Но читатели должны знать, что сразу после окончания халхингольской операции представителями Генштаба и непосредственными участниками боев был составлен и подготовлен к печати сборник с подробным анализом хода боевых действий и всех выявленных недостатков. Маловероятно, чтобы после ознакомления с этим объективным «разбором полетов» Ингерсоллу пришла бы в голову мысль одаривать читателей столь революционными выводами и сравнениями.

Дело в том, что Жуков, вступив в должность начальника Генштаба, первым делом затребовал этот сборник к себе и после ознакомления запретил (!?) его печатать, направив «в дело». Это как бы «де-юре». А вот «де-факто» — за прошедшие десятилетия ни один историк на материалы этого доклада (должного бы находиться «в деле») не сослался. Судьба этого сборника сегодня неизвестна (подробнее в статье «Коллективная псевдореминисценция». — ВИА, № 9(57) за 2004 г.).

2. Представляется более чем странным утверждение Гареева о том, что из-за событий на Халхин-Голе якобы «почти на два с половиной года оттянуто вступление Японии во Вторую мировую войну».

Однако известно, что Япония, прежде чем решиться на подобные действия, рассматривала сложнейшие геополитические проблемы, определяя возможность вести сухопутные и морские операции на огромных просторах Юго-Восточной Азии (Китай, Индокитай и др. страны), богатых стратегическим сырьем (основными соперниками в борьбе за влияние в Азии считались США, Великобритания и Франция).

Заключив в 1936 году с Германией «Антикомминтерновский пакт» и в 1940 «Тройственный пакт» (с Германией и Италией) Япония в основу своих прогнозов закладывала только успехи Германии. Поэтому не точная оценка к исходу 1941 года действий немецких войск на фронтах Европы (полный успех) и России (частичный) и отсутствие глубинного анализа в целом всей ситуации противостояния воюющих сторон, а также перспектив их возможного развития, и послужило причиной принятия Японией ошибочного решения о вступлении во Вторую мировую войну внезапным нападением 7 декабря 1941 г. на американскую базу Пёрл-Харбор.

Что касается планов Японии вступить в войну с СССР, то, несмотря на наличие заключенного с нами 13 апреля 1941 г. пакта о нейтралитете, она не отказывалась от намерений такую агрессию совершить, исходя из тех же предпосылок — зависимости от успехов действий немецких войск против СССР. К окончательному решению Япония пришла с большим трудом из-за наличия серьезных разногласий внутри правительства трех различных по взглядам влиятельных группировок.

Полную ясность в этом крайне важном для нашей страны вопросе внесли уникальные по своей значимости донесения безусловно одного из лучших разведчиков XX века Рихарда Зорге:

30 июля 1941 г. — «... Япония может начать войну, но только в том случае, если Красная Армия фактически потерпит поражение (выделено мной. — B.C.) от немцев...»[107].

14 сентября 1941 г. — «... Японское правительство решило не выступать против СССР... Боевые действия могут начаться предстоящей весной, если СССР потерпит поражение... (выделено мной. — B.C.)»[108].

4 октября 1941 г. — «... Войны против СССР в этом году не будет»[109].

Октябрь 1941 г. — «Задание в Японии выполнено. Войны не будет (выделено мной. — B.C.). Отзовите нас в Москву или пошлите в Германию. Рамзай»[110].

Оценивая действия Японии, становится ясно, что на фоне столь масштабных коллизий, события на Халхин-Голе представляют собой только эпизод предшествующих крупных боевых столкновений, который к вступлению Японии во Вторую мировую войну (как и против СССР), вопреки утверждениям Гареева, никакого отношения не имеет, ибо «точка отсчета» при принятии этого ошибочного решения у японских стратегов была совсем другой.

3. Определив значение этой победы как «огромное», историк Гареев явно переборщил. Подобная оценка находится в очевидном противоречии как с масштабом происшедших событий, так и с последующими преобразованиями Красной Армии. Безусловно, были сделаны определенные выводы и осуществлены дальнейшие усовершенствования в организационной структуре войск, тактике боевого применения танков, артиллерии, авиации и др. Если короче — была оперативно произведена необходимая «корректировка». Однако столь категорично представлять дело так, будто до халхингольских событий Красная Армия не имела ни достаточно глубоких теоретических разработок как грамотно вести боевые действия, ни соответствующей организационной структуры войск, и только десятидневная успешно законченная операция, дескать, перевернула все «вверх дном» (отсюда и ее «огромное», по Гарееву, значение), верно лишь отчасти, ибо оснований для подобных утверждений слишком мало.

Таким образом, Гареев утверждает: значение «огромно». Мы же выбирали более объективную и взвешенную оценку происшедших событий, достаточно далекую от гипертрофированной гареевской. Мнения «сторон» разошлись. А что, если этот спор рассудит главный участник тех боев Георгий Константинович Жуков? Возможность такая имеется, но для этого давайте вернемся в далекий 1945 год и не в словесной перепалке, а по документам, которые до последнего времени не были известны широкому кругу читателей, попробуем найти истину.

Итак, Берлин, 1945 год, 7 июня.

«Пресс-конференция главнокомандующего советскими оккупационными войсками в Германии о ходе и итогах Берлинской операции.... Присутствуют иностранные корреспонденты, прибывшие из Москвы (11 чел.), и представители советской прессы в количестве 8 чел. ...Затем тов. Жуков, открыв конференцию, начал кратко отвечать на вопросы.

...22. Магидов: просит рассказать маршала о его опыте боев на Дальнем Востоке.

Жуков: Мне было поручено провести операцию на Халхин-Голе. Эта операция имела локальный характер и поэтому едва пи представляет особый интерес (выделено мной. — B.C.).

23. Фишер и Шапиро: просят маршала в двух словах рассказать об этой операции.

Жуков: Операция на Халхин-Голе интересна лишь в том отношении, что за 10 дней Красная Армия полностью окружила и уничтожила всю японскую армию, находящуюся в этом районе...»[111].

Чудеса какие-то! Жукова еще никто в отсутствии скромности не обвинял (как раз наоборот), однако маршал, будучи главным действующим лицом тех событий, не увидел то судьбоносное значение этой операции («едва ли представляющей особый интерес»!).

Читатель теперь сам легко убедится — с учетом ясных разъяснений маршала Жукова каких-либо дополнительных обоснований неточной оценки Гареевым боев на Халхин-Голе и их «огромном значении» не требуется.

В своей статье Гареев совершенно справедливо указывает на то, что именно меньшие потери являются одним из показателей несомненной победы («по всем критериям военного искусства»). Все это надо запомнить, поскольку столь важная «посылка» будет использована в продолжении спора с Гареевым.

Именно этому вопросу о «потерях» и как их у нас «исчисляют» на сей день следует уделить особое внимание.

Связано это с тем, что отстаивая свою правоту в ответах на возражения Гареева о параметрах «каллиграфической характеристики полководческого почерка Жукова», предстоит оценить ряд операций, масштабы которых по всем основным показателям превышают халхингольские бои не менее, чем в 20 раз.

Поэтому, хотим мы того или нет, но размеры потерь личного состава при рассмотрении тех операций в нашем споре будут иметь главенствующее значение.

Так сложилось, что со времен октября 1917 года и до сегодняшних дней наши правительства по всем военным конфликтам, не делая никаких исключений, публиковали заведомо неверные, специально уменьшенные цифры потерь.