двум апостолам, а потом уже всем одиннадцати. По Матфею, все было иначе: Иисус явился сперва не одной Марии Магдалине, а и «другой Марии», и только потом уже апостолам. Чему же верить?!
Или другое противоречие. У Христа было двенадцать апостолов-учеников. Евангелисты Матфей и Лука перечисляют их имена. Одиннадцать имен сходятся, двенадцатое — нет. По Матфею, это был Левий, прозванный Фаддеем, по Луке — Иуда Иаковлев. Не может быть, чтобы апостолы могли позабыть имя своего товарища, с которым жили вместе много лет!»
Наличие противоречий, ошибок и исторических неточностей наводило на мысль, что евангелия написаны не очевидцами тех событий, о которых в них рассказывается, а некоторое время спустя написаны по легендам о Христе и не являются записями учеников Христа, как утверждает церковь.
Однажды на лекции по священному писанию один из товарищей Андрея — Симаков — задал профессору вопрос:
— Скажите, уважаемый Афанасий Петрович, а располагаем ли мы какими-либо сведениями о Христе, кроме евангелий? Насколько мне известно, до наших дней сохранились произведения светских авторов, описывающих ту эпоху из жизни народа еврейского, когда жил Иисус Христос. Говорят ли они о нем если не как о боге, то хотя как о человеке?
Профессор был немного озадачен вопросом, но быстро опомнился и сказал:
— Видите ли, некоторые произведения тогдашних авторов до нас дошли. Скажу больше. Раньше церковь на них ссылалась, доказывая историчность своего божественного основателя. У того же Иосифа Флавия — еврейского историка, современника Христа — есть упоминание о Христе. Но потом дотошные ученые доказали, что это, дескать, позднейшая вставка отцов церкви, сделанная ими с благочестивой целью — доказать историчность Христа. Не берусь судить, правы они или нет. Я сам данным вопросом детально не занимался. Однако ввиду спорности его не советую вам ссылаться на Иосифа Флавия. Нам, верующим, вполне достаточно евангельских свидетельств о Христе.
— Но если нельзя признать достоверными слова Флавия о Христе, то спрашивается, почему этот историк молчит о нем? — не унимался студент.
— Очень просто, — продолжал профессор. — Иосиф Флавий был иудей. А иудеи не приняли христианства, не признали Христа богом. Поэтому Флавию невыгодно было писать о Христе и его чудесах. Делать это — значило бы пропагандировать вредное, с его точки зрения, учение. Кроме того, почему вы не можете допустить, что Иосиф Флавий мог просто не заметить Христа, ничего не знать о нем, хотя и был его современником?
— Простите, Афанасий Петрович, но я с вами не согласен. И вот почему. Не заметить Христа Флавий просто не мог. Он описывает в своей книге даже незначительные события из жизни Иерусалима. Город этот в ту пору имел несколько десятков тысяч жителей, примерно столько, сколько имеет небольшой районный городок в наши дни, где люди чуть ли не в глаза друг друга знают. Если бы в таком городе появился человек, за которым ходили тысячные толпы народа, который на глазах у всех совершал самые невероятные чудеса, вплоть дог того, что воскрес из мертвых, его знал бы каждый мальчишка, не говоря уже об историке. Более того, зная о Христе, его чудесах и учении, сам Флавий должен был уверовать во Христа…
