Пока это решение шло в районе, заседал и исполком Московского Совета. На нем Рыкову и другим большевикам пришлось выдержать яростные нападки возглавляемого меньшевиками и эсерами большинства, постановившего запретить уличные митинги и шествия в поддержку петроградских пролетариев.
Вопреки стараниям меньшевиков и эсеров решение большевистского МК было выполнено. Вечером из районов двинулись, преодолевая враждебное сопротивление, подчас сопровождавшееся стычками, рабочие и солдатские колонны, которые к 10 часам вечера заполнили Скобелевскую площадь. Вновь прибывавшие демонстранты располагались вниз по Тверской (ныне ул. Горького) вплоть до Охотного ряда (проспект Маркса).
В то же время с другой стороны Тверской, от Московского Совета до Страстной площади (теперь Пушкинской), накапливались цепи буржуазии, офицеров и добровольцев из числа сторонников Временного правительства. Около здания Московского Совета уже не образно, а зримо пролег водораздел между поднимающимися массами и противниками революции. Попытка последних разгромить московские революционные организации была сорвана. Тем не менее июльские события показали, что меньшевистско-эсеровское руководство Московского Совета (как и Петроградского и ряда других Советов страны, их ВЦИК) превратило его, по существу, в придаток правительства. Двоевластие, сложившееся в стране в результате Февральской революции, кончилось. Таков был один из основных итогов третьего, июльского революционного кризиса.
Выступая на заседании Московского Совета после июльских событий, Рыков отметил резкое падение престижа «революционных партий». В силу их позиции «нигде не было так тихо, как в [Московском] Совете рабочих депутатов», в то время как казаки и юнкера обыскивали петроградские рабочие кварталы, закрывали профсоюзы и громили левые типографии. От имени большевистской фракции Совета он четко высказался против поддержки формируемого «социалистом» Керенским коалиционного правительства, которое не заслуживает никакого доверия.
Говоря о конкретных проблемах, Рыков указал на необходимость рабочего контроля на производстве и резко осудил восстановление смертной казни. По этому вопросу «мы увлекли за собой большинство, и Московский Совет вынес резолюцию протеста», — отмечалось в докладе московской организации VI съезду партии.
Для участия в его работе Рыков в двадцатых числах июля опять отправился в Петроград. Решение о созыве партийного съезда было принято ЦК, избранным на Апрельской конференции большевиков, ещё 18 июня — в день начала второго революционного кризиса. За три дня до июльских событий «Правда» сообщила: «По соглашению между ЦК РСДРП и Междурайонным комитетом (объединённые большевики и меньшевики-интернационалисты) составлено Организационное бюро по созыву партийного съезда». Для участия в съезде приглашались «все социал-демократические организации, стоящие на почве интернационализма: организации, связанные с ЦК [избранным на Апрельской конференции. — Д.Ш.], межрайонцев, меньшевиков-интернационалистов и пр.».
Июльские события значительно осложнили подготовку съезда. Она сопровождалась кампанией лжи и травли большевиков, особенно Ленина. Циркуляр Временного правительства о его розыске и аресте «как немецкого шпиона» пришел и в Москву. В числе тех, кто принял его к «неукоснительному исполнению», был председатель Якиманской районной управы меньшевик А. Вышинский. Двадцать лет спустя, подрагивая от притворного возмущения уже поседевшей щеточкой усов, этот оборотень с ещё большей «неукоснительностью» будет обвинять в «шпионской деятельности» Рыкова и других большевиков, отданных Сталиным ему на расправу.
Но от августа 1917 года до августа 1936 года, когда Зиновьев и Каменев окажутся на скамье подсудимых, а фамилии Рыкова и Бухарина будут впервые выкрикнуты Вышинским в зловещем списке, предвещающем сталинскую расправу, ещё далеко. Пока же Каменев находится в тюрьме Временного правительства, Зиновьев скрывается от этого правительства, как и Ленин, в шалаше близ Петрограда, а Рыков и Бухарин вместе с другими делегатами, в их числе и Сталиным, готовятся к участию в работе партийного съезда, открывшегося в районе Нарвской заставы.
