Ж а к о в.

Действие происходит в северном городке на Каме в наши дни.

Номер в гостинице. Здесь живут четверо командированных. На столе в центре комнаты сияет графин с водой, окруженный стаканами, на пружинных кроватях белеют несмятые подушки. У окна, ближе к свету, постелив на подоконнике газету, М у х и н, пожилой человек ничем не примечательной наружности, чинит с помощью перочинного ножа ручные часы. Он что-то напевает неразборчивое и нескладное — возможно, собственного сочинения.

На кровати лежит  З о б о в, отдыхает. В открытое окно доносятся голоса и плеск воды — ребятишки играют в мелкой воде фонтана перед гостиницей. Пауза.

З о б о в (встает и выходит на авансцену). Недавно произошел случай, который коснулся всех наших ребят, но по-настоящему задел именно меня… Нас пятеро в бригаде — Лешка Антипов, Коля Максюта, я, Иван Сорокин — он сейчас на юге с женой, в отпуске, — и Мухин Митрофан Акимыч. Мы собираем и разбираем башенные краны, ведем кочевую жизнь. В данный отрезок времени собираем для комбината три такие башенки в двести двадцать тонн весом и шестьдесят три метра высотой каждая. И вот в нашем тесном коллективе произошла одна история. Как будто незначительная, — конечно, как для кого, а я лично извлек из нее кое-какой жизненный опыт. (Коротко помолчав.) Что такое жизненный опыт? Мы делаем ошибки и накапливаем жизненный опыт, так, что ли? Я всегда думал и говорил, конечно, — соображай, и все будет в порядке. А что в порядке? Если мне скажут: опытный сварщик — я знаю, что это значит. А если — опытный человек? Иногда приходится слышать: «умеет жить». И не в осуждение, а в одобрение. Умеет так сделать, что все ему удается. Такой и выпьет с кем надо и промолчит, когда надо… И женится на ком надо. И вроде никому ничего не должен. И вот если жизнь приравнять к профессии, то выходит, он мастер, жить мастер. Максюта говорит: надо себя знать. Знать, что ты хочешь, — я, к примеру, люблю риск, высоту, скорость и за это готов отдать все. А другому ничего этого не нужно, как говорится, до фонаря. Но ему нужно что-то другое! У моего друга была девушка — положим, Таня. Он ее любил, и она — его. А женился он, положим, на Мане. Почему? А ему вдруг показалось, что для жизни незаметная Маня будет лучше, чем эффектная Таня. Если бы он точно знал, что ему нужна только Таня, а так вскорости и оказалось, он бы этой глупости не сделал.

Снова слышны детские голоса и плеск воды в фонтане.

Зобов отходит в сторону.

Женский голос с улицы: «Мухин! Ты здеся?»

М у х и н (в открытое окно, негромко). А куды я денусь? Заходи. (Опять напевает свою нескладицу.)

З о б о в (на авансцене). А у нас, вернее сказать, у меня с Мухиным, все случилось как раз наоборот. И началось с того, что стал я думать, как бы нам, или мне, это все едино, как бы нам жить без Мухина. Желание вроде естественное — мы, четверо, молодые, а он, пятый, почти старик, а выглядит и того старее — лет на семьдесят. Он, конечно, тянется за нами, старается, может, из последних сил, но какое это имеет значение? Ко мне в бригаду любой пойдет — побежит, только свистни. Я тут с месяц назад на пляже посеял сотенную — так даже не поморщился. Да, такой у нас заработок при полной, как говорится, гарантии качества. Но суть была не в деньгах, Мухин за них не особенно держался, и мы это знали, и на это тоже у меня был свой расчет. Ну, поделился я с ребятами своей мечтой, стали вместе думать, как нам избавиться от Мухина. Вроде он нам как теща, а мы молодые, которые спят и видят, как бы им пожить отдельно. Провернуть нашу операцию решили до возвращения Сорокина из отпуска — он бы нам не дал это совершить. (Снова отходит в сторону.)

Стук в дверь. В комнату входит  т е т я  З и н а. В руках у нее — картина в раме.

Т е т я  З и н а. Несу! Как велел. Возьмешься?

М у х и н. Тише, Никита отдыхает.

