Для успокоения пассажиров я пригласил на палубу баяниста. Он сыграл партизанскую, а потом «Вниз по матушке по Волге». Опасная зона была пройдена хотя и под обстрелом, но благополучно. Мы подходили к району «Красного Октября». Надо было высаживать бойцов, выгружать орудия и боеприпасы. Но лёд у берега был ещё тонок. Я боялся, что при высадке начнётся толкотня и лёд проломится.

Как раз в это время передавалось по радио сообщение об успешном наступлении Красной Армии в районе Сталинграда. Волнуясь, я наспех записал эту сводку. С этим листком бумаги в руках я забрался на крышу кухни баржи и поднёс ко рту рупор:

— Товарищи! Получено сообщение Совинформбюро об окружении немцев под Сталинградом!

Услышав в ответ радостный гул, я сказал:

— Это хорошо, что вы спешите, но не спешите прыгать на лёд. Подождите, пока будут положены доски.

С берега нам уже мигали огоньком, указывавшим, где надо пристать.

В темноте раздавались нетерпеливые голоса: «Прибыл ли такой-то?

Есть ли пополнение в бригаду?»

Мы причалили между «Красным Октябрём» и Нефтесиндикатом к крутому берегу, который был усеян блиндажами, как ласточкиными гнёздами.

В обратный рейс мы должны были захватить с собой раненых; их выносили из блиндажей закутанными в тёплые стеганые одеяла.

Я зашёл в блиндаж-перевязочную. Этот бревенчатый домик, врытый в землю, освещался фронтовой коптилкой «молния». Я решил и тут прочесть только что принятое мною сообщение Совинформбюро об окружении немцев под Сталинградом. Никогда не забыть, какую радость принесла эта весть раненым. Все подзывали меня к себе:

— Давай сюда, морячок!

А тяжело раненный, которому делали перевязку, просияв, сказал:

— Ой, хорошо!

Я вышел из перевязочной и пошёл по ходам сообщения. Мимо бегом проносились бойцы. Я остановил одного и спросил:

— Где здесь передовая, где немцы?

— А это что ж по-твоему? — изумился он. — Там впереди железная дорога, за нею немцы. — А потом вдруг сказал уже другим, радостным голосом: — Обожди вот, скоро передовая далеко от Волги будет.

На левом берегу, напротив нашего завода, скапливалось большое количество машин, танков и разной боевой техники, ожидавшей переправы. Надвигалась зима, на Волге с верховьев уже непрерывно плыл то мелкий битый лёд, то крупные ледяные поля. Работа переправ очень усложнилась. Буксиры, попадая в полосы ледохода, обламывали об лёд плицы колёс, баржи сносило течением, срезало льдом. Ждать ледостава было нельзя. Готовящийся к наступлению фронт требовал усиленного питания.

В эти дни на заводе группа рабочих и инженеров, ранее работавших на судостроении, взялась сделать колёса буксирных пароходов более крепкими и обшить борта буксиров металлическими полосами. Это предложение было одобрено на заседании партийного комитета и принято Военным Советом фронта. Принято было и второе предложение этой же группы: использовать для переправы через Волгу в условиях ледохода большую металлическую баржу, стоявшую недостроенной на стапелях завода.

Бригады, поставленные на доделку баржи, работали круглые сутки. Работа происходила под открытым небом, на виду у противника. Днём судно сваривалось снаружи, ночью внутри — при очень тщательной маскировке. Когда немецкие воздушные разведчики все-таки заметили баржу, почти всё уже было сделано, подготавливалось лебёдочное хозяйство. Чтобы спасти судно, надо было немедленно спускать его на воду. Вопреки вековым правилам, не допускавшим возможности спуска судна на воду в ночное время, нам приходилось делать это ночью, в абсолютной темноте. Немцы были совершенно уверены, что ночью баржа не уплывёт от них; тем более что днём они вывели из строя подстанцию и этим лишили нас возможности пользоваться током Сталгрэса. Без электроэнергии спуск баржи на воду был немыслим, но бригаде электротехников удалось быстро восстановить подачу тока, и это обеспечило нам победу. Судно за ночь было выведено из затона и укрыто от немецких лётчиков.

