Тотчас стала видна вереница людей. Они шли пешком, ведя своих коней. Нет, не людей: лэддэд!

«По коням! По коням!» — закричала Адала. — «Лэддэд здесь!»

Она бежала по лагерю, поднимая всех на ноги и вновь разжигая все костры, что только могла. Утомленные дневной работой, большинство людей не озаботились прикрыть костры; ничего не осталось, кроме погасшей золы. Одурманенные сном, ее люди находились в смятении. Они неуверенно двинулись по слабо освещенному лагерю к своим коням, но были вынуждены остановиться, когда с ночного неба им под ноги хлынул дождь стрел. Они были отрезаны от своих животных.

Эльхана видела, как полукруг палаток расцветает огнями, и поняла, что внезапность упущена. Дальше стало еще хуже. Самар поспешил назад с жутким докладом. Портиос приказал кавалерии атаковать. Он намеревался раз и навсегда уничтожить сторонников Адалы. Эльхану и всадников на грифонах охватил ужас, но Самар не заметил колебаний среди кавалеристов. Пробивавшие себе путь в Инас-Вакенти сквозь орды беспощадных кочевников, эльфы безо всяких угрызений совести подчинились жестокому приказу своего предводителя.

Всадники на грифонах взлетели. Эльхана повела их прямо к несущимся во весь опор воинам, надеясь предотвратить резню. Грифоны приземлились среди водоворота схватки. Воспользовавшись их вмешательством, многие кочевники бежали, побросав все, кроме одежды, что на них была, устремившись в пустыню.

Портиос большими шагами двигался сквозь расстроенный строй кавалерии, его рваная ряса цеплялась за ноги.

«Что ты делаешь?» — спросил он.

«Что ты делаешь?» — ответила Эльхана, с бледным как алебастр лицом. — «Лучники отрезали их от их коней. Ты мог ускакать и оставить их позади. Зачем было атаковать?»

«Мертвые люди не болтают».

Разъяренная Эльхана дернула поводья, и Чиза стала на дыбы. Ближайшие кони бросились врассыпную. Портиос не дрогнул. — «Если у тебя не хватает духу для такой войны, можешь присоединиться к Королю-Марионетке», — резко сказал он.

Она посвятила несколько секунд тому, чтобы успокоить своего раздраженного грифона, используя это время, чтобы самой вернуть самообладание, а затем заявила: «Я иду с тобой, Портиос, как твоя жена и твоя совесть. Не старайся избегать меня в качестве любой из этих ролей!»

Эльфы были так увлечены противостоянием между мужем и женой, что никто не заметил крадущегося вдоль стены Шоббата. Когда внезапно налетели золотые грифоны, Шоббат распростерся на камнях и застыл на месте, чтобы не быть разорванным на части их мощными когтями. Затем он снова двинулся, решившись напасть. Его целью была не женщина лэддэд верхом на одном из ужасных грифонов, а эльф в маске перед ней. Его голос звенел холодной властностью, как и голос отца Шоббата, хана. Тот в маске явно был вождем лэддэд, и Шоббат собирался убить его. Двигаясь с терпеливой осторожностью, Шоббат подбирался ближе и ближе, а затем подобрал задние лапы. Он прыгнул.

Твердый снаряд ударил его в полете, опрокидывая в гущу обезумевших коней и враждебных воинов. Стрелу выпустил эльф с суровым лицом на самом крупном грифоне.

Даже спор между Эльханой и Портиосом не мог надолго ослабить бдительность пекшегося о безопасности своей госпожи Самара. Он прицелился, чтобы прикончить зверя, но тот рванул прочь. Ужасно завывая от боли, он выписывал зигзаги между лошадиных ног, и быстро потерялся в темноте.

Потрясение от нападения этой твари положило конец спору. Портиос приказал очистить место от малейших доказательств прохода эльфов. Стрелы были возвращены, следы стерты. То, что осталось от лагеря, предали факелам.

Первой ее заметили воины на краю группы: одинокую женщину, облаченную в черный геб. Она медленно шла к ним. Вплотную за ней следовал осел, хотя его поводья висели свободно, волочась по земле. Эльфы настороженно следили за ней, но позволили ей беспрепятственно пройти. Она двигалась точно лунатик, глаза застыли прямо вперед, шаркающиеся ноги спотыкались о торчащие камни. Когда она приблизилась, Эльхана узнала ее.

«Ступай обратно, Вейядан», — предостерегла Эльхана. — «Бой окончен».

