* * *

Капли косого дождя хлестнули по щекам с такой силой, словно Драко в одно мгновение перенесся из Хогвартса в эпицентр бури.

Будто неведомая сила обрушилась ему на плечи, сдавила грудь и вышибла все сомнения и страхи, оставив только бурлящую, но холодную решимость, как только у зажатого в поднятом кулаке Финнигана куске хрусталя появилось имя — Панси. Та самая сила, что сдернула Драко с подоконника, что заставила рвануться за Симусом следом, в окно — она впилась в него тысячами уколов, вцепилась намертво — в горло, в глаза, в самый мозг, вынуждая продолжать двигаться и сужая весь мир до треснувшей ткани рубашки Финнигана, которую Драко не выпустил бы ни за что на свете.

Он не помнил, как они оказались над квиддичным полем — да и его-то заметил лишь потому, что здесь Симус вдруг резко сбавил скорость и попытался, обернувшись, стряхнуть с себя цепкие пальцы. Драко не видел его лица, только отчаянно отбивающуюся руку — почему-то одну, левую — и пронзительную зелень травы под ними.

В движении мир превратился в мельтешащую мешанину красок, и единственным ориентиром оставалась фигура Симуса — неподвижное размытое пятно на фоне нечетких ярких полос вокруг. Всего несколько мгновений — и Финниган, вновь дернувшись, попытался камнем уйти вниз, едва не оставив клок рубашки в руке Малфоя. Не уйдешь, сволочь! — мрачно выкрикнуло что-то внутри Драко, вынуждая до хруста сжать зубы и устремиться следом.

Хлопок аппарации Драко не удивил — он ожидал услышать его, лишь только они пересекут границу с Хогсмитом. Удивило то, что в руке Симуса не было палочки, ни в одной — потому что левой он вновь пытался оттолкнуть Драко, а правую теперь держал, крепко прижав к груди. И ниже запястья она представляла собой окровавленную лепешку с торчащими наружу мелкими пугающе белыми обломками костей.

Яркая зелень исчезла. Привычно тошнотворное ощущение от перемещения на секунду передавило горло, Драко судорожно вдохнул — и остолбенел, от неожиданности разжимая, наконец, пальцы. Финниган, задыхаясь, по инерции неуклюже повалился на спину.

Малфой машинально взмахнул палочкой, выставляя сферу. Одновременно с этим распростертый на полу Симус бросил на него быстрый колючий взгляд — и исчез с очередным негромким хлопком. Что, впрочем, оставило Драко равнодушным — он знал, что успел первым. Что за радиус сотни футов гриффиндорцу теперь не вырваться — ни пешком, ни по воздуху, ни с помощью магии.

Лихорадочный, изумленный взгляд напряженно вглядывался в каменные стены, в полумрак, едва разгоняемый неровным пламенем факелов. Тяжелые, нависающие над самой головой своды черного, будто отполированного камня. Едва различимый, на грани слышимости стук капель, духота и влажность — и темнота, пожирающая жалкие клочки света.

Мрачные своды каменного коридора тянулись вправо и влево — левый проход заканчивался тупиком, правый — глухим поворотом. Драко перевел дыхание, крепче сжимая палочку — пусть она, скорее всего, и бесполезна в разборках с рехнувшимся магом. Как действует стихийная шпага, он уже видел, а бить заклятьями в того, кто докатился до беспалочковой магии, по его убеждению, граничило с глупостью — уровень щита должен был соответствовать уровню владения магией. А, значит, скорее всего, Финнигана не возьмет сейчас ни одно боевое заклинание. Он практически неуязвим — как были неуязвимы прошлым летом они с Гарри.

От давящей тяжести стен хотелось выть. Драко меньше всего ожидал оказаться в подобном месте — хотя теперь понимал, что оно было буквально пропитано духом Симуса. Духом того, кто жил здесь долгие недели, а то и месяцы.

От камня веяло неизбывной, какой-то звериной тоской, глухим отчаянием болезненного одиночества, безысходностью бесконечных бессонных ночей, наполненных задыхающимся криком в пустоту. И жаждой — пугающей, всепоглощающей жаждой, нечеловеческим, диким голодом — по тому, кто вдохнул бы сюда жизнь. По тому, кого никогда здесь не будет.

И страхом — горьким, беспомощным, и липким осознанием — все бесполезно. И яростью загнанного в угол зверя.