Заседания съезда проходили полулегально: место их проведения сохранялось в тайне. Его и сегодня, кроме историков, мало кто знает. Зато другой, абсолютно законспирированный тогда адрес, ныне хорошо известен миллионам — это станция Разлив под Петроградом. Отсюда Ленин руководил подготовкой и всей работой съезда, который принял решения, подтверждавшие резолюции Апрельской конференции и развившие их в новых условиях.
Съезд нацелил партию и революционный пролетариат на вооружённое восстание, свержение Временного правительства и победу социалистической революции. «В настоящее время, — говорилось в его резолюции «О политическом положении», — мирное развитие и безболезненный переход власти к Советам стали невозможны, ибо власть уже перешла на деле в руки контрреволюционной буржуазии. Правильным лозунгом в настоящее время может быть лишь полная ликвидация диктатуры контрреволюционной буржуазии. Лишь революционный пролетариат, при условии поддержки его беднейшим крестьянством, в силах выполнить такую задачу, являющуюся задачей нового подъема».
В принятии этого документа участвовал и Рыков, который, хотя и имел на съезде совещательный голос (от большевистской фракции Московского Совета), был введён в его Редакционную комиссию по резолюциям.
Фамилия Рыкова была названа и при выдвижении кандидатов в руководящий партийный орган. По результатам тайного голосования он вновь стал членом ЦК[7].
Из конспиративных соображений состав ЦК на съезде не был объявлен. По предложению Г.К. Орджоникидзе огласили фамилии только четырех человек, получивших наибольшее количество голосов. Ими оказались: Ленин (133 голоса из 134 голосовавших), Зиновьев (132), а также Каменев и Троцкий (по 131 голосу). Все они были избраны заочно: Ленин и Зиновьев скрывались в подполье. Каменев и Троцкий находились в тюрьме.
Впоследствии подлинник списка избранных в ЦК не был найден. Считается, что в него вошли 21 член ЦК, а также 10 кандидатов в члены (фамилии двух кандидатов до сих пор так и не установлены).
Рыков оказался среди них одним из самых «старых цекистов». Как и Ленин, он был впервые избран в ЦК двенадцать лет назад, на III съезде РСДРП. Двумя годами позже, на V съезде, членами ЦК стали Г.Е. Зиновьев и В.П. Ногин, а также Ф.Э. Дзержинский (тогда от польской социал-демократии).
VI съезд переизбрал в новый состав членов ЦК ряд деятелей партии, входивших в этот руководящий орган после Апрельской конференции (кроме уже названных Ленина, Зиновьева и Ногина — А.С. Бубнов, Л.Б. Каменев, В.П. Милютин, Я.М. Свердлов, И.Т. Смилга, И.В. Сталин). Вместе с тем почти половина (10 из 21) членов ЦК были избраны в него впервые — Ф.А. Артём (Сергеев), Я.А. Берзин, Н.И. Бухарин, А.М. Коллонтай, Н.Н. Крестинский, М.К. Муранов, Г.Я. Сокольников, С.Г. Шаумян, а также бывшие «межрайонцы» Л.Д. Троцкий и М.С. Урицкий (из «межрайонцев» в ЦК в качестве кандидата в его члены вошёл и А.А. Иоффе).
Такой значительный приток новых членов ЦК был обеспечен резким количественным увеличением его общего состава — едва ли не в 2,5 раза по сравнению с избранным на Апрельской конференции. За прошедшие после неё короткие, но насыщенные событиями три месяца более чем удвоилась и численность членов партии: со 100 тыс., представленных на Апрельской конференции, до 240 тыс. в августе 1917 года.
Именно во главе этого 240-тысячного революционно-пролетарского авангарда и встал ЦК, сформированный VI съездом партии. Две трети его членов были, как и Рыков, профессиональными революционерами ещё с 90-х годов или кануна первой русской революции. Трое (25-летний Смилга, 29-летний Бухарин и его ровесник Сокольников) пришли в ряды большевиков в период её разгара, и только двое — позже (Милютин с 1910, Коллонтай — с 1915 года). Все эти революционеры по праву остались в истории как октябрьская когорта руководителей партии. Встав во главе её за одиннадцать недель до октябрьского штурма, они, несмотря на имевшиеся в их среде заблуждения и колебания, сыграли выдающуюся роль в победе пролетарской революции, её последующей вооружённой защите, а также созидании нового общества в первое десятилетие после победы Октября*.