Ее предупреждение осталось незамеченным. Адала продолжала приближаться. Она повернулась к Портиосу. Остановившись, женщина-кочевник сказала: «Безликий, ты был проклят Теми, Кто Наверху. Адала Фахим тоже проклинает тебя. По твоим кровавым деяниям все узнают в тебе ненасытное чудовище, которым ты на самом деле являешься!»

Портиос в молчаливом раздражении отвернулся от нее.

«Тебя заберет молния», — добавила Адала и выжидающе уставилась в ночное небо. Ничего не случилось. Ночь была холодной и тихой, было слышно лишь потрескивание огня, пожиравшего то, что осталось от лагеря. Те из людей Адалы, кто выжил в бою, бежали в пустыню. Вейядан была одна.

Воины во главе с Портиосом развернули коней и поскакали прочь. Всадники на грифонах задержались, ожидая свою госпожу. Эльхана бросила Адале бурдюк с водой и узелок с едой. Женщина-кочевник даже не взглянула на них. Ее немигающий взгляд был сфокусирован на удалявшемся Портиосе, словно она могла уничтожить его одной своей волей. Ей больше нечего было здесь делать. Эльхана подала сигнал всадникам взлетать.

Поднятые крыльями грифонов пыль и пепел медленно осели. Адала попыталась найти свою палатку. Маленькая Колючка терпеливо цокала за ней.

Ее палатка упала, но не сгорела. Пиная ее, Адала задумалась, что Те, Кто Наверху уготовили теперь для нее. Как может она в одиночку закончить эту стену? Более слабая личность могла бы пасть духом. Адала решила, что здесь действовал более грандиозный план, план столь обширный и сложный, что она пока что не могла разглядеть его. Но она обязательно его поймет.

Ее рухнувшая палатка зашевелилась, хотя не было ни ветерка. Маленькая Колючка издала крик.

Из рухнувшей палатки выскочил зверь, обнажив зубы и выпустив когти. Он ударил Адалу, опрокинул ее навзничь и принялся катать и катать по земле. Его голова метнулась вперед, и он погрузил клыки в ее горло. Чтобы уберечься от холода долины, она носила вокруг шеи несколько слоев ткани, которые не дали его зубам пронзить ее кожу. Его четыре ноги крепко пригвоздили ее конечности.

«Ты», — проревел он. — «Знак — это ты. Теперь ты умрешь!»

Она отвернула лицо от неприятного запаха из его пасти и принялась нащупывать рукой спрятанный в спальном мешке кинжал. Ее ищущие пальцы наткнулись на холодный металл. Не обращая внимания на боль, она стиснула голое лезвие и подтянула оружие поближе, чтобы взяться за рукоятку. Она воткнула кинжал в шею зверя.

Шоббат захрипел от боли, но его удушающая хватка на ее горле не ослабла. Вместо этого, он встал на задние лапы, отрывая Адалу от земли. Единственным рывком в сторону своей волчьей головой, он оборвал ее хриплое дыхание.

Он немедленно выпустил ее. У Шоббата было чувство, словно кинжал полностью пронзил горло; он едва мог дышать. Он ухитрился зацепить толстыми пальцами передней лапы тонкую гарду, и вытащил клинок. Затем, его грубые пальцы ухватились за стрелу лэддэд. Она вошла под углом и не проникла глубоко, но оставила длинный кровавый след на его меховой плоти.

Женщина Вейя-Лу не двигалась. Она не дышала. Ее шея изогнулась, так что открытые глаза, не мигая, уставились на каменистую почву.

Шоббат убил. Будучи принцем, он приговаривал к смерти других, но никогда прежде не убивал никого лично. Убийство являлось отвратительным деянием, но невежественная фанатичка из пустыни была слишком непредсказуема и слишком горда, чтобы являться преданной мелкой сошкой. Для него было лучше, чтобы она была мертва. То был выбор судьбы.

Поблизости ухнула сова, и Шоббат вздрогнул. Его раны болели, но не были тяжелыми. В ране от стрелы кровь уже свернулась, а кровотечение от удара кинжалом замедлилось до отдельных капель. Его звериный облик был сильным, но он еще больше чем прежде был полон решимости найти упрямого колдуна Фитеруса и заставить того снять проклятье. Шоббат был наследным принцем Кхура. После того, как кочевники были разбиты, а их фанатичная Вейядан мертва, Кхур был готов к новому вождю, принцу, который (по крайней мере, показательно) чтил старых богов и осуждал порочность своего отца.