Внутри он обнаружил откинувшуюся в складном кресле Кериан. Ее лицо обрело румянец, а волосы достаточно отросли, чтобы задевать плечи. Ее беременность была хорошо заметна, и она не побеспокоилась попытаться встать, когда он вошел.

Беременность продвигалась намного быстрее обычного. Трусанар считал, что Великая Перемена каким-то образом ускорила процесс. Все эльфийки в Инас-Вакенти, бывшие беременными, продвинулись в процессе намного дальше, чем обычно. Странно, но популярным мнением было, что души потерянных из-за блуждающих огоньков воинов возвращались в тела новорожденных. Кериан открыто насмехалась над такими идеями, но не Гилтас. Его собственные потери были достаточно серьезными, чтобы он никогда не отказывал в утешении другим. Он знал, что до конца своих дней будет горевать о смерти матери и Планчета.

«Как там старина Хаккам?» — спросила она, неловко ерзая в кресле.

«Пиратствует, как обычно».

Гилтас подошел к маленькому буфету и налил им обоим немного фруктового сока. Протянув ей чашку, он вытащил свиток из-за пояса. — «Он дал мне это. Сахим хочет альянса. Восстание Шоббата продвигается успешно».

«Что собираешься делать?»

Он сел лицом к Кериан и положил руку ей на живот. — «Поговорить со своим сыном».

«Мы не знаем, что это будет мальчик».

«Трусанар так сказал». — Гилтас закрыл глаза. — Привет, сын. Как ты сегодня? Если в порядке, дай нам знак.

Общался или нет Гилтас с их ребенком, малыш довольно энергично пнул мать. Открывая глаза, Гилтас широко улыбался. Кериан отпихнула его руку, но скупая улыбка коснулась ее лица.

«Прекрати учить ее дурным привычкам». — Снова становясь серьезной, она добавила. — «Ты помнишь о нашей сделке?»

Он вздохнул. — «Ты все еще собираешься заставить меня придерживаться ее?»

«Да!»

«А как же наш ребенок? Ты так легко сможешь оставить его одного?»

«Одного? Гил, десятки эльфов будут бороться за шанс ухаживать за ним!»

«Ребенку нужна его мать».

«И его отец. И родина».

Это был старый спор, вновь получивший актуальность из-за потока новостей с запада. От Эльханы пришла весточка, что революция в Квалинести застопорилась. Армия Освобождения в разгар лета высадилась на восточном берегу и направилась в глубь страны, быстро разрезая страну надвое. Армию Самувала вытолкали через границу обратно в Абанасинию. Казалось, это конец бандитского правления, но местные неракские силы контратаковали к югу от реки Ахланлас, снимая осаду и освобождая армию Самувала. Разгорелась порочная война взад-вперед: одна из сторон брала город лишь для того, чтобы уже на следующей неделе потерять его. Центральный Квалинести стал необитаемым, полный покинутых деревень и разграбленных ферм. Безжалостный тупик был не выгоден никому, тысячи солдат Самувала наряду с эльфами сражались с голодом. Кериан была полна решимости присоединиться к борьбе, и она заключила сделку с Гилтасом. Как только родится ребенок, она улетит в Квалинести. Он согласился, веря, что когда действительно придет это время, она не сможет оставить их ребенка. С тех пор он не переставал бранить себя за глупость. Когда вообще Львица демонстрировала нежелание присоединиться к борьбе, чего бы ей это ни стоило?

Этот спор был бессмысленным, но он все еще делал попытки. Гилтас взял ее за руку. — «Ты в самом деле можешь покинуть нас?»

«Лишь с твоего благословения». — Кериан крепко сжала его руку. — «Оно у меня есть?»

Его глаза наполнились мукой, и она притянула его ближе. Какая польза от того, чтобы хотеть, чтобы она была не такой, какой была? Изменит ли он ее, если попробует? Конечно же, нет. Но часть его не могла не желать, чтобы она прекратила подвергать себя опасности.

Ткнувшись лицом ей в шею, Гилтас прошептал, — «У тебя есть мое благословение, как бы ты ни выбрала поступить».

Он гордился ее мужеством и, в конечном счете, разделял ее стремление вернуть потерянными ими земли. Но он не мог позволить себе роскошь следовать за этой мечтой. В такие как этот моменты Гилтас ненавидел быть Беседующим, не способный отрицать приоритет блага государства перед своей собственной семьей. Такова была цена королевского сана.