Потом, бывая в районе Светлого Яра, я не раз наблюдал с чувством большой гордости за наш коллектив, как на палубу этой огромной баржи, вплотную причаленной к левому берегу Волги, танкисты заводили десятки машин, идущих своим ходом. Наша баржа принимала на себя столько груза, сколько могут поднять два товарных поезда.

Но при колоссальных масштабах готовящегося наступления этого было мало. К тому же температура воздуха быстро падала; со дня на день надо было ожидать полного ледостава, при котором требовались другие средства переправы.

Поток грузов двинулся через Волгу.

Не рассчитывая на то, что лёд выдержит тяжесть танков и нагруженных боеприпасами машин, инженерные войска фронта разработали проект моста-переправы. Нужно было выложить по льду крепкий деревянный настил, а прежде всего заготовить для него большое количество деревянных конструкций и крепёжных материалов. Изготовление конструкций было поручено нашим рабочим.

Оборудование лесопильного цеха к тому времени было уже снято, паросиловая станция демонтирована. Начальник цеха Кузнецов, вызванный ночью командованием, получил задание:

— В трёхдневный срок подготовить цех к работе на полную нагрузку.

Собрав нужных ему людей, товарищ Кузнецов предупредил их, что, пока цех не будет пущен, придётся работать без отдыха. Надо было установить оборудование, заново смонтировать паровую машину. Механик цеха Мисюра в это время лежал больной. Думали, что придётся обойтись без него, но, узнав о срочном задании фронта, товарищ Мисюра сам пришёл в цех. Вместе со всеми он проработал, не выходя из цеха, 40 часов.

Задание фронта было выполнено на 32 часа раньше указанного срока.

На глазах у немцев из дымовой трубы цеха повалил дым. Несколько суток ни на минуту не прекращалась работа по изготовлению конструкций для ледяного моста и всё это время у лесопилки шёл бой наших зенитчиков с немецкими лётчиками, пытавшимися разбомбить оживший цех. Защита была хорошая. Немцы не сумели сбросить на цех ни одной бомбы; все они падали в стороне.

В эти дни на заводе подошли к концу запасы продуктов. Получить их можно было только с заволжской базы, но на Волге начался сплошной ледоход и переправа прекратила работу: буксирные пароходы не могли уже пробиться сквозь лёд. Пришлось сначала сократить суточную норму питания, а потом пойти на крайнюю меру — собрать по бригадам авральные запасы продовольствия и расходовать их. То, что мы собрали, обеспечивало нас на один-два дня. Ясно было, что нам не дотянуть до ледостава, когда на Волге начнёт работать зимняя переправа.

Голодовка угрожала коллективу завода как раз в тот момент, когда он напрягал все силы для выполнения срочного заказа фронта. Решено было попытаться перебросить продовольствие через Волгу на вёсельном баркасе. С большим трудом нам удалось связаться с товарищем Кузнецовым, который в это время находился за Волгой, работал на переправе. Он ответил, что будет сделано. Мы стали ждать, надеясь, что ледоход уменьшится и баркас не затрёт льдом. Но старые волгари сомневались, найдётся ли смельчак, который решится сейчас выйти в Волгу.

На другой день на Волге была та же картина — сплошной ледоход! Мы уже потеряли всякую надежду, решили, что придётся голодать в ожидании лучших дней. И вдруг разнеслась весть: «С левого берега отчалил баркас!»

На дамбе собралась толпа рабочих. У того берега видна была большая лодка. Лавируя между льдин, она шла к нам на вёслах. Затаив дыхание, мы следили за ней, как за акробатом в цирке. Моментами казалось, что сейчас вот эту лодку, пробирающуюся между двух крутящихся в водовороте льдин, раздавит в щепки; но нет, выскользнув из-под удара льдины, она стремительно летела в следующее разводье. Опять её настигает ещё более страшная глыба льда, и опять лодка ловко уклоняется от удара и проскальзывает дальше в разводье. На середине реки, где трудно справиться с течением и без таких помех, как эти льдины, лодку закружило. Мы думали, что теперь все кончено; сейчас на наших глазах смельчак погибнет. Я невольно закрыл глаза. Когда я открыл их, мне показалось, что вижу сон: мгновение назад беспомощно кружившаяся лодка быстро шла к нам, лавируя между льдин.