Откуда все взялось? как произошло? кто дал нам жизнь? что она такое? для чего мы живём? что такое смерть? бесконечность, беспредельность, вечность, пустота? ... Одни из модных философов ищут себе ответов на эти и подобные существенные вопросы, не находят, встречаются с противоречиями и отвергают; другие, позитивисты, не отрицая существования вопросов, объявляют их не принадлежащими науке; третьи говорят, что искать ответов нечего, что вопросы эти не стоят внимания, а должно думать только о том, исследовать только то, что подлежит нашим чувствам.

Другие философы признают существование вопросов, но объявляют их не принадлежащими позитивной науке.

Кому же они принадлежат? Куда деться от них? Что делать с ними? Под красное сукно положить их нельзя.

Вы считаете их не принадлежащими науке, потому что объяснить их не можете, но вы допускаете их существование, так отнеситесь, по крайней мере, к вопросам этого рода, как к высшим тайнам религии, с большим почтением и смирением.

Можно недоумевать, можно сомневаться, можно быть неуверенным и говорить: не понимаем, не знаем, но отрицать безусловно непонимаемое есть и дерзость, и невежество.

Учёные, отвлекаясь, увлекаясь и завлекаясь, могут иногда довольствоваться мнимой положительностью и даже наслаждаться своими открытиями в её пределах: иные, погружаясь в свои изыскания, тонут в их глубине (а наши - в помойных ямах Запада), и до такой степени овладевают ими, что лишаются способности поднять голову, посмотреть на небо и обозреть горизонт. Теряясь в частностях, они не могут уже возвыситься до общего; занимаясь мелкими дробями, тупеют для воображения миллиардных чисел и так тяжелеют, что не могут возвыситься до мысли о великой Единице трёх ипостасей.

- А вы разве понимаете? - спрашивают эти философы своих противников. - Нет, не понимаем, - те отвечают, - и даже более, не смеем сказать, что верим, потому что часто колеблемся и забываемся, но можем сказать, что преклоняемся со страхом и трепетом пред вечною Премудростью, чьею бы то ни было, говоря вашим языком, перед Богом, как мы её называем, благоговеем пред Спасителем, великим Учителем рода человеческого, Иисусом Христом, и в лучшие минуты своего сознания молимся: веруем, Господи, помози нашему неверию!

Мы не понимаем и смиряемся пред непостижимостью, а вы сквернословите и богохульствуете.

Наши философы, нигилисты и прогрессисты суть большею частью недоучившиеся студенты и озлобленные семинаристы, или дилетанты самоучки.

Со всеми науками, искусствами, теориями, системами, политикою и всякою премудростью они познакомились как будто из телеграмм и, не дождавшись почты, пустились судить и рядить вкось и вкривь о всех великих задачах человеческой жизни, о всех важнейших вопросах государственного управления.

Друзья мои! Подождать бы вам почты: может быть, принесла бы она вам основания более твёрдые и прочные». (О модн. толк., стр. 22, 23 и 30).

Н.Я. Данилевский в своём замечательном сочинении «Дарвинизм» (т. II, стр. 504 - 506) говорит: «Я весьма далёк от той мысли, что границы положительной науки не только в данное время, но и вообще совпадают с законными границами человеческого мышления. Есть учение, дающее себе название позитивной философии, утверждающее это. Здесь не место его разбирать, и я замечу только, что так называемый позитивизм, так же мало имеет права называться философией, как учение, которое бы утверждало, что всякое врачевание (и диетическое, и профилактическое, конечно, в том числе) бесполезно и бесцельно, имело бы право называть себя врачебною наукой; или учение аббата Сент -Пьера о вечном мире - стратегией или тактикой. Притязания позитивизма представляются мне в образе датского и английского короля Канута Великого, повелевающего морскому приливу остановиться у ног, с тою, однако же, существенною разницею не в пользу позитивизма, что Канут приказывал приливу иронически, для посрамления своих льстецов, - Конт же и его последователи серьёзно отдают приказ человеческой мысли остановиться и не идти далее. Конечно, и мысль имеет столь же мало возможности последовать их велению, как и море приказанию Канута.

