Челомей зарядил плёнку в кинопроектор, повесил на стойку экран и попросил притушить свет. В коротком десятиминутном фильме было показано устройство и принцип действия кассетного хранилища тяговых зарядов, разработанного ОКБ-52, а затем следовал небольшой обзор гражданского оборудования, сделанного на тех же принципах.

   – Вот это вы молодцы, что не забываете о нуждах гражданской промышленности, – одобрил Хрущёв. – Дело нужное. Давайте так. По спутниковой системе разведки и целеуказания пишите проект постановления, совместно с министром. Пётр Васильевич, – он повернулся к Дементьеву, – это вам на контроль. Текущие проекты, как я вижу, у вашего ОКБ движутся, министра прошу также приглядывать за процессом, помогать, решать возникающие вопросы.

   Так было принято решение по созданию морской спутниковой системы разведки и целеуказания «Легенда» и её интеграции в общую военную информационную сеть страны.

   Параллельно с запусками АМС продолжались и пуски спутников фоторазведки, на которых отрабатывали системы будущего пилотируемого корабля «Север», и подготовка к первому пуску телевизионного спутника-ретранслятора «Молния». Персонал полигона и сотрудники ОКБ-1 работали в весьма напряжённом режиме. Руководителям направлений приходилось особенно несладко – приходилось разрываться между совершенно разными программами.

   13 апреля главный маршал артиллерии Неделин, как председатель Государственной комиссии, провел первое заседание перед пуском. Академик Келдыш сделал общий доклад о целях предстоящих во время полёта экспериментов. Бушуев, Вернов, Северный выступили с содокладами. Черток, Рязанский и Росселевич доложили о готовности систем АМС, полковник Носов — о готовности полигона. В 1960 году термин «космодром» ещё не вошёл в широкое употребление. Полковник Левин отчитался о готовности всех служб командно-измерительного комплекса.

   14 апреля АМС после финальных проверок пристыковали к ракете, и в 7 утра 15 апреля установщик впервые вывез «Союз-2.3» на старт. В 9.00 работавшие всю ночь люди отправились отдыхать, старт был назначен на вечер.

   Ракета выглядела совсем иначе, непривычно. Вместо готической колонны Р-7, схваченной за талию поддерживающими фермами стартового стола, «Союз-2.3» смотрелся как широкий кусок средневекового крепостного частокола – три цилиндра одинакового диаметра, средний возвышался над крайними, как вызывающе поднятый палец. Вместо привычного цилиндро-конического головного обтекателя ракету увенчало остроконечное яйцо четвёртой ступени, внутри которого пряталась АМС.

   Заправка носителя переохлаждённым кислородом заняла менее часа, потери были сведены к минимуму. Королёв сам проверил по приборам залитое в каждую ступень количество горючего и окислителя – он помнил, что в «той» истории третью ступень недозаправили керосином, и пуск из-за этого оказался сорван.

   Старт состоялся строго по графику – в 18 часов, 6 минут, 42 секунды. Первая и вторая ступени отработали нормально. Ну, почти нормально – были мелкие отказы, не влияющие на выполнение полётной программы. Благополучно включился двигатель третьей ступени, опустевшие «бочки» первой и второй отделились и рухнули далеко в степи.

   Черток, Голунский, Семагин и Воршев следили за полётом по мониторам системы телеметрии «Трал». Здесь же терпеливо ждал, не мешая профессионалам, Лев Архипович Гришин. Внезапно линия графика, изображавшая на мониторах телеметрии давление в турбонасосном агрегате, резко подскочила, а затем так же резко упала в ноль. Высоко в небе расцвела яркая вспышка взрыва.

   – Авария третьей ступени! Взрыв ТНА! – доложил по радиосвязи Воршев.

   – Кина не будет, – мрачно констатировал Гришин.

   Автоматика управления полётом тут же подала команду на отстрел полезной нагрузки. Пироболты и система аварийного спасения, как и в прошлый раз, сработали безукоризненно. Высокотехнологичное творение Глеба Юрьевича Максимова мягко опустилось на парашюте. Его сопровождали радиолокатором, и подобрали сразу после приземления, отправив спасательную команду на вертолёте.