З о б о в (на авансцене). Я в тот вечер пришел с работы — Мухин уже сидит у окна, часы циркачу чинит, соседу по номеру. Гостиница Мухину — дом родной. Когда Иван Сорокин с женой на месте, Мухин у них сидит, семейную жизнь налаживает. Лежу, делаю вид, что сплю, можно сказать, отдыхаю от Мухина, а сам злюсь: хоть бы ты в кино когда сходил! (Ложится на кровать.)

Т е т я  З и н а. Спит, что ль?

М у х и н. Может, и спит. Ну и чего ты принесла, зачем?

Т е т я  З и н а. Ой, смотри картина какая. Рамка только облупилась, а этот говорит: «Заактировать да сжечь». Я — к тебе! Картина-то еще как новая. Глянь, какая интересная. «Выбросить». Пробросаешься!

М у х и н. На старую фотографию похожа.

Т е т я  З и н а. Ну! И как все на ней жизненно. Вот жена, вот дети, вон и собачка. Семья! Ты мужчина одинокий, разочарованный, проснешься утром, глянешь — повеселеешь.

М у х и н. Тут и делов-то на час.

Т е т я  З и н а. А за это пусть у вас повесит. Будете выписываться, обратно в люкс отнесу. (Бережно ставит картину на пол.) Поешь? Настроение хорошее?

М у х и н. А оно у меня всегда одинаковое.

Т е т я  З и н а. А тебе не обидно, что ты у них не бригадиром? Старше всех, а не начальник.

М у х и н. А я уже перерос.

Т е т я  З и н а. Тебе за пятьдесят, а им по двадцать три да по двадцать пять.

М у х и н. Всех посчитала. Какой из меня бригадир? Образование не то.

Т е т я  З и н а. До чего ж ты, Мухин, тихий, люблю я таких мужиков. Что тебе скажешь, все сделаешь, куда поставишь, там и стоишь! Идеал грез. Не пьешь, не орешь, не эгоист, рабочий человек. Для хорошей хозяйки — клад! Как это ты со своей женой не ужился?

М у х и н. Это она — со мной. Ладно, после поговорим — человек отдыхает, сказано.

Т е т я  З и н а. Сколько бабы несчастные грубости терпят ради брака. Я от своего Вихтыра на работе, ей-богу, отдыхаю. Чайку поставить? Приходи в дежурку.

М у х и н. Гляди, Виктор скрутит мне башку ни за что ни про что.

Т е т я  З и н а. А ну его к лешему. Чего он понимает? Ладно ль одному на склоне годов мыкаться по свету.

М у х и н. Да я не один, в коллективе.

Т е т я  З и н а. Правда что — повезло, ребята дружные попались.

М у х и н. Хорошие ребята.

Т е т я  З и н а. Приходи, не бойся! (Уходит.)

З о б о в (встает, выходит на авансцену). Вот тете Зине, дежурной по этажу, нравится Митрофан Акимыч за то, что он смирный. А мы прозвали его Каратаевым — «непротивленец». То, что у Мухина какие-то нелады с женой, я услышал тогда впервые и не обратил на это никакого внимания. Тут скоро пришли Антипов с Максютой — ходили на комбинатовский стадион.

Появились  А н т и п о в  и  М а к с ю т а, в руках — пакеты с красными помидорами. Зобов присоединяется к ребятам.

М а к с ю т а. Она мне будет класть гнилье, а я молчи? Я, знаешь, не Платон Каратаев — ушами хлопать.

А н т и п о в. Да ну, склочник ты, Николаша.

М а к с ю т а. Бригадир, видал, что принесли? Красненькие!

А н т и п о в. Нет, Сергеич, ты представляешь — опозорил на всю очередь, елки-палки. Там еще моя Танька стояла.

М а к с ю т а. Ах стыдно, ах неудобно! Мне не денег жалко…

З о б о в. Денег у вас, ребята, навалом.

М а к с ю т а. Нравится вам — ходите дураками, а я не желаю! Да, и в «Жалобную книгу» накатаю! Верно, Акимыч? А ты почему, Мухин, молчишь? Может, ты тоже против? Давай, не стесняйся. Ты у нас известный «борец».

А н т и п о в. Угощайся, Митрофан Акимыч. В этом году первые — не забудь желание загадать.

М у х и н. Спасибо, ребята. Какие у меня желания? Все исполнилось.

Ребята дружно смеются.