Однако очевидно, что вторая половина халхингольской операции была проведена организованно и битва закончилась сокрушительным разгромом японских войск.

О Г.М. Штерне. Немало усилий приложил М. Гареев, чтобы доказать наличие меньшего боевого опыта у Штерна, чем у Жукова (необходимость подобных изысканий для меня осталась непонятной). Здесь историк Гареев начинает ломиться в открытую дверь.

Кое-как признав, что ставить Штерна в один ряд с Г.И. Куликом и Л.3. Мехлисом «не совсем справедливо» (а собственно почему «не совсем»? Это просто несправедливо!), Гареев все свои очевидные литературно-полемические способности тут же обратил на то, чтобы любыми способами Г.М. Штерна очернить.

Точно зная, что до Халхин-Гола Жуков боевыми действиями соединений и объединений не руководил, а раз так, то и соответствующего боевого опыта иметь не мог, в нашу статью была включена следующая фраза: «Вмешательство Штерна в действия своего подчиненного, еще не имеющего достаточного опыта (имелось в виду, естественно, «боевого» — B.C.) было совершенно оправданным...». Теперь же, вчитываясь в надуманные обвинения в наш адрес, можем с уверенностью сказать — вывод наш был чрезмерно осторожным. К моменту начала халхингольских событий Жуков вообще не имел никакого боевого опыта руководства соединениями и объединениями. Дело в том, что ночные кавалерийские захваты в плен отдельных немецких офицеров в 1-й Мировой войне в составе небольших кавгрупп 10-го драгунского Новгородского полка, как и командование взводом и эскадроном в Гражданскую войну сравнивать с опытом руководства боевыми действиями соединений и объединений нельзя. Умышленное же подчеркивание Гареевым того, что Штерн был «в основном политработником» неубедительно, так как важно какая у командира на плечах голова и как быстро он способен осваивать новые направления работы. Можно много лет, например, командовать дивизией и не демонстрировать способность к дальнейшему продвижению по службе (по научному — «достиг предела некомпетентности»).

Штерн же именно из-за наличия на плечах «ясной головы» в январе 1937 г. был направлен главным военным советником при республиканском правительстве в Испании не для проведения там партсобраний (как, видимо, считает Гареев), а для квалифицированных консультаций при проведении боевых действий как нашими, так и республиканскими подразделениями. Никаких претензий и замечаний за эту почетную работу в течение почти полутора лет он ни от кого не получил, не считая некорректного намека Гареева на неудачный для республиканцев исход боев и якобы (хотя и косвенную) вину в этом Штерна-советника.

И не одной только Самарской кавдивизией он командовал. Сразу же после возвращения из Испании в мае 1938 г. Штерн был назначен на высокую должность начальника штаба ОКДВА (Дальневосточного фронта) надо полагать не за успехи же в политработе. Он успешно провел бои у озера Хасан, командуя 39-м стрелковым корпусом. Но и здесь М. Гареев вопреки фактам умудрился оказаться рядом с ложкой дегтя, утверждая, что управление войск было «дезорганизовано».

Кстати, и эпизод об отсутствии в предполагаемой зоне боевых действий Н.В. Фекленко со своим штабом Гареевым изложен не точно, ибо комдив получил прямое указание от наркома не перемещать штаб корпуса ближе к передовой в район Матат-Сомон.

Вот стенограмма (от 22.5.39) переговоров по телефону с К.Е. Ворошиловым: « (...) Фекленко — Прошу разрешить мне и штабу перейти в Матат-Самон. Ворошилов (штабу корпуса) — Вам и Никишову пока никуда из Улан-Батора не переезжать (выделено мной. — B.C.)»[94].

Да, недостатки имели место. Это наша традиция. Даже на исходе XX века в Дагестане в ходе боевых действий на КП дивизии толкалось до 7 генералов. Эти недоработки, слишком преувеличенные Гареевым, были и у Штерна, но, далеко не столь «сумбурны». В приказе НКО и Генштаба №0040 от 4.9.38 этим событиям дана совершенно иная оценка: «... японцы были разбиты и выброшены за пределы нашей границы благодаря умелому руководству операциями против японцев т. Штерна... (выделено мной. — B.C.)».

