— И мне, — сказал я с большим чувством.

— И мне, — из вежливости согласился Игорь.

— А я бы прямо сейчас захватил корабль и до самой Астрахани пугал их, — добавил Ардалион Иванович.

На закате теплоход двинулся дальше. Мне хотелось побыть одному и я отправился в свою каюту, лег на кровать и закрыл глаза. Душевную мою пустоту наполняли пейзажи Плеса, они плыли и плыли в закрытых глазах, сменяя один другой. Меня разбудил стук в дверь. Аида пришла попросить меня, чтобы я купил для актеров несколько бутылок водки. Я выполнил ее просьбу, и она исчезла. На прощанье я сказал ей:

— Видел, как ты играла сегодня в эпизоде на полянке. Это было здоровско.

— Чудак, мы же артисты. Надулся? Зря. Привыкай, такая у меня профессия. Хочешь, приду к тебе после полуночи? Или уже не хочешь?

— Сегодня у меня постный день.

— Ну и глупо.

После ужина капитан снова забрал Мухина играть в преферанс.

— Я только на пару часиков, — сказал врач Ларисе.

— Хоть до самого утра, — ответила ему любовница.

За Кинешмой «Дядюшка Тартар» вошел в область густого тумана. Я сидел в одиночестве на носу средней палубы и накачивался пивом «Радебергер», пока не стал засыпать. Отправившись в свою каюту, лег и сразу уснул. Где-то в полночь ко мне кто-то настойчиво стучался, но я не открыл. Спустя еще пару часов снова раздался стук, разбудивший меня. Это наверняка была Аида, но сердце вдруг стало подсказывать мне, что это Птичка. Я взволнованно встал и открыл дверь каюты. В коридоре стоял Игорь Мухин.

— Пусти переночевать, — попросился он.

— Забавно, — сказал я. — Ну входи, что с тобой делать.

— У тебя есть водка?

У меня была водка, и мы взялись ее пить, закусывая оставшимися от Углича грибочками, а потом купленным в Плесе отличным арбузом. Птичка не пустила его в их каюту, потому что он засиделся за пулькой до половины третьего ночи. Он был расстроен и растерян. Видать, уходя от Цокотухи, он уповал на какую-то сказочно-романтическую жизнь с Птичкой, полную лишений, но и долгой страстной любви. Потихонечку водочный ручеек дотащил нас до той пристани в разговоре, где можно было задавать откровенные вопросы, и я спросил, как вообще их угораздило сойтись вместе, разрушив одну крепкую и устоявшуюся семью и срубив зеленый росток другой свеженародившейся семьи.

— Мне трудно тебе это объяснить, — сказал он. — Сам я никогда не предполагал, что в моей жизни может такое случиться. Я очень любил Машу… нет, я и сейчас очень люблю и скучаю по ней. Не просто скучаю — тоскую, маюсь. Лариса — как наваждение. Все началось с того, что она стала ходить ко мне лечиться. У нее был особенный случай, очень редкий в гинекологии. Мне было невероятно трудно и интересно заниматься ею. Операцию я провел блестяще и теперь она может иметь детей. И вот, поверишь ли, я изначально влюбился не в саму Ларису, а в ее случай в медицине. Врач бы меня понял. Может быть, поймешь и ты. Представь себе: я сделал из нее женщину, способную рожать. Это все равно, как если бы я вообще сделал ее своими руками. И какая-то неведомая сила после этого потянула меня стать отцом ребенка, которого она теперь может родить.

— То есть?.. Вы что же, ждете ребенка? — почти в ужасе воскликнул я.

— Нет пока, — вздохнул он. — Разве мы можем себе это позволить, пока у нас нет своего жилья? Представь себе, каково было мне же установить то временное, что не позволит ей забеременеть.

Ну, он уж слишком разоткровенничался. Кровь так и бросилась мне в голову. Я очень явственно представил, как Мухин копается в недрах Птички, в ее мягком и упругом донышке, которым она однажды прижалась к моей груди, сев на меня лежачего на пляже в Ченаккале.

— Выпьем за женщин, способных рожать, — сказал я, поднимая стаканчик с водкой и стряхивая с арбузного ломтя семечки.

Снова раздался стук. Игорь вздрогнул. Я прижал палец к губам и подошел к двери.

— Кто там?

— Федечка, это я, — раздался за дверью пьяноватый голос умопомрачительной Аиды.