   – Да что же это такое! – ругался Королёв. – Вроде уже всё проверили, всё вылизали – и всё равно какие-то «бобы» вылезают!

   Проведённый на следующий день анализ телеметрии подтвердил первоначальный диагноз – взрыв турбонасосного агрегата. С третьей ступени резервной ракеты сняли точно такой же ТНА, разобрали до винтика. Осмотрели каждую деталь под микроскопом. И обнаружили незамеченную ранее микротрещину на рабочем колесе турбины. Производственный брак.

   Главный конструктор сам устроил разбирательство. Разгон получился страшный. После тщательной проверки была забракована и отправлена в переплавку вся партия ТНА, уже подготовленная для испытаний Р-9 и ГР-1 – микротрещины в большем или меньшем количестве обнаружились на всех турбинах в партии.

   Одновременно было изготовлено и проверено рентгеновским контролем новое рабочее колесо турбины. 18 апреля привёзли собранный и испытанный на заводе ТНА самолётом на Байконур, где уже была подготовлена резервная ракета. АМС тоже решили использовать резервную – не было уверенности, что использованная в предыдущем пуске не получила скрытых повреждений, а для всесторонних испытаний времени было недостаточно.

   Рано утром 19 апреля ракету вывезли на старт. И тут началось! Внезапно забегали особисты, подготовку к старту было приказано приостановить, ещё не поставленную на стартовый стол ракету – вместе с установщиком накрыть маскировочной сетью и включить дымогенераторы.

   – Да что случилось? – возмущённо спросил Сергей Павлович. – Что они как с ума посходили? Александр Иваныч, – обратился Главный к полковнику Носову. – Узнай пожалуйста, что за бардак?

   Носов, как заместитель начальника полигона, набрал по ВЧ первый отдел:

   – Почему задержка? Что за переполох? Что?! Так… понял… есть ждать разрешения.

   Он повесил трубку и повернулся к Королёву:

   – Товарищ Главный конструктор! Первый отдел доложил, что американский высотный разведчик пересёк южную границу и сейчас находится на пути от Семипалатинского полигона к полигону ПВО ГНИИП-10 возле Сары-Шагана. Приказ с самого верха – все испытания временно прекратить, изделия замаскировать, выключить радиоизлучающие средства, ждать до следующего распоряжения.

   – Твою мать! – Королёв с досады ударил кулаком по столешнице. – Ладно, ждём.

   Вскоре поступило сообщение, что самолёт-нарушитель сбит зенитной ракетой на подходе к полигону в Сары-Шагане. Подготовка к старту была продолжена. «Союз-2.3» благополучно установили на стартовый стол, ещё раз всё проверили, и отправились на несколько часов отдохнуть.

   После нескольких коротких часов отдыха последовала ещё одна проверка и заправка. Королёв выслушал рапорт особиста, что все присутствующие на старте находятся в бункере и прочих защитных сооружениях. Оглянулся на стоящего рядом Чертока:

   – Борис, думай о хорошем! – предупредил Главный конструктор. – Всё получится!

   – Да я-то что, я – ничего… – пробормотал недоумевающий Борис Евсеевич, удивляясь, как это у Главного получается читать мысли.

   Объявили 15-минутную готовность. Стоящий у перископа Воскресенский, вдруг скомандовал:

   – Дать всем службам пятнадцатиминутную задержку.

   Повернувшись к Королёву, он пояснил:

   – Видна заметная течь кислорода из фланцевого соединения у стартового стола. Я выйду, осмотрю. Осташёв со мной, остальным из бункера не выходить!

   Опасность заключалась в машинном масле, заполнявшем перед стартом силовые цилиндры рулевого привода первой ступени. Если обнаружится подтекание масла, и на подтёк попадёт жидкий кислород – быть пожару.

   Черток сменил Воскресенского у перископа. Леонид Александрович, как обычно, в своём традиционном берете, вышел вместе с Осташёвым из бункера и направился к старту. Вдвоём осмотрев парящее соединение, Воскресенский и Осташев, не спеша, зашли за ближайшую стенку стартового сооружения. Пару минут их не было видно, затем Воскресенский снова появился в поле зрения, но уже без берета. Он решительно и быстро подошёл к месту неисправности, неся что-то на вытянутой руке.