Еще более странной была тень под носом Фитеруса, оказавшаяся бледным шрамом, словно его верхняя губа была разделена надвое и снова сшита.
Фаваронас отошел, продолжая разглядывать. Чем больше он глядел, тем более странным выглядело это лицо. Язык колдуна, едва видимый сквозь слегка раскрытые губы, был темным, как кожа сандалий. Его брови, казалось, сходились на переносице, или это была игра света? Рассматриваемое в целом, лицо в некотором роде напоминало животного, словно какой-то зверь попытался преобразиться в эльфа и потерпел неудачу.
Лишь у него была сила уйти, и он покинул нас.
«Почему вы скитаетесь по миру смертных? Чего вы хотите?»
Убраться из этого места. Ты можешь помочь. Ступай в место Дальнего Видения.
Фаваронас с замиранием сердца посмотрел на склон позади четырех призраков. Расстояние и крутой угол уменьшали Лестницу Дальнего Видения до всего лишь горизонтальной полоски темного камня. — «Зачем? Что там?»
Толпа привидений исчезла, оставив лишь первую четверку. Они колыхались, словно изображение, наблюдаемое сквозь жар пустыни. Фаваронас в отчаянии повторил свои вопросы.
Завладей ключом до того, как откроется дверь.
Четверка исчезла в один миг.
«Подождите! Что это значит?» — крикнул он, ученый в нем уже принялся ломать голову над этими словами.
«Это значит», — произнес голос позади него, — «времени мало».
Когда Фаваронас повернулся на свинцовых ногах, лед поражения пронзил его. Фитерус пришел в себя и сел. Колдун поднес руку к голове, обнаружил, что его маскирующий капюшон сбился, и бросил злобный взгляд на своего пленника.
«Ну, эльфийское отродье, и что ты узнал?» — Его голос был слабым, но каждый слог сочился ненавистью.
«Ничего, хозяин. Чем больше я слышу, тем меньше я знаю!» — пробормотал архивариус.
Фитерус протянул руку, молча повелевая помочь ему подняться. Как только Фаваронас приблизился, колдун схватил его за руку и свалил с ног. Фаваронас быстро понял, что не может отодвинуться. Рука Фитеруса, сдавившая голую рукой Фаваронаса, прилипла, точно плоть срослась с плоть.
«Теперь мы единое целое. Пока моя работа не будет закончена, ты не будешь шляться или снова болтать с мертвецами».
Архивариус уставился на неестественную связь, к горлу подступила тошнота. Казалось, их кожа слилась в единое — не шла ли эта связь глубже? Не смешалась ли поганая кровь этой твари, зовущейся Фитерусом, с его собственной?
Он отвернулся от головы в капюшоне, которая находилась чересчур близко, и с трудом поднялся на ноги, неуклюже подтягивая за собой и колдуна. Фаваронас сделал шаг, затем другой, таща за собой ослабевшего волшебника. Выступ казался столь же далеким, как солнце. Еда Фитеруса пусть и была отвратительной, но он хотя бы поел недавно. Фаваронас едва мог вспомнить, когда последний раз принимал пищу или пил.
Пока карабкался, внешне покорный, Фаваронас отвлекал себя от своего отчаяния, сосредоточившись на множестве вопросов, поднятых встречей с духами. Чего точно они хотели — покончить со своей полу-жизнью и обрести покой, или воссоединиться с миром смертных? Как им поможет присутствие здесь предателя? И каким ключом ему предлагалось завладеть?
Фаваронас был глубоко начитан, но он не был мудрецом. Все, что он знал о магии, это несколько основных понятий, почерпнутых им из древних манускриптов. В каменных свитках могли содержаться дополнительные подсказки. Дилемма заключалась в том, как внимательно их прочесть, чтобы Фитерус не догадался о его намерениях.
Его мысли продолжали блуждать, пока Фитерус не стукнул его резко по голове. — «Смотри, куда идешь!» — рявкнул колдун.
Фаваронас тупо привел их к потрескавшемуся краю ущелья. Еще пара шагов, и они бы рухнули на зубчатые камни в сотне метров внизу. Мгновение он подумывал ринуться вперед и сделать эти шаги.
«Не думай, что убив себя, ты навредишь мне», — сказал Фитерус. — «Вспомни судьбу всадника на грифоне».
