Исходя именно из этих позиций, и была написана статья «Во всем ли прав историк генерал армии М.А. Гареев?». И хотя, как теперь вдруг стало известно, спор предстоит вести с «самым выдающимся исследователем и пропагандистом полководческого дарования Жукова», авторская позиция не изменилась («испуг» планом работ не предусмотрен), и ничего не «ниспровергая», М. Гарееву будут даны объективные, документально подтвержденные опровержения по всем несправедливым выпадам как в адрес его оппонентов, так и по оценкам некоторых событий Великой Отечественной войны.

Поэтому на суд заинтересованных читателей предлагаются следующие возражения и комментарии к статье доктора исторических наук М. Гареева «Битва на Халхин-Голе». К сожалению, следует отметить, что он не опроверг практически ни одного из наших возражений, привел только точную хронологию халхингольской битвы (не найдя в ней никаких недостатков и сделав более чем спорные выводы о ее значимости); необъективно прокомментировал деятельность Г.М. Штерна, особенности «каллиграфического почерка» Г.К. Жукова; штурм Зееловских высот и др. Заканчивается этот, во многом неточный, а местами просто неверный анализ оскорблениями оппонентов по отработанной десятилетиям «совковой» методике.

Так что давайте вместе, уважаемые читатели, разберемся, что в статье «Битва за Халхин-Гол» достоверно, а что таковым не является. Априори уступая Гарееву первое место на подиуме в словесной перепалке, попытаюсь вернуть себе преимущество, опираясь, главным образом, на историко-архивные документы.

Так как нашу статью многие не читали, то сообщаю: оценивая сражение на р. Халхин-Гол, мы ни словом не обмолвились о каких-либо сомнениях в его конечном, победном завершении. Однако отметили, что битва эта на самом деле была не такая уж простая (не «под фанфары») — начиная ее, войска Красной Армии не имели еще достаточного боевого опыта. В должной мере не имел его и Г.К. Жуков. Опыт этот, как войска, так и Г.К. Жуков начали приобретать уже в ходе очень напряженных боев. Вопреки бравурным утверждениям М.А. Гареева, только после завершения этой битвы И.В. Сталин посчитал возможным сказать Г.К. Жукову: «Теперь у Вас есть боевой опыт» (значит «до того» его не было! — B.C.)[90]. Мы же, изучая ход боевых действий на р. Халхин-Гол, без труда заметили, что при их описании допускается «недостаточно объективный подход», и в ходе боев на монгольских просторах все было «далеко не так красиво». Вот и вся «критика». Нет даже следов оценок «всего хода сражения с обратными знаками», как нет и намека «извратить» и «переиначить» ход этих событий. Это все от лукавого и попахивает подлогом (как говорят — «с больной головы на здоровую»). Гареев же весь акцент делает на то, что Жуков принимал «смелые» решения. Однако довод этот ущербен по своей сути, ибо полководец должен принимать прежде всего «верные» (правильные) решения (слова «смелые» и «верные» синонимами не являются) и только после этого переходить к решительным и смелым действиям, исходя из реальной обстановки. Ну что, например, «верного» в неподготовленной примитивно-лобовой атаке танковых частей, о подробностях которой Жуков с таким благодушным удовлетворением рассказывает Симонову: «... Им (танковой бригаде Яковлева — B.C.) еще оставалось пройти 60 или 70 километров и они их прошли... И вступили в бой (а это значит — цели не разведаны, тот, кто хоть 10 минут сидел в танке, знает, что «с ходу» в боевом положении командир и механик мало что могут увидеть на поле боя, и определить местоположение противотанковых артиллерийских средств практически не могут — B.C.). Бригада была сильная, около двухсот машин. Она развернулась и пошла (в смысле — ее развернул Жуков и без необходимой подготовки с хода бросил в бой. — B.C.). Понесли очень большие потери от японской (не подавленной! — B.C.) артиллерии, но, повторяю, мы к этому были готовы».

Остановимся. Кто же это «мы»? Танкисты? Конечно, нет — добровольно превращать себя в камикадзе они не хотели. «Готов» был Жуков, ибо так получалось быстрее — дави (кому повезет и кто сумел прорваться к переднему краю) гусеницами, а более тщательной артиллерийской подготовкой, взаимодействием с авиацией заниматься некогда!

Между тем очевидно, что с момента вступления Жукова в командование 57-м корпусом (12 июня 1939 г.) до перехода 2 июля японцев в наступление (а это без малого 3 недели!) возможности организации успешного ведения боевых действий подчиненными частями (в условиях «активной обороны») были использованы комкором не полностью. Поэтому у него и возник вариант бросить в бой «с ходу», без должной подготовки танковые бригады.

Утверждение же Гареева, что в противном случае «задача была бы не выполнима и потери были бы еще большими», несостоятельно из-за отсутствия сколь-нибудь убедительных доказательств, ибо существовали и другие, не столь «скоростные», но более продуманные оптимальные решения этой ситуации (к сожалению, к подобным «обоснованиям» М. Гареев в последнее время стал прибегать непозволительно часто, проявляя тем самым неуважение к читателю). Напротив, в совместном приказе начальника Генштаба и наркома обороны от 12 июля Жукову указывается на очевидные ошибки в действиях корпуса. В последующем Жуков действовал более грамотно.

Но продолжим. Г.К.Жуков: «... Половину личного состава бригада потеряла убитыми и ранеными. И половину машин, даже больше (вот бы узнать сколько, Гареев почему-то эти цифры не приводит. — В, С). Но мы (?! — B.C.) шли на это. Еще большие потери понесли бронебригады, которые поддерживали атаку. Танки горели на моих глазах (вряд ли от этого танкистам было легче! — B.C.). На одном из участков развернулись 36 танков, и вскоре 24 из них уже горели (начали с 67% потерь! — B.C.). Но зато мы раздавили японскую дивизию...»[91]. Вот как в стихотворной форме отобразил события тех дней Константин Симонов:

К сожалению, все это чем-то напоминает лихую кавалерийскую атаку («лавой») в танковом исполнении... И где же тогда следует проливать слезу умиления по поводу «рационального действия» Жукова? Придется выслушать упрек — «товарищи не понимают». И хотя оба мы имеем высшее военное образование, постичь столь «высокие оперативные» задумки не смогли, как не смогли познать и их необходимость. Однако не буду настаивать на своих впечатлениях и уступлю место тем военачальникам, авторитет которых прочен и кто в состоянии разобраться в сложившейся ситуации и дать оценку подобным атакам, грамотно увязав их с элементарными требованиями оперативного искусства. Таким военачальником является Маршал Шапошников, который в совместном приказе с Наркомом обороны (от 12 июля 1939 г.) четко выразил свою мысль: «...действия корпуса... были неправильными...». А вот какая емкая обличительная фраза (там же), несущая глубочайший смысл: «...Мы несем огромные потери в людях, матчасти не столько от противника (приехали! — B.C.), сколько от того, что Вы, командиры, (все это о Жукове! — B.C.) полагаете достаточным только желание и порыв...»».

Может быть, с этого сражения и берет начало очевидный приоритетный постулат Жукова, распространенный им на всю свою последующую военную деятельность — «Любой ценой!». Кстати, кроме Генштаба и НКО подобные оценки хода начальных боевых действий на р. Халхин-Гол давали генерал (впоследствии маршал) Рыбалко и многие другие[93].