Мало того. Этот рассказ об открытии протестантами скелетов катарских мучеников завершается описанием фантастического видения: «Гора, три века оплакивавшая своих детей, из своих замерзших слез построила им сталагмитовые гробницы. Более того, она как бы возвела им триумфальный монумент и преобразила ужасную пещеру в базилику, чудесно украшенную лепкой и символическими скульптурами. Здесь можно было увидеть церковный престол, канделябры, урны; далее — священнические облачения, паллии, тиары; еще далее — фрукты, рассыпанные вокруг мертвых, дыни, грибы, символы жизни; и, наконец, бронзовый колокол, огромная чаша которого, словно упавшая со свода, лежала на земле символом вечного безмолвия и в то же время знаком победы, одержанной этими мучениками над князем Воздуха, безмолвный рожок которого украшал их склеп».

Хотя не очень понятно, какое отношение тиары и богатые священнические облачения — даже как результат оптического обмана — имеют к совершенным, отрекшимся от мира и от суетных богатств Сатаны, в этом бредовом видении есть что-то трогательное. И его можно счесть символичным. Ошибка автора в том, что он выдает это за исторические сведения.

А в краткой работе, изданной в 1963 году в Юсса-ле-Бен, где имя автора не указано, но воспроизводятся фрагменты текстов Антонена Гадаля — председателя объединения по обслуживанию туристов в Юсса, можно прочесть: «Катары с тысячного года жили в пещерах — огромных жилищах, надежных и приятных; некоторые пещеры они укрепили, сделав из них настоящие замки. Последние назывались спульгами (spoulgas), или укрепленными пещерами. Так, буанская спульга, резиденция епископа, стала буанской церковью». И в другом месте, о залах пещеры Ломбрив: «Эти стены покрыты загадочными символами и надписями всех веков. Здесь находится грандиозное сердце всей пещеры — „Собор катаров“ (в 1244 году, после падения Монсегюра, эта пещера стала резиденцией катарского епископа Амьеля Экара). С давних пор долины Арьежа и Со были связаны пещерами Ломбрив и Ньо. Благодаря этому прихожане храма духа имели путь сообщения между собой — совершенно безопасный и тайный». В другой же книжечке, также изданной в Юсса-ле-Бен, однако на сей раз от имени Антонена Гадаля, можно прочесть искаженную версию рассказа о замурованных катарах — вероятно, пересказ истории Наполеона Пейра. Здесь можно найти также всевозможные сведения о «пещерной республике Сабарте», сопровождаемые изъявлениями горячей признательности Наполеону Пейра, называемому «рожком Аквитании», и некоему аббату Видалю, якобы нашедшему в Ватиканской библиотеке документ «первостепенной важности», который пока что могли пролистать «руки немногих, еще не очень сведущих» людей. Публикация этого документа все еще заставляет себя ждать.

К тому же Антонен Гадаль, председатель объединения по обслуживанию туристов в Юсса, был другом, идейным наставником и вдохновителем загадочного Отто Рана. Он помог тому открыть не только убежища и соборы катаров в Сабарте, но и символические знаки, находящиеся в пещерах, прежде всего в Ломбриве. Этому мы обязаны великолепной страницей из «Двора Люцифера» Отто Рана: «Разумеется, особенно взволновали меня свидетельства альбигойской эпохи. Их там много, но обнаружить их очень трудно. Я ходил целый год, не замечая, мимо рисунка, который рука катара нанесла углем на мраморной стенке в вечной ночи пещеры семь столетий тому назад: он изображает корабль мертвых, у которого вместо паруса — солнце, солнце, распространяющее жизнь и возрождающееся каждую зиму!.. Видел я и дерево — древо жизни, — тоже нарисованное углем; а в самом укромном месте, в очень загадочном углублении, на камне вырезан контур голубя, в отношении которого считают, что он был символом Бога-духа и изображался на гербе рыцарей Грааля».

Приехали: Грааль — уже в Сабарте, хотя другие утверждают, что он находится в Монсегюре. Это тем более возбуждает воображение, что в параллельной долине Викдессо есть замок Монреаль-сюр-Со, где находится загадочный рисунок, который даже иные ученые якобы признают изображением Грааля. Но этот рисунок датируется концом Средних веков или, может быть, даже XVII или XVIII веком и не имеет никакого отношения к катарам. Что же касается голубя, древа жизни и барки мертвых, их, вероятно, видели только Антонен Гадаль и Отто Ран — не считая тех, кто поверил их словам. Однако тем самым Гадаль — ведь это он нашел все — связал катаров с солярным культом и с легендой о Граале в немецкой версии.

Естественно, в пещерах Сабарте много граффити, и притом разных эпох. Есть даже многочисленные рисунки, вырезанные и нанесенные краской, которые восходят к верхнему палеолиту и бесспорно подлинные: в этом отношении особенно богата и интересна пещера Ньо. Но при чем тут катары? Фантастические утверждения Антонена Гадаля переходят в настоящие романы: пещеры Юсса становятся святилищами, где катары — а также рыцари Грааля — принимали посвящение. А поскольку граффити не особенно четкие, кое-кто рисует другие или делает с них подправленные копии[6]. Кристиан Бернадак, который родился в Юсса и хорошо знал Антонена Гадаля, воздал должное всем этим утверждениям, предприняв тщательное их расследование, которое описал в книге «Тайна Отто Рана». Он напомнил, что историки первобытного общества, интересовавшиеся настенными изображениями в пещерах Сабарте, давно пролили свет на иное происхождение этих рисунков: ни один из них не датируется эпохой катаров.