Фаваронас продолжил восхождение. Итак, Фитерус думал, что всадник на грифоне мертв? Ученый лучше знал ситуацию. После того, как маг рухнул без сознания, Фаваронас видел, как грифон недолго описывал круги, а затем направился на юг. Едва эта мысль посетила его разум, как он отогнал ее прочь, наполнив голову строфами особенно тупой сильванестийской эпической поэмы. Соединенный с ним подобным образом, колдун мог читать его мысли. Нет смысла все раскрывать.
* * *
Пара конных эльфов ехала между чахлыми вязами и дубами, разбросанными по восточной половине долины. Они являлись частью расширенных патрулей Беседующего, отчаянно ищущих пропитание в бесплодной местности. До сих пор они ничего не нашли. Даже деревья были бесплодными. На дубах не росли желуди; вязы не разбрасывали по бризу крылатые семена. Учитывая странный климат Инас-Вакенти, было невозможно сказать, сколько лет могло быть этим деревьям. Двух с половиной метровые деревья могли быть как молодой порослью, так и взрослыми тысячелетними растениями, навечно скованными таинственным влиянием Инас-Вакенти.
Утро было все еще свежим, когда к Таранасу прискакали фланговые, сообщив о странной находке. Не источнике еды или воды, а об эльфе.
«Живой?» — спросил Таранас.
«Похоже, да. Но вам лучше самому взглянуть. Это будет проще, чем объяснить!»
Двое всадников повели его почти на милю к югу от исходного направления движения, к поляне с тремя высокими каменными столбами. Еще четверо конных воинов стянулись к одному из монолитов, эльфы разглядывали что-то на земле. Таранас собрался было спешиться. Солдаты посоветовали ему не приближаться слишком близко. Посоветовав им не быть такими робкими, генерал слез и протолкался между двумя лошадями. Он увидел самую странную из множества странных картин, свидетелем которых стал за последнее время.
У основания белого монолита возвышался холм сине-зеленого песка. В нем по самый рот был погребен эльф со смуглой кожей и коротко обрезанными темными волосами. Его глаза были прикрыты, словно у покойника, но ноздри, хоть и слабо, но трепетали. Он дышал.
Еще более поразительным было то, что земляную кучу облепили живые летучие мыши. Таранас едва мог поверить своим глазам — живые создания в Инас-Вакенти! Летучие мыши совсем не реагировали на приближение эльфов. Они так плотно облепили холм, что их крылья полностью закрывали поверхность кучи. Сидевший эльф был замурован от пальцев ног до губ. Летучие мыши покрывали лишь часть, освещенную восходящим солнцем. Пока он глазел, мимо его головы с писком пролетела еще одна летучая мышь и приземлилась у нижнего края живой массы. Вновь прибывший распростер крылья и расположился ровно там, где линия солнечного света начала сползать на погребенный торс эльфа.
«Осторожнее, сэр», — сказал один из воинов, нарушая оглушительную тишину. — «Песок живой».
Что-то скользнуло по поверхности сапог Таранаса, и он посмотрел вниз. Через его ноги, точно вода, переливались струйки бирюзовой земли. Выругавшись, он стряхнул ее и отступил назад. К счастью, ползучий песок не тянулся дальше чем на несколько метров от пойманного в ловушку эльфа.
Таранас подумал, что неизвестный эльф был кагонестийцем. Судя по его виду, он жил среди людей. Если они срочно его не освободят, песок полностью погребет несчастного. Присутствие летучих мышей было столь же необъяснимо, как и все остальное, но, если выкапывать парня, тем придется раздвинуться.
Он велел воинам приступать к работе. Для добычи фуража, у них с собой были лопаты с короткими ручками и пузырьки для сбора воды, которую они могли найти. Два всадника спешились и попробовали прогнать летучих мышей криками и взмахами лопат. Летучие мыши чирикали и пищали, но оставались на месте. Они взлетели, лишь когда Таранас ткнул между ними саблей. Как только они исчезли, песок, который они укрывали, прекратил волноваться и начал со слышимым скрипом твердеть. Там, где ее касалось солнце, струящаяся почва становилась твердой, как камень. Замурованный эльф едва слышно простонал. Затвердевавший песок выдавливал из него дух.