— Одну минуточку, — сказал я, быстро извлек из сумки пистолет и бросил его на кровать рядом с Игорем.

Дверь была незаперта, и Аида решилась войти сама.

— Любительница эпизодов, добро пожаловать, — сказал я и тут же сделал вид, будто заметил неспрятанное оружие. — Шайтан джульфа тебриз! — проворчал я, схватил пистолет и быстро возвратил его в сумку.

— Настоящий? — спросила Аида.

— Кто? — спросил я.

— Пистолет.

— Нет, бутафорский.

— Врешь. Настоящий. Почему ты тогда его спрятал, если не настоящий? Зачем тебе пистолет? Вы кто, мафия?

— Я, пожалуй, пойду еще раз попробую, а если нет, переночую у шефа, — сказал Игорь и направился к двери.

— Хорошо, что он ушел, — сказал я, когда шаги Игоря затихли в коридоре. — У нас был очень важный разговор. Теперь только ты можешь спасти меня и всех, кто находится на этом плавучем гробу.

— Я не понимаю, ты что, собираешься разыгрывать меня?

— Садись и приготовься к тому, что я открою тебе очень важную тайну.

Я усадил ее на кровать и выглянул за дверь, чтобы как бы удостовериться, что нас никто не подслушивает.

— Теперь слушай меня внимательно, — сказал я заговорщическим тоном, закрыв дверь на ключ. — Мы все не те, за кого себя выдаем. Мы — террористическая группа из Ирана. Руководит нами девушка. Она вовсе никакая не Лариса Чайкина, она иранка по национальности, и зовут ее Закийя Азиз Галал. Мы все находимся у нее в подчинении.

— Врешь ты все, она же блондинка. Чисто славянское лицо.

— Ты что, с луны свалилась? Разве ты не знаешь, что самые исконные иранцы — арийского происхождения, блондины с голубыми и зелеными глазами? Не слыхала об этом?

— Ну-у… — замешкалась она, стараясь протрезветь и понять, разыгрываю я ее или нет. — Вообще-то я слышала, что евреи бывают чистые блондины, даже грузиняки. Но чтобы иранцы… А вы что, остальные, тоже иранцы?

— Нет, только Закийя и Хасан, тот, что самый старший, у которого документы на имя Ардалиона Ивановича Тетки. А мы с Игорем русские. Только он на самом деле Николай, а я Павел. Пять лет назад мы с ним попали в плен в Афганистане. Прошли через ужасы иранских лагерей, нас пытали, насильно заставили работать на их террористическую организацию, которая называется «Бастшери». Но я решил, что пусть лучше погибну, но не стану больше работать на них. Я бы раньше принял такое решение, но на мое подсознание действовала целая группа мощных экстрасенсов, находящихся в горах на границе Ирана с Азербайджаном. Мне пришлось долго тренировать свою внутреннюю волю, чтобы наконец избавиться от их влияния. Увы, Игорь никак не может выйти из-под их контроля, и наш сегодняшний с ним разговор, прерванный тобою, окончательно убедил меня в этом. Он по-прежнему зомби. А я уже нет. И потому я решил вступить с ними в борьбу. Их цель по прибытии в Астрахань захватить теплоход, а всех, кто находится на его борту, использовать в качестве заложников. Будет объявлено, что если в течение суток английское правительство не выдаст Ирану писателя Салмана Рушди, автора кощунственных «Сатанинских стихов», то на борту «Николая Таралинского» сработает такое мощное взрывное устройство, что от теплохода останутся лишь мелкие-мелкие щепочки.

— Не ври! — перебила она меня.

— Я так и знал, что ты мне не поверишь, — изображая отчаяние, сказал я. — Неужто мне придется действовать в полном одиночестве? Ну что ж, — я тяжело вздохнул, — тогда считай, что я ничего тебе не говорил.

— Ну извини, но ты говоришь такие ошарашивающие вещи… Да мне просто не хочется в это верить! Ты можешь чем-нибудь доказать, что это правда?

— Доказать? Пожалуйста. Во-первых, ты слышала, как мы иногда переговаривались по-персидски.

— Да ты и во сне вчера бормотал что-то.

— Во-вторых, ты видела пистолет. А в-третьих, я сейчас покажу тебе кое-что. Вот, смотри.

Я вытащил из сумки бутылку страшного александрийского старика и поставил ее на стол рядом со съеденным наполовину арбузом и недопитой бутылкой водки. Аида уставилась на необычный предмет, усиленно пытаясь понять, что это такое.