Катары в Сабарте жили, это очевидно. Высокогорная долина Арьежа на некоторое время дала им довольно надежное убежище, чтобы скрыться от инквизиторов. Но у нас нет доказательств этого и, во всяком случае, ни одного доказательства их проживания в пресловутых пещерах, которые называют местами посвящения и тайными святилищами. Кристиан Бернадак в этом отношении категоричен. «Катары, — пишет он, — никогда не жили в пещерах. Катары никогда не получали посвящение в пещерах. Катары не оставили ни единого знака на стенах Ломбрива, Вифлеема или Эрмита (две другие пещеры в Юсса). Катары никогда не укрепляли ни одного входа в пещеру. Катаров никогда не преследовали в „темных коридорах“. Катары никогда не отправляли никакого культа в каменных соборах в самой глубине Ломбрива… Единственный раз в книгах записей инквизиции обвиняемый признается, что прятался у входа в пещеру Бедейяк несколько часов, чтобы скрыться от преследователей. Сегодня прекрасно известно, где находились „дружеские дома“, „семинарии“, „хижины“, „поляны“ в лесу, дававшие кров преследуемым. В каждом показании перед инквизицией точно указывались маршруты движения и центры приема».

Словом, если хочешь остаться объективным, нельзя считать, что пещеры высокогорной долины Арьежа служили катарам прибежищами или святилищами. Может быть, это обидно для любителей тайн и живописной эзотерики, но это так. Во всяком случае, жалеть об этом нечего: тайна есть в другом месте.

Разе, конечно, — один из самых странных краев, какие только бывают, по красоте его каменистых местностей, опять-таки напоминающих о Дурной земле вокруг замка Грааля, и его широких горизонтов, открывающих вид и на море, и на пиренейские вершины, и на расплывчатые очертания Центрального массива. Когда находишься в этом краю, возникает чувство, что ты замечтался, примерно как на ландах, окружающих Броселиандский лес в Бретани. Впрочем, это не единственная ниточка, объединяющая Разе с армориканской Бретанью.

Прежде всего есть само название «Разе» — слово, произошедшее от древнего Rhedae, засвидетельствованного многочисленными старинными документами. Поскольку вестготское население в этой местности было многочисленным, предположили, что это название имеет германское происхождение. Якобы это вестготы основали крепость Ренн-ле-Шато в сердце Редезия, или Редденского пога. От последнего и происходят современные названия Ренн-ле-Шато и Ренн-ле-Бен. Надо отметить, что Ренном называется и столица Бретани, которая сначала именовалась Кондате (слияние рек), а потом получила имя от обитавшего в ней галльского народа — редонов. Корень слов «Реда» и «редоны» бесспорно один и тот же, но к вестготам он не имеет никакого отношения: слова с этим корнем встречаются у Цезаря (Rhedis equitibus comprehensis, VI, 30) и других латинских авторов, когда речь идет об очень быстроходных боевых колесницах. Первоначально эти слова, видимо, означали «быстро бежать», и тот же корень обнаруживается в названиях «Рейн» и «Рона» — рек с «быстрым течением», а также в современном бретонском глаголе redek (бежать). В этом не может быть никаких сомнений, хотя некоторые и впадают в истолковательский бред, выводя это название от имени «Реда, бога молнии и гроз, чьи храмы были подземными», — наверно усматривая здесь английское red (красный). Откуда в этой местности взяться английскому языку? Но вершины нелепости достигли другие люди, претендующие на звание писателей и прежде всего «посвященных» (во что?), чьи сочинения широко распространяют местные объединения по обслуживанию туристов: включая в свои измышления мешанину столь же различных, сколь и неожиданных языков, они производят слово «Разе» от некоего «Аэр-Реда, змеи с ногами, или мистической Вуивры». Конечно, этимология — кельтская, легенда о Вуивре — ставшей в Пуату Мелюзиной — тоже, а aer действительно означает «змея», но в современном бретонском. Откуда в Разе мог взяться бретонский язык, к тому же современный? Нам возразят, что связи между Разе и Арморикой безусловно существовали. Да, но тут есть одна тонкость: народ редонов никогда не говорил по-бретонски, их язык был галльским, язык этот исчез, потому что друиды запрещали использование письма, и изучающие его лингвисты, как Жорж Доттен, в период между мировыми войнами с большим трудом восстановили его основной словарь. Скажут также, что одно селение в Разе называется «Ла-Серпан»[7]. И что это доказывает? В Разе есть гадюки, как и в других местах, и иногда это слово имело женский род; почему здесь непременно надо видеть запечатленный образ некоего древнего божества в образе змеи? К тому же найти в слове Rhedae слово aer очень трудно. Бредовые интерпретации такового рода, претендуя на разрешение проблем, только сильнее сгущают мрак. И проблем они отнюдь не снимают. Напротив, лишь обостряют. Ведь любые легенды, любое фантастические расшифровки, с каким бы упорством их ни сочиняли, ничего не объяснят без глубокого постижения реальности, которая кроется за этими легендами. Эту-то реальность мы и должны уловить.