Когда Омар оторвался от письма, старик уже исчез. Солнце пробивалось сквозь утреннюю дымку. С берега доносились крики перевозчиков. Кричал осел, а но улице брели козы. Омар отправился в обратный путь.

На окраине эль-Курны, там, где пыльная тропинка раздваивается и уходит налево, в Дейр эль-Бахари, и направо, в Долину Царей, все еще был слышен шум из дома шлифовальщика. Омар остановился. Где он мог слышать этот звук? Он прошел дальше и вновь остановился. Ну, конечно: он слышал этот звук, находясь в гробнице, где его держали похитители.

Омар огляделся. На западе постепенно светлели скалы, а на востоке храм Луксора показался из дымки. Какой секрет скрывает этот пейзаж? Где же найти ключ ко всем необычным событиям, свидетелем которых он стал?

Весна в Берлине. Из отеля «Бристоль» вышла изящно одетая женщина. Ее короткие иссиня-черные волосы были почти полностью скрыты широкополой шляпой с перьями. Опираясь на светлый, украшенный кружевами зонт, как на трость, она направилась к одному из стоящих напротив отеля автомобилей. Шофер распахнул перед ней дверцу и подал руку.

— В «Адмиралспаласт!» — бесстрастно произнесла женщина, и по ее акценту стало ясно, что немкой она не была.

— «Адмиралспаласт», Фридрихштрассе. — Шофер поднес руку к кепке и тотчас принялся крутить ручку, находившуюся спереди автомобиля. Он резко дернул ручку вверх, и автомобиль завелся.

Автомобилям, бывшим в городе нововведением, было запрещено развивать скорость больше, чем двадцать пять километров в час, так что дама имела возможность рассмотреть улицы, по которым проезжала, бульвары с цветочными клумбами и фонтаны, дома с лепными фасадами, высокие стеклянные порталы дверей из черного кованого железа и подоконные парапеты, медные или позолоченные.

Привычные места променада высокого общества постепенно перемещались все западнее: с Унтер ден Линден к Курфюрстендаму, на Тауенциенштрассе и району между Ноллендорфплатц и Виктория-Луизе-платц, где за несколько лет как из-под земли выросли многочисленные кафе с живой музыкой, бары и квартиры с телефоном для так называемых актрис. Улицы пестрели вывесками, обещающими всевозможные развлечения, рекламой средств для стирки и плакатами с предупреждением президента: «Объявление. Утверждено право улицы. Улица принадлежит транспорту. Сопротивление закону будет подавлено с помощью оружия. Я предупреждаю любопытных». Слова плаката прежде всего относились к левым демонстрантам, а слова «Я предупреждаю любопытных» быстро стали поговоркой.

У английского посольства автомобиль повернул направо, на улицу Унтер ден Линден. Было начало мая, и деревья были одеты в светло-зеленую листву, а шофер пользовался отсутствием движения на улице, чтобы рассмотреть свою пассажирку в зеркало заднего вида.

Женщина без сопровождения, около пяти часов вечера, в «Адмиралспаласт»? Да, дело тут нечисто. Этот дом развлечений пользовался не лучшей репутацией. В это время суток там полно было девочек с Тауенциенштрассе, которые днем позволяли угостить себя мороженым, вечером же, вызывающе накрасившись, требовали дорогих коктейлей. Сложно сказать: для «одной из них» она была одета чуть более со вкусом и чуть более ухожена, но на «добропорядочную» женщину она тоже не походила — быть может, несколько легкомысленна.

Автомобиль остановился перед «Адмиралспаластом». Над входом, выполненным в помпейско-византийском стиле и больше походившим на ворота дворца, красовалась надпись в человеческий рост: красные буквы рекламы пантомимы «Ивонна». Швейцары в ливреях распахнули двери: посреди колонн и мозаик, красного плюша и высоких пальм — оркестр, повсюду радостная атмосфера кафе-салона, господа в визитках и дамы в блестящих платьях. Музыка играла мелодию «Однажды в Шенеберге в мае».

Иностранка нашла свободный столик, опустилась в плюшевое кресло возле оркестра и погрузилась в исследование содержимого своей сумочки. Наконец она достала мундштук, вставила в него сигарету и подождала, пока один из пожилых господ не заметил ее затруднения и предложил огня. Смущенно покашливая, он попытался завязать разговор, но женщина сделала вид, что не понимает его. Она отвечала по-английски, тот же, не будучи наделен лингвистическим даром, вежливо попрощался.

— Здравствуете, леди Доусон!

Дама подняла глаза и взглянула в лицо молодого, однако несколько обрюзгшего мужчины. На нем был костюм с воротником-стойкой, но сразу было видно, что сидит он недостаточно хорошо, да и чувствует себя в нем вновь подошедший неуютно.

— Я сразу узнал вас по описанию, — произнес он на ломаном английском, — позволите?

— Так значит, вы — господин Келлерманн, — констатировала дама. — Вы знаете, о чем идет речь?

Келлерманн заерзал в кресле:

— Ну, сказать «знаю» значило бы преувеличить. Но вы, конечно же, поясните, чего от меня ждете, леди Доусон.

Женщина достала из сумочки конверт. Затем подозрительно осмотрелась по сторонам, будто желая убедиться, что за ними не наблюдают, вынула из конверта бумагу и развернула ее перед Келлерманном. На рисунке был изображен разрез длинного здания.

— Это, — леди Доусон показала мундштуком на план, — вход, это холл, слева лестница ведет в нужный сектор на первом этаже. Здесь стоят охранники, обычно это пожилые люди в форме. О них главное не забыть на обратном пуги. Вход в выставочный зал находится напротив окна, то есть вне зоны видения охранников. Вы будете использовать динамит. — Леди Доусон усмехнулась.

Келлерманн изучил план, прищурившись:

— Пока все ясно, леди. И где же искать этот чертов камень?

Англичанка указала на крест на плане:

— Здесь. В помещении находятся три витрины. В дальней от входа — три экспоната — известковая голова в натуральную величину, маленькая статуя сидящего писателя, а рядом с ней — черный камень, который мне и нужен. Это сломанная плитка, собственно, часть каменной плиты шириной с ладонь и высотой в локоть с нанесенными на нее письменами.

— И он нужен вам?

— Да, только этот экспонат.

Келлерманн вновь рассмотрел план и с подчеркнутым дружелюбием спросил:

— Я все сделаю, леди, и во сколько вы оцениваете мою работу?

— В конверте половина, вторая часть оплаты — по получении товара. — Леди Доусон сложила план и отодвинула его вместе с конвертом на противоположную сторону стола.

Бросив взгляд на конверт и довольно внимательно, без всякого стеснения, оглядев леди Доусон, Келлерманн сказал:

— Думаю, я могу предложить вам коктейль, леди. — И, не дожидаясь ответа, щелкнул пальцами, подзывая официанта во фраке с противоположной стороны кафе. Леди Доусон молчала, занятая осмотром окружающей обстановки. — Это, конечно, меня не касается, леди, — Келлерманн с трудом попытался завести разговор, — но неужели вы готовы отдать столько денег за этот старый разбитый камень?