— В знаменитых империях Рима и Византии, — задумчиво произнёс маркиз, — император назначал себе преемника.

   — Вот-вот! — подхватил Пётр Павлович. — Однако наш государь может спутать все карты, и обе партии могут остаться с носом.

   — А не возропщут ли отпрыски древних боярских родов?

   — Государь живо заткнёт им рот, — отозвался Пётр Павлович. — Его воля есть высший закон, и никто не вправе её оспаривать.

   — Недовольные будут, — убеждённо сказал маркиз. — При всех монархах во все времена были недовольные. Одни могли высказываться свободно, другие собирались по углам и роптали тайно, третьи отваживались бунтовать.

   — У нас сего не будет. Государь крут, его все боятся.

   — Скажите, милейший барон, не справлялись ли вы у сыновей князя Дмитрия, получали ли они от него известия?

   — Сказать по правде — нет. Ежели бы и были, то кто-нибудь из них меня оповестил.

Оба посетовали на князя. Отправляясь в низовой поход, он обещал время от времени оповещать их, своих друзей, о том, как идут дела, каков его величество.

   — Впрочем, я не удивляюсь, — заметил Пётр Павлович. — Перед отбытием князь жаловался мне на недомогание в печени и почках. Он охотно бы отказался от столь продолжительного пути, но государь настоял...

   — Всё больше из-за княжны, — вставил маркиз.

   — И это. Но вы же знаете, что князь Дмитрий — великий знаток Востока. И только он один в состоянии печатать обращения к народам, исповедующим мусульманство, ихними литерами.

   — А Толстой?

   — Пётр Андреевич, конечно, человек высокообразованный, но не настолько. Сидючи в Царьграде сначала нашим посланником, а затем узником, он выучился говорить по-турецки. Но писать — помилуй Бог. А князь Дмитрий превосходно знает их язык, даже лучше природного турка, ибо его знания — от высокой учёности. Он, как там говорят, мюдеррис — доктор богословия. Сам султан уважал его за учёность. Но, увы, здоровье его пошатнулось.

   — Он ведь ещё не стар, — не очень уверенно предположил маркиз.

   — В будущем году ему будет пятьдесят. Наш государь всего на год старше. Но, знаете ли, молодая жена... — И Пётр Павлович лукаво подмигнул. — Когда, знаете ли, жена моложе собственной дочери, она требует много соков.

   — То есть как? — не понял маркиз.

   — Ха, француз спрашивает меня о сём предмете! — И Пётр Павлович картинно развёл руками. — Ис-су-шает, — закончил он по слогам, — Непомерная трата сил.

   — Однако князь Дмитрий выглядит вовсе не иссушенным, куда моложе своих лет.

   — Ноблесс оближ, — отвечал Павел Петрович по-французски. — Стало быть, положение обязывает. Княгиня Настя чудо как хороша и по-европейски образованна. Дабы состоять при ней на должном уровне и не орогатиться, требуются немалые усилия.

   — Бедный князь Дмитрий. Оказаться меж молота и наковальни — меж женой и дочерью... Ему не позавидуешь.

   — Мне остаётся только согласиться с вами, дорогой маркиз.

Кампредон стал откланиваться, сославшись на то, что его ждёт курьер.

   — Вы не знаете моего патрона. Если он не получает вовремя дипломатического донесения, следует грозный выговор. Мне приходится напрягать иной раз всё своё воображение, для того чтобы сочинить нечто занятное. Вы ведь знаете, любезнейший барон, что мало-мальски стоящие события случаются далеко не часто. Так что приходится отписываться.

   — Отписывайтесь, но знайте меру, — шутливо напутствовал его Шафиров.

Вернувшись к себе, маркиз запёрся у себя в кабинете. Некоторое время он расхаживал взад и вперёд, морща лоб. Впрочем, тему ему подсказал вице-канцлер, животрепещущую тему, особенно в предвидении грядущих драматических событий.

«Русские, руководимые законами и разума и природы, — писал Кампредон, — убеждены, что престол по праву принадлежит Великому князю (внуку Царя Петра, сыну казнённого Алексея Петровича), законному, по прямой линии, наследнику Его Царского Величества, и эту мысль не искоренят в них никакие указы Царя, как ни велика его власть теперь. Но воображать, будто бы можно сохранить её и на том свете и ожидать повиновения себе после смерти, было бы нелепо... Если не позаботятся примирить убеждённость народа с любовью Царя к своим дочерям, то в России непременно возникнут беспорядки, а может быть, и междоусобная война, которой не преминут воспользоваться соседи. И единственное средство устранить это — женить Великого князя на младшей царевне. Царь, как глава Церкви в своём государстве, может и сам разрешить этот брак...