Не «политруку», а командиру Штерну было поручено с сентября 1938 г. командовать 1-й Отдельной Краснознаменной армией.

И не опытному «политработнику», а командиру Штерну доверили в 1939 году возглавлять командование фронтовой группой в составе 1-й и 2-й отдельных Краснознаменных армий, войск ЗабВО и 57-го Особого корпуса Жукова.

Кроме этого, в войне с Финляндией Г.М. Штерн командовал 8-й армией, а с июля 1940 по январь 1941 г. возглавлял Дальневосточный фронт. Затем, между прочим, с момента назначения Жукова начальником Генерального штаба — начальник управления ПВО РККА.

Так что Штерн — не «политработник», как пытается внушить доверчивым читателям Гареев, а крупный военачальник, для определения весомости командного опыта которого необходим не гареевский безмен, а нечто более совершенное. К тому же сравнивать творческие потенциалы Штерна и Жукова никто морального права не имеет, так как жизнь первого в расцвете сил трагически оборвалась в октябре 1941 года, а второй имел возможность показать, на что он способен в течение всей Великой Отечественной войны. Каких же полководческих высот мог бы достичь Штерн, не расстреляй его «бериевская банда» с молчаливого согласия Наркома обороны и начальника Генштаба, теперь уже никто сказать не сможет.

Не убедительны и возражения Гареева о правомочности нашего вопроса — почему Жуков не защитил Штерна при аресте? Мы исходили из того, что Жуков в то время возглавлял Генштаб, являясь начальником Штерна. Но может быть Жуков вообще ни за кого не заступался, такой привычки не имел, и в таком случае мы допустили ошибку? Нет, такие примеры, оказывается, были. Вот один из них: — в 1953 году Жуков вступился за генерала Крюкова В.В., арестованного в 1948 году, обратившись с просьбой передать его заявление в ЦК КПСС:

«ЦК КПСС товарищу Хрущеву Н.С.

Крюкова В.В. знаю с 1931 года как одного из добросовестнейших командиров, храброго в боях против гитлеровских захватчиков. Прошу Вас, Никита Сергеевич, по заявлению Крюкова дать указание. Г. Жуков. 2 июня 1953 года»[95]». Такое указание было дано[96].

Притворно-наивно Гареев спрашивает: почему бы Штерну не защитить Блюхера? Махмут Ахметович мог бы самостоятельно ответить на свой вопрос — Блюхер был начальником Штерна, а по сложившейся традиции не принято (и нереально), чтобы младший «выручал» старшего.

Еще Гарееву не понравилось, что многое из того, о чем впоследствии рассказывал Жуков Симонову (явно «оправдательная» трактовка событий на Халхин-Голе), авторы справедливо поставили под сомнение ввиду отсутствия каких-либо документов и очевидного расхождения с фактами. Например, в этих беседах Жуков развивал мысль, что у него происходили «столкновения» со Штерном, в ходе которых он якобы опротестовывал ряд указаний, напоминая Штерну его обязанности: только «поддерживать и обеспечивать» его (Жукова) тыл.

Вот как это звучало в изложении Жукова: «Его роль заключалась в том, чтобы в качестве командующего Забайкальским фронтом (эту должность Штерн никогда не занимал! — B.C.) обеспечивать наш тыл...»[97].

Да, много к тому времени забыл Жуков (а может быть и не забыл?), делая из Штерна эдакого «зам. по тылу». По рассказам же очевидцев, такие «столкновения» действительно бывали, особенно в начале операции, но разговор (малоприятный для Жукова) шел не о «материальном обеспечении», а о реальных просчетах Жукова в руководстве войсками.

Гареев же договорился до того, что и Героя Советского Союза Штерну присвоили за успешное выполнение возложенных на него задач «особенно по материально-техническому обеспечению войск» (?!). Не знаю, сам ли это изобрел Гареев или «перестарался» аппарат его помощников. Во всяком случае в Указе сказано: «За героизм и мужество, проявленные в боях с японскими захватчиками».