Неправильно то представление, по которому метафизика и положительная наука представляются фазисами развития человеческой мысли. Это не фазисы развития, а два метода, которые всегда совместно действуют при стремлении человека познать природу (т.е. всё, что есть). Но если, по великолепному выражению Бера: „наука вечна в своём источнике, не ограничена ни временем, ни пространством в своей деятельности, неизмерима в своём объёме, бесконечна в своей задаче, непостижима в своей цели“ (Baer Reden., 1864, S. 121), то напрасны опасения или надежды, что она когда-нибудь достигнет той точки, на которой или обратится вся в философию, в метафизику, в дедуктивный вывод из единой общейшей идеи; или, наоборот, вытеснит всякую метафизику, т.е. последовательным и непрерывным рядом наблюдений и опытов достигнет полного всецелого знания. То и другое одинаково невозможно!»

После всего вышесказанного делается понятным, отчего последователи позитивизма должны непременно быть атеистами, или материалистами. И какое же другое мировоззрение может дать наука, которая проповедует, что природа обходится своими собственными законами, что материя обладает достаточным количеством свойств ей присущих от вечности, чтобы производить все явления природы. Человек изучает науку с самых ранних лет и не только никогда в ней не встречался с вопросом о Боге, но считал запрещённым и постыдным поднимать такой пустой вопрос, на который он вперёд знал, какой получит ответ.

На это нам возразят, что в каждой школе обязательно изучать закон Божий и что всякий знает, насколько это необходимо.

Но дело не в том, что учат, а на какую почву подает семя учения. Если почва плохая, не разработанная, не готовая, то и плоды будут скудны.

Здесь мы встречаемся с двумя элементами: с вопросом о безверии, который весьма легко принимается на почве нашей порочной души, нравственно парализованной, и с вопросом о вере в отвлечённого Бога, который, как всякая отвлечённость, не соответствует вашим привычкам и складу нашего позитивного ума.

Оставляя в стороне современный позитивизм, надо сказать, что во все времена существования науки, начиная с самой глубокой древности, люди с атеистическим и материалистическим складом ума давали исследования природы несравненно уже и поверхностнее, чем учёные со спиритуалистическим мировоззрением, о чём речь будет ниже.

Во все времена существования человека появлялись люди с могучим и высоким развитием своих внутренних чувств, своего сердца и души, которые открывали в природе впечатления истины и красоты, остающиеся для всех остальных вполне непонятными и недосягаемыми. Если к этой нравственной силе присоединялись гениальный ум и научные познания, то свет обогащался новым учёным, обширнейший кругозор которого дарил науке новые учения и великие открытия.

Современники редко понимали всю высоту мысли их и всё значение этих учений. Они всегда понимали их по-своему; частью учения эти совсем оставлялись непонятыми и скоро забывались; частью они переиначивались и приспособлялись к более узкому и поверхностному взгляду людей на природу вещей.

С течением времени, по мере того, как средний уровень нравственного развития людей возвышался, и понимание этих учений всё более и более приближалось к тому коренному смыслу, который сам их творец придавал им.

Учения многих знаменитых мыслителей оставались целые тысячелетия непонятыми и не понимаются в истинном их свете и до настоящего времени. Многое, что говорили нам такие мыслители, как Сократ, Сенека, Марк Аврелий, возбуждает в нас ещё в настоящее время сомнение и даже улыбку; но свет дозреет и до них, и когда-нибудь и они будут поняты и оценены.

Великие мыслители и столпы образованности редко оценивались их современниками по достоинству. Оценивали их разве в десятом и двадцатом поколении; при жизни же они были обречены влачить тяжёлое существование в одинокой борьбе с грубостью и невежеством.