Эти стены били наотмашь, вынуждая стискивать зубы и бороться с желанием зажмуриться — и почему-то все время мелькала несвоевременная мысль, что Луна здесь бы хлопнулась в обморок в первые же секунды. Его странная чувствительная девочка, чем-то заслужившая идиотское бремя родиться эмпатом и слышать чужую боль без прикрас, напрямую, одним живым бьющим потоком.

Его хрупкая светлоглазая Луна, и трех минут не выдержавшая присутствия вконец обезумевшего Финнигана. Неужели она услышала в нем ЭТО? То, что Драко понял, лишь очутившись там, где Симус прожил все долгие недели, в течение которых сходил с ума?

За поворотом обнаружился грот, и Драко окончательно убедился, что находится в пещере естественного происхождения — причем, похоже, ей даже не пытались придать вид жилого помещения. Сырые стены, скользкий пол, неровный потолок — и раздражающий, мерный далекий стук капель. Мерлин, да как здесь жить можно, вообще?..

Коридоры сменяли друг друга, кучи тряпья на полу лезли под ноги, и свет факелов то нарастал, то сходил на нет — в какой-то момент Драко, плюнув на все, процедил: «Люмос!», все равно от палочки толку не ожидалось, так пусть хоть светит.

Финниган обнаружился внезапно — сжавшись в комок за очередным поворотом, он сидел, подтянув колени к груди, и прерывисто дышал сквозь зубы, держа на весу правую руку. Волны хаоса и тоскливой, болезненной обреченности шибали так, что Драко на мгновение замер.

Симус медленно поднял голову — и Малфой задохнулся. Перед ним сидел тот, кто не так давно был способен довести его до истерики, просто находясь рядом. Кто организовал похищение, приведшее к смерти Гарри… но и к смерти Люциуса и Тома Риддла. Кто пытался убить Луну на его глазах — а в итоге они с Поттером смогли, наконец, раскрыть глаза и вернуться к нормальной жизни. Кто поставил на уши всю страну — и это сблизило их еще больше, всех четверых, и разрушило драконовские условия жизни в резервации магов, и дало Луне шанс возобновить пропагандистскую деятельность. Что бы ни делал Симус — он проигрывал.

А они — нет. Если брать по сухому остатку.

И именно эту мысль Драко читал сейчас в глазах Финнигана — измотанного, измочаленного мальчишки, уставшего от жизни, которой он не просил, запутавшегося в каше, которой он не хотел, потерявшего все — даже самого себя — на этом пути. На пути, который его вынудили выбрать.

Вынудили — в том числе — и они с Поттером.

Симус моргнул — и секундное наваждение рассеялось. Теперь в его взгляде снова мерцала озлобленность загнанного в угол звереныша, заслоняя собой, пряча в глубине и усталость, и тщательно скрываемую боль. Осталась лишь ненависть — холодная, четкая, почти бесформенная. Не к Малфою — к любому живому существу, на которое упадет взгляд. Просто сейчас он падал на Драко.

Губы Финнигана медленно растянулись в ухмылке — злой и одновременно беспомощной. Почему он больше не убегает? — мелькнула лихорадочная мысль в голове Драко, вынуждая машинально сделать шаг назад. Почему он сдается, он же пытался сбежать, спастись, спрятаться… Он мог хотя бы попробовать защититься. Чего он ждет?

Первая же попытка подслушать мысли Симуса едва не отправила Малфоя в беспамятство. В голове гриффиндорца ревел шторм — там бушевало нечто, не имеющее уже ничего общего с сознанием разумного существа. Драко отшатнулся, хватаясь за стену и не спуская глаз с заострившихся черт бледного лица напротив, а ухмылка Финнигана становилась все шире. Взгляд, казалось, прикипел к глазам Симуса, постепенно заслоняющим собой все, и в ушах почему-то нарастал монотонный стук капель о камни — будто они били прямо по темени.

Колени вдруг начали медленно подгибаться, словно из-под них, разламываясь, уходила земля. Мир покачнулся — и Драко почувствовал, что проваливается, затягивается в обезумевший разум Финнигана, в его отчаянную, неприкрытую, обнаженную боль, бьющую наотмашь, как плеть. Она растекалась каплями и ручьями, заливая, затапливая собой. Подрагивающие ресницы Симуса, казалось, протыкали Малфоя насквозь, будто пытаясь разворотить мозг, заставить его захлебнуться в ней.