Как-то зимой, после перелома ноги и лечения в больнице, попал я в один подмосковный санаторий. Люди там подобрались какие-то неинтересные, тяжелая гипсовая повязка очень мешала ходить, и я изрядно скучал. Поэтому особенно обрадовался, когда в санаторий приехала моя давняя знакомая — Татьяна Богуславская, заведующая отделом науки одной из наших газет. Человек внимательный и добрый, Таня, снисходя к моему положению, часто сиживала со мной в салоне, где мы и болтали на самые разные темы. Время от времени ко мне приезжали в гости приятели, в том числе и один молодой сотрудник нашей экспедиции Саша Клячко. Саша был красивым, веселым парнем, и женщины обычно обращали на него внимание. Вот и Таня однажды спросила меня:

— Что это за молодой человек к тебе сегодня приезжал?

— Да это остеолог из нашей экспедиции.

— А что такое остеология? — спросила Таня.

— Вот тебе на! — отозвался я. — Какой же ты зав отделом науки, если не знаешь, что такое остеология?

— Объясни, пожалуйста, — жалобно попросила Таня.

— Остеология, — назидательно сказал я, — наука о костях, вернее, наука, которая изучает животных по их костным остаткам.

— Ну, — с некоторым облегчением отпарировала Таня, — этого я могла и не знать. Эта наука никакого практического значения не имеет.

— Вот как! — Тут я загорелся благородным негодованием. Решил, что надо немедленно проучить Таню, хотя и сам еще не знал толком, каким образом. Пускаться с ней в спор о том, что наука имеет только одно назначение: поиски истины, раздвижение границ познаваемого, и в этом смысл науки, а практическое использование ее выводов — это уже совсем другое дело, пускаться с ней в подобный спор было тогда явно неуместно, да и некогда. Я было замешкался, но тут вдохновение осенило меня: — Неправда. Эта наука имеет и очень большое практическое значение. Вот, например, ты, конечно, слышала, что в пятом веке до нашей эры жил великий историк, отец истории Геродот?

Таня утвердительно, хотя и с некоторым недоумением, кивнула головой.

— Так вот, — продолжал я, — слышать-то ты слышала, но, конечно, сама Геродота не читала. А между тем Геродот и другие историки древности писали очень много поучительного. Например, описывали не раз замечательных скифских лошадей, небольших, но очень сильных, быстрых, выносливых, неприхотливых. Во второй половине XIX века в южнорусских степях были произведены раскопки огромных царских скифских курганов. Вместе со скелетами рабов и жен, поневоле сопровождавших умерших царей на тот свет, в курганах были найдены и десятки скелетов знаменитых скифских лошадей. Остеологи внимательно изучили эти скелеты, восстановили экстерьер и другие данные скифских лошадей и передали полученные сведения животноводам-селекционерам. Те, совместно с остеологами, вывели заново, восстановили вымершую уже породу скифских лошадей. Эти лошади сыграли большую роль еще во время гражданской войны, так как именно на них ездили бойцы Первой конной армии. Затем скифские лошади принесли заметную пользу и в сельском хозяйстве, в частности, в освоении новых районов Средней Азии и Казахстана. Так-то, — торжествующе закончил я.

Таня молчала, подавленная величием науки. Сама-то она, квалифицированный физик, как и многие ее коллеги, с особым уважением относилась к гуманитарным и естественным наукам, хотя и не так уж хорошо в них разбиралась.

Я, конечно, совершенно забыл об этом эпизоде, но года через два мне пришлось его вспомнить при не совсем обычных обстоятельствах.

Вернувшись из экспедиции, я как-то зашел в одно издательство, куда меня пригласили в связи с работой над моей книгой. Во время разговора с редактором я заметил, что на меня время от времени с интересом поглядывает какая-то молодая, весьма милая на вид женщина, находившаяся в кабинете. Ее внимание меня несколько смущало, и я никак не мог понять, что же ей от меня нужно.

Едва закончился разговор с редактором, как женщина подошла ко мне и спросила:

— Простите, пожалуйста, вы такой-то?

Я подтвердил, что это именно так, и женщина обрадованно воскликнула:

— Ну, слава богу, ведь я вас уже два года разыскиваю!

