– Твою мать!!! Вперед!!!

Мы перешли черту.

Теперь я офицер Белой армии. Странно! О подобных фактах в истории моих предков я не слышал… В руке не винтовка, а сабля.

– Ну, вашу же мать! – стон Борьки и ржание моих. Расталкиваю бойцов Красной армии, махновцев, казаков, матросов, вооруженных рабочих и тоже сгибаюсь от смеха. Перед нами во всей своей ужасающей красе стоит Зяма! Черные брюки, заправлены в отличные сафьяновые сапоги, белая рубаха, поверх рубахи черная жилетка, из кармана которой свисает золота цепочка (видимо от часов). На голове у Зямы черная с широкими полями шляпа, из-под шляпы свисают пейсы! В правой руке у него – Тора, а в левой – еврейский семисвечник!!!

Зяма в бешенстве срывает шляпу, грохает ее оземь и начинает на ней прыгать, грязно матюкаясь матюками.

– Боря, командуй! – ржу я.

– В смысле?! – не понял он.

– Как до этого. Ну, как политрук!

Зяма задумался, понял и, еле сдерживая смех, вышел перед строем. Он поставил семисвечник на землю, Тору засунул под брючный ремень, встал к нам в пол-оборота, большой палец левой руки он заложил за жилетку, правую воздел вверх и толкнул речь:

– Това'шци! 'Иеволюция, о кото'ой так долго гово'или большевики, свей'шилась!

Потом встал в позу политрука, Тору взял в левую руку, семисвечник в правую, и проорал:

– Впе'ёд! На ба'икады!!!

Атака.

Нас снова выкинуло за третью черту.

Мы материмся, и снова шаг.

Я – матрос, защищающий Крым. Атака, темнота, третья черта…

Я – солдат Кутузова, на Бородино. Атака, темнота, третья черта…

Я – солдат армии Суворова. Атака, темнота, третья черта…

Я – воин Минина и Пожарского. Атака, темнота, третья черта…

Я – стрелец Ивана Грозного…

Я – воин…

Я – воин…

Я – воин…

И снова шаг.

На меня навалилась тяжесть. Осмотрелся. На мне кольчуга, за спиной (судя по форме) варяжский щит, в одной руке длинный меч, во второй легкая сабля. Я смотрю на поле боя сквозь глазницы шлема. Снял его, повертел в руках. Шлем тоже варяжский.

Взгляд на своих. Часть из них, как и я, варяги, а мои татары экипированы как кочевники и у них луки!

– Ну, наконец-то! – радостный возглас Борьки. На нем легкий доспех (богатый доспех), легкая сабля на поясе, а в руках большой лук. Гораздо больше, чем у других «степняков».

– Саня, кто мы? – устало спрашивает Ильдар.

– Судя по снаряге, мы – войско одного из первых русских князей.

– Владимира?

– Нет. Если судить по оберегам на снаряге, мы воины дохристