Это был полнейший провал, как результат встречи умеющего обороняться Моделя с не умеющим грамотно наступать Жуковым.

Если бы Гареев в своих работах нашел место для объективного и честного анализа Ржевско-Вяземской операции и абсолютно проваленной Жуковым грандиозной битвы «Марс», то мало вероятно, чтобы он подверг сомнению наши данные графологических оценок каллиграфии полководческого почерка Жукова. Но так как он, уже слишком своеобразно трактуя «логику исторических событий», по сути, занялся историографическим подлогом, изъяв из разбора целый пласт важнейших эпизодов и битв, являющихся неоспоримыми «вещдоками» в затеянном им ненужном споре, то получается, что его, гареевский «критический подход» и попадает под раздел «домыслов»!

Но это еще не все. Осталась (для данной статьи) Берлинская операция, в ходе рассмотрения которой мне есть что возразить Гарееву и есть что опровергнуть из его тенденциозных утверждений и оценок.

Итак — Берлинская операция.

Начнем с того, что безапелляционное утверждение Гареева о том, что штурм Берлина через Зееловские высоты был единственно правильным, и мысль о другом исполнении этого прорыва «в военно-исторической литературе... давно уже опровергнута», совершенно неверно и напоминает игру краплеными картами.

Да, есть значительная группа историков, очевидных поклонников жуковских дарований (еще раз повторяю — это их право!), которая именно так, по-гареевски, и оценивает «умелый выбор главного удара» через Зееловские высоты на Берлин. Но не меньшее количество научных работников и просто здравомыслящих граждан с подобным выводом категорически не согласны. Многие вообще считают (в том числе, простите, и я), что выбор этого «направления» был самым неудачным во всей карьере Жукова. Но самый неожиданный удар «на главном направлении» по незыблемости осуществленного зееловско-берлинского варианта нанес Гарееву именно Г.К. Жуков, который признал (не отрекаясь от первоначального варианта, да это и понятно — что сделано, то сделано), что можно было осуществить его «несколько иначе»[147]. Так что дискуссию на эту тему есть все основания конкретизировать.

Рассмотрим замысел операции, который сводился к тому, чтобы мощными ударами войск трех фронтов прорвать оборону противника по рекам Одер и Нейсе и, развивая наступление в глубину, окружить основную группировку немецких войск на берлинском направлении с одновременным расчленением ее и последующим уничтожением по частям (с дальнейшим выходом на Эльбу). Не вдаваясь в подробности всей операции, разберем интересующие нас действия командующего войсками 1-го Белорусского фронта Г.К. Жукова, которому была поставлена задача овладеть Берлином и не позднее 12-15 дня выйти на Эльбу. Обе танковые армии (1-я гв. М.Е. Катукова и 2-я гв. СИ. Богданова), согласно указаниям Ставки ВГК, намечалось использовать для развития успеха в обход Берлина с севера по слабо укрепленным районам.

Однако Жуков, вопреки рекомендациям Ставки (на это у него было согласие Сталина), задачи на обход Берлина с севера поставил не двум танковым армиям, а только одной — 2-й гвардейской. 1-я гвардейская ТА была направлена на Берлин и в обход его с юга. В результате такой постановки задач усилия фронтовой подвижной группы разобщились и возможности маневра ограничились.

Так почему же было принято такое решение? Все дело в том, что войскам фронта, осуществляющим танковый охват столицы рейха с севера, надо было одновременно преодолеть и мощный оборонительный узел противника на Зееловских высотах.

Если проще — у Г.К. Жукова было два варианта.

Первый — совместить прорыв на Зееловских высотах с окружением Берлина танковыми армиями. Но «окружить» — это еще «не взять». Все дело в том, что для последующего штурма столицы рейха предстояло затратить время в условиях, когда при определенных обстоятельствах не исключалась возможность упреждающего захвата Берлина с юга (через Барут-Цоссен-Фриденау и др.) войсками 1-го Украинского фронта Конева. Для болезненно самолюбивого Жукова это было бы катастрофой.

Второй (он и был взят за основу) — чтобы выиграть время, в связи с опасностью ворваться в Берлин позже войск 1-го Украинского фронта, не считаясь ни с какими потерями, наступать главными силами только кратчайшим путем (60 км), напрямик, через Зееловские высоты, завершив этот маневр штурмом Берлина. Для усилениялобовой атаки, практически впервые танковые армии бросаются на абсолютно неподавленную глубокоэшелонированную оборону немцев.

Но чтобы оправдать подобное «чудо оперативного озарения», нужно было «идеологическое» морально-политическое обоснование.

И его нашли — американцы, дескать, хотят выбросить авиадесант, поэтому мы должны успеть в Берлин первыми. Все это, говоря русским языком, фантазии. Все дело в том, что подобные настроения были у союзного командования не в 1945 году (как утверждает Гареев в своей книге о Жукове), а в 1944 году, под впечатлением быстрого отступления немцев во Франции (на этом настаивали Черчилль, Монтгомери и др.). Однако в условиях очевидного победного завершения боевых действий в Европе (весна 1945 г.) Эйзенхауэр считал это нецелесообразным из-за возможных больших потерь (до 100 000 убитых). Он запросил мнение Объединенного Комитета начальников штабов, чтобы застраховать себя от упрека англичан. Начальник штаба генерал Маршалл поддержал Эйзенхауэра и штурм Берлина из планов союзников был исключен.

Итак, «американская карта» — слабенькое и надуманное прикрытие, этакий «фиговый листочек».

Главное же состоит в том, что задвинув на второй план стратегически грамотную задачу вначале окружить Берлин, а потом уже его «доколотить», Жуков (и Конев) забыли, что воюют живыми (пока еще) людьми, а не играют в «ноздревские шашки», и вступили в позорнейшее, ничем не оправданное «социалистическое соревнование» — кто первый ворвется в Берлин и доложит об этом «Отцу Родимому». И если военачальники «загнившего Запада» не переставали учитывать возможные потери, то Жуков подобный показатель — «потери», как говорят, «в упор не видел». Поэтому, чтобы только выиграть время и быть в Берлине первым, он и решил ломать всеми имеющимися силами (в т. ч. и танками) стоящую перед ним Зееловскую «стенку».

Вот как выглядит какая-то самоедско-людоедская философия командования 1-го Белорусского фронта, озвученная членом Военного совета генерал-лейтенантом К.Ф.Телегиным: «...Было решено ввести все танковые войска, чтобы задавить противника массой техники, уничтожить максимум сил и средств его... и тем самым облегчить задачу взятия Берлина... Да, мы считались, что придется при этом понести потери в танках, но знали, что даже если и потеряем половину, то все же еще до 2 тыс., бронетехники мы введем в Берлин и этого будет достаточно (ну и бухгалтерия! — B.C.), чтобы взять его... Наши потери были большие. Но и результат их налицо»[148]...

Прервемся и посмотрим что же было «налицо» (данные о потерях личного состава я уже приводил).

Извлечение из «Ведомости №6 О потерях матчасти БТ и MB 1-го Белорусского фронта за период с 14.4.45 г. по 3.5.45 г. (танки и самоходные установки)».