— А в чем дело? — с недоумением спросил я.

— Да вот, — оживленно проговорила женщина, — мне Татьяна Ивановна Богуславская передала ваш замечательный рассказ о том, как на основании остеологических данных была восстановлена скифская лошадь и какую роль она сыграла. Знаете, — с милой доверчивостью продолжала женщина, — я веду в газете раздел «Читатели спрашивают — ученые отвечают». Так читатели иногда спрашивают такую чепуху! Вот мы время от времени и придумываем сами разные интересные вопросы, а потом просим ученых на них ответить. Я вас очень прошу, напишите для нас, какое практическое значение имеет остеология, как была выведена снова скифская лошадь, какую роль она сыграла.

Я опешил. Меньше всего я мог предполагать, что моя невинная шутка обернется таким странным образом и приведет к таким последствиям.

— Видите ли, — растерянно пробормотал я, — я ведь, собственно, не остеолог, а археолог, так что…

— Нет! Нет! Не отказывайтесь, — поспешно прервала меня женщина, — нам очень нужен этот материал. Вы не представляете себе, как я вас разыскивала, да вас почти никогда нет в Москве. То вы в экспедиции, то в командировке, то в отпуске…

— Да, да, — сочувственно поддакнул я, в душе посылая к черту злосчастную судьбу, которая привела меня в этот издательский кабинет.

— Знаете, — также доверчиво рассказывала между тем женщина, — отчаявшись вас найти, я стала расспрашивать, кто в Москве лучший остеолог, и мне сказали, что это профессор Чалкин. Вот я и обратилась к нему за консультацией.

Тут у меня дух перехватило. Я знал, что Вениамин Иезекильевич вряд ли сочувственно отнесется к такого рода шуткам.

— Ну и что же он вам ответил? — медленно спросил я.

— Да он сказал, — все также оживленно отозвалась женщина, видимо, не заметившая моего состояния, — что, поскольку первые сведения об этом выдающемся научном эксперименте я получила от вас, он считает некорректным вести без вас разговор на эту тему.

У меня отлегло от сердца. Молодец, старый друг, не подвел!

— Потом, — продолжала неугомонная женщина, — я обратилась к товарищу Буденному.

— Вот как? — пробурчал я, снова помрачнев.

— Да, — с досадой продолжала Вера (позже выяснилось, что именно так звали эту молодую женщину). — Товарищ маршал не смог меня принять, и со мной говорили два его референта. Так они сказали, что не в курсе дел, потому что недавно работают в этой системе. И вот наконец я вас встретила! Ведь вы нам напишете? Не откажете?

С трудом выдерживая взгляд ее голубых глаз, я, чувствуя себя очень неважно, ответил, тщательно подбирая слова:

— Я ведь вам уже говорил, что я не остеолог, а археолог. Важные детали этого эксперимента как-то позабылись. Дайте мне несколько дней, чтобы восстановить все это дело в памяти, кое-что освежить, порыться в источниках.

После обмена телефонами и торжественного заверения, что я выполню обещание, я выскочил из кабинета редактора и помчался к Чалкину. К счастью, он оказался дома. Я рассказал ему эту душераздирающую историю, с частью которой он, впрочем, был знаком и раньше, и буквально припал к его ногам, умоляя:

— Вениамин Иезекильевич, дорогой! Ведь вы же умный, опытный человек! Вы все знаете. Вы знаете, что все на свете уже было. Наверняка какие-нибудь сумасшедшие пытались и выводить скифских лошадей по остеологическим данным. Ну, пусть не лошадей, пусть хоть курицу, но, наверное, кто-нибудь да выводил!

— Я не припомню такого случая в анналах науки, — болезненно морщась, пробурчал Чалкин. — Действительно, в Америке выводят карликовых пони, но остеология здесь совершенно ни при чем. Вы бы могли ей рассказать о том, как остеология помогает восстановить историю животноводства и охоты — этих важнейших занятий человечества с древнейших времен.

— Да, да, конечно, — с отчаянием согласился я, — но нельзя же обмануть такую милую и доверчивую женщину, которая, вдобавок, вот уже два года занимается этим делом!