Их ребенок родился в первый день нового года. Дать сыну имя было привилегией отца, и Гилтас выбрал имя Балифарис, означавшее «Молодой Балиф».

Хамарамис, замещавший отца матери, держал руку Кериан во время родов. Позже он клялся, что ему было в тот момент больнее, чем ей. На его руке и в самом деле была повязка, но Трусанар заверил его, что переломы аккуратно срастутся.

Мокрая от пота, Кериан прижала к себе сына. Мать и дитя погрузились в сон. Старый генерал шепотом спросил Беседующего значение выбранного им имени.

«Балиф, хоть и проклятый и изгнанный, выковал новую нацию. Надеюсь, мой сын сможет сделать то же самое». — Его странная галлюцинация, когда он находился на грани смерти, оставила у Гилтаса чувство родства с давно мертвым сильванестийцем.

Откровенно говоря, Кериан была любящей матерью. Но она также была верна своему слову. Спустя три месяца после рождения Балифариса, она эмоционально попрощалась с сыном и мужем, оседлала Орлиного Глаза и улетела в вечернее небо.

Когда она с грифоном скрылись из виду, Гилтас почувствовал на плече руку. Это был его старый архивариус, Фаваронас.

С момента Великой Перемены любимый библиотекарь Беседующего мало появлялся на виду, проводя все дни, записывая свои странные приключения в Молчаливой Долине. Его тесное общение с колдуном Фитерусом привело его к удивительным выводам о происхождении Инас-Вакенти и ее силы. Он считал, что за странной природой долины стояли не драконьи камни и божественная магия. Столетия до и после основания первого эльфийского королевства Беседующий Сильванос, поддерживаемый корпусом могущественных магов, трудился, чтобы подавить любую духовную оппозицию трону. Маг за магом, у врагов Беседующего отбирали их силу и запечатывали в каменные столбы Инас-Вакенти. К примеру, Общество Коричневых Капюшонов диких колдунов было уничтожено до последнего эльфа. Позднее, маг Ведведсика попытался создать свою собственную расу, используя темную магию для преображения животных в подобие эльфов. Этим трансформациям был положен конец. Рассматривавшиеся как мерзость, его творения навсегда были заточены в Инас-Вакенти, вместе со своим создателем. Ведведсика и был тем упоминавшимся в свитках «Отцом, Который Не Сделал Своих Детей».

Летающие огоньки были поставлены охранять долину, удерживая звероэльфов внутри, а всех остальных животных — снаружи. Но одно из существ бежало, возможно, с помощью Ведведсики, и при помощи запретного заклинания долголетия поддерживало в себе жизнь, чтобы однажды получить возможность отомстить за то, как обошлись с изгнанниками. Этим единственным беглецом был Фитерус, ненавидевший расу эльфов и строивший планы ее уничтожения.

Завершив хроники, Фаваронас взял на себя новую роль, наставника сына Беседующего.

«Пойдемте, сир», — тихо сказал он. — «Время начать давать ребенку уроки».

Отвлекаясь от проглотивших его жену облаков, Гилтас с удивлением посмотрел на него.

«Но он еще младенец».

Ученый повесил на плечо большую сумку со свитками. — «Да, сир. И ему нужно так многому научиться».

Возле пустой вулканической оболочки, бывшей некогда домом Оракула Дерева, на песке сидел старик, прислонившись спиной к черной каменной пирамиде. Он считал свою внешность прекрасной. Старость — внешность старика, как у человека — давала множество преимуществ. Слушатели были почтительны. Они не падали, съежившись, лицами ниц, и не ждали, что он сделает невозможные трюки одним щелчком пальцев. Он таинственным образом приходил и уходил, давал подходящие невразумительные советы, и мягко направлял усилия смертных, вместо того, чтобы управлять ими. Это было самым приятным занятием.

Было.

Он понес суровое наказание за вмешательство в судьбу эльфов. Едва осень окрасила леса старого Квалинести во все оттенки золота и багрянца, его выдернули и судили. Приговор был пятьсот лет изгнания, лишение божественной силы и (поворот, который он считал особенно ироничным) заключение в немощное тело, которое он когда-то использовал лишь для маскировки. На сегодня у него оставалось еще впереди четыреста девяносто девять лет и десять месяцев.