Со времён последней почты здесь не получено ещё никаких известий из Астрахани. На днях туда отправили порох взамен подмоченного на Волге...»

Маркиз перечитал письмо, нашёл, что оно должно произвести впечатление в Версале, и аккуратно запечатал его зелёной сургучной печатью со своим вензелем и гербом.

«Междоусобной войны, разумеется, не будет по столь внутреннему поводу, как престолонаследие. Царь крут и сего не потерпит, — повторил он понравившуюся ему фразу. — Вельможи составят партии и станут грызться между собой — вот и всё возмущение. Победит сильнейшая партия, на чьей стороне окажутся наиболее именитые и авторитетные.

Но если Мария Кантемир родит мальчика... Вот тут-то и начнётся великая заваруха. Ибо это событие случится вот-вот, если ещё не случилось».

Маркиз отложил перо. И воображение его воспарило.

Турка как есть чурка. Балаболит, балаболит —

не поймёшь ничего.

Наши бары растабары, говорят чисто татары.

Намешалася порода от агарянского рола.

Грозен враг за горами, а грозней за плечами.

Чешися конь с конём, вол с волом, а свинья с углом.

Пословицы-поговорки

Салтан Агмет[76]... с начала своего государствования... был побеждён ненасытимою страстию сребролюбия. Во удовольство тому министры его, оставя правду и суд, всякими мерами и нападками от подданных деньги похищали и ненасыть салтанскую исполняли.

Резидент в Царьграде Иван Неплюев — канцлеру Головкину

...Покуда Царь не предпримет ничего против турок, они, полагаю, не станут чинить ему препятствий и все их усилия будут ограничены укреплением своих границ, дабы обезопасить их от набегов персидских бунтовщиков. Но если Царь вздумает обратить своё оружие против Порты, дело примет другой оборот. Начнётся продолжительная война, которая может истощить его главные силы и отнять у него средство поддерживать уважение, завоёванное им в Европе. Это уважение основано столько же на общем убеждении в его личном героизме, сколько и на его могуществе, и Царь слишком прозорлив, чтобы не понимать этого...

Кардинал Дюбуа из Версаля — Кампредону

Ничто так ко управлению государства нужно есть, как крепкое хранение прав гражданских; понеже всуе законы писать, когда их не хранить, или ими играть, как в карты, прибирая масть к масти, чего нигде в свете нет, как у нас было, а отчасти и ещё есть, и зело тщатся всякие мины чинить под фортецию правды: того ради сим указом, яко печатью, все уставы и регламенты запечатываются, дабы никто не дерзал иным образом всякие дела вершить и располагать не против регламентов и не точию решить, ниже в доклад выписывать то, что уже напечатано... не требовать на то указа и тем сочинять указ на указ, дабы в мутной воде удобнее рыбу ловить... не отговаривайся в том ничем, ниже толкуя инако. Буде же в тех регламентах что покажется темно, или такое дело, что на оное ясного решения не положено: такое дело не вершить, ниже определять, но приносить в Сенат выписки о том; где повинны Сенат собрать все Коллегии и об оном мыслить и толковать под присягою, однакож не определять, но, положа, например, своё мнение, объявлять Нам, и когда определим и подпишем, тогда оное напечатать и приложить к регламентам и потом в действо по оному производить. Буде же когда отлучимся в даль, а дело нужное, то, учиня как выше писано, и подписав всем, чинить... Буде ж кто сей Наш указ преступит под какою отговоркою ни есть... тот, яко нарушитель прав государственных и противник власти, казнён будет смертию без всякия пощады, и чтоб никто не надеялся ни на какие свои заслуги, ежели в сию вину впадёт. И для того сей указ, напечатав, внесть в регламент и публиковать... и всегда во всех местах, начав с Сената, даже до последних судных мест, иметь на столе, яко зеркало пред очьми судящих. А где такого указа на столе не будет, то за всякую ту преступку сто рублёв штрафу в гошпиталь.