Поэтому, прежде чем погрузиться в тайну катаров, стоит вспомнить о ловушках, расставленных на пути самими наставниками (или же теми, кто незаконно присваивает себе это звание). Истинный духовный учитель не кричит на всех перекрестках, что он таковым является. На самом деле наставник подобен замку Грааля: мимо него проходят, не замечая его присутствия. Лишь немногие могут узнать и признать его — и лишь некоторым из них удается уличить наставника во лжи.

Найдется ли человек, что сумеет отделить истину от вымысла в том потоке славословия, который омывает Грааль и катаров? Вступив на этот зыбкий путь, исследователь тут же узнает, что у каждого второго уже предостаточно свидетельств в пользу своей теории и не хватает лишь самого малого, чтобы добраться до истины… но не следует попадаться на этот манок. «Секрет» катаров, «сокровище» катаров, «Святой Грааль» — это всего лишь слова, под которыми этот «каждый второй» подразумевает то, что ему захочется. Это напоминает обычай в испанских ресторанах: у них можно заказать только то, что принесет с собой посетитель. Так почему бы не отправиться на поиски катаров в такие известные центры, как Монсегюр, верховье долины Арьеж или Разе? В конце концов, что если Монсегюр был лишь призмой, вобравшей в себя все лучи человеческого разума? Подобная гипотеза будет иметь, по крайней мере, одно достоинство: крепость катаров в ее трактовке обретает черты солнечного храма.

Однако вспомним об одной стародавней традиции: в сказках и легендах о дьяволе, решившем что-либо построить (например, мост), его работа всегда остается незаконченной. Не хватает лишь самого малого — одного-единственного камешка, — но этого достаточно, чтобы мост рухнул. Увы, это мост дьявола, а дьявол, даже в религиях, основанных на крайнем дуализме, все же не может исполнять роль господа Бога. Камешка не хватает лишь потому, что Бог нашел ему лучшее применение.

Исследователи Монсегюра, очарованные «Парцифалем» Вольфрама фон Эшенбаха, нечасто обращают внимание на его литературного предшественника, «Персеваля» Кретьена де Труа. Однако отдадим должное «Персевалю, или Повести о Граале»: в этом тексте сохранилось гораздо больше архаических черт, приближающих нас к первоначальному источнику, к легенде-архетипу. Вследствие этого фрагмент, соответствующий эпизоду с отшельником Треврицентом, довольно сложно понять: смысл его темен, а сам рассказ не несет той философской нагрузки, какую он обрел в изложении фон Эшенбаха. Итак, в этом эпизоде рассказывается о том, что некий священник «прошептал Персевалю на ухо молитву и повторял ее вплоть до того, пока рыцарь не запомнил ее. Множество имен Бога заключала в себе эта молитва, и среди них были величайшие из имен: ничьи человеческие уста не имели права произносить их, если только не грозила человеку смерть или великая опасность. Обучив этим словам Персеваля, отшельник велел не произносить их — до тех пор, пока не случится рыцарю попасть в большую беду»[37].

Такова эта замечательная история. В дальнейшем рыцарь воспользуется молитвой, что поможет ему избежать смерти. Таким образом, можно считать, что благодаря священнику и его «тайным словам» Персеваль обрел квазибессмертие… Кретьен де Труа не закончил «Повесть о Граале», поэтому нам неизвестно, намеревался ли он короновать Персеваля на царство Грааля. Вполне возможно, что это не входило в его литературные планы. Однако что можно сказать о тайной и в какой-то степени опасной молитве, заключавшей в себе имена Божьи? В подобном рассказе слышны отголоски древнееврейского предания о Лилит, покинувшей Адама и преследуемой ангелами Божьими. Лилит отказалась повиноваться приказам Всевышнего, ибо она знала тайное, невыразимое имя Бога. Несмотря на христианскую «оболочку» «Повести о Граале», мы не уверены, что этот эпизод может послужить примером ортодоксии.

Тайная молитва — вот тот самый камешек, которого не хватает в постройке дьявола для того, чтобы мост не обвалился. Кто знает — возможно, катары были близки к тому, чтобы найти тайное, невыразимое имя Бога. Возможно даже, что им удалось узнать его. Однако был ли передан этот секрет? Кому доверили катары свою тайну? Где может храниться это знание: в Монсегюре или в Керибюсе, в пещере Ломбрив или в замке Монреаль-де-Со, в Бюгараш или в Ренн-ле-Шато? Или же тайного знания были удостоены Ренн-ле-Бен, Гране или замок Юссон? Или, возможно, продолжать поиск следует в замке Пуйверта, в котором находятся графические изображения легенд о короле Артуре? Кто, если не Отшельник, поможет нам отыскать «тайные имена Бога»?

В день семисотлетия осады Монсегюра, то есть 16 марта 1944 года, когда Франция еще переживала дни немецкой оккупации, Жозеф Мандеман в компании нескольких друзей посетил Монсегюр, бывший в то время в ведомстве Инициатического общества Тараскон-сюр-Арьеж. Целью поездки стало открытие памятника, небольшой стелы в честь Мориса Магра, первого президента общества «Друзей Монсегюра», скончавшегося в 1939 году. Памятник решено было установить на склоне пога. Испросив на то разрешения компетентных органов и уведомив немецкие оккупационные власти о намечающемся сборе, Жозеф Мандеман и шесть его товарищей очутились в Монсегюре. Это были Антонен Гадаль, Поль Салетт, Рене Клястр, Морис Рок, Поль Филип и писатель Жозеф Дельтей. Церемония открытия прошла без помех: на участников сбора никто не обратил внимания, разве что маленький немецкий самолет, пролетавший в тот момент над Монсегюром. Белой струей дыма он прочертил в небе кельтский крест…

Кельты в Монсегюре — и немецкая авиация! Такая история затмевает все кельтские легенды… К тому же, в отличие от них, у этой истории есть очевидцы, в той или иной степени подтверждающие факт появления в небе немецкого самолета, однако мнения по поводу его маневров сильно расходятся. Вот что говорил Поль Филип, бывший в то время президентом Инициатического общества Тараскона: «Ближе к полудню мы заметили какой-то маленький самолет, выписывающий круги над замком — белый дым от его двигателя распускался в небе, оставляя нечеткий след. Затем двумя дымовыми линиями самолет пересек окружность, оставленную в небе реактивной струей. Мы пришли к заключению, что таким образом он хотел вычертить кельтский крест». Слишком красиво для правдивой истории… которая впоследствии стала чуть ли не гимном немецко-французской дружбе в изложении писателя-националиста, творившего под псевдонимом Сен-Лу. Он придал этому незначительному событию глубокий символический смысл — и это ему прекрасно удалось (как и любому другому, кто пытается описать событие, не будучи его свидетелем): чего не сделаешь ради того, чтобы восславить «германско-кельтское братство»? Лучшего подарка галлам Монсегюра немцы и придумать не могли! Впрочем, стоит заметить, что впоследствии схематическая эмблема кельтского креста была использована в политических и философических целях; как часто бывает, подобное использование никоим образом не соответствовало ни его истинной символике, ни менталитету древних кельтов.

Однако свидетельство Жозефа Дельтея противоречит мнению Поля Филипа: «Утром 16 марта 1944 года мы находились в замке Монсегюр — в то время как воображение уже перенесло нас в те далекие дни 1244 года, когда в этих стенах разыгралась альбигойская драма… Над развалинами замка некоторое время кружил небольшой самолет на поршневом двигателе, перевозивший, как потом мы узнали из газет, Розенберга (идеолога национально-социалистической партии). Действительно, он описал над нами несколько кругов, но я со всей уверенностью заявляю, что он не оставил в небе какого-либо креста, о котором было столько сказано или написано»[38]. Дельтей категоричен: он не видел никакого кельтского креста. Филип пользуется более мягкой и расплывчатой формулировкой: в небесах остался неясный след — и, поспорив некоторое время, группа решила, что он напоминает очертания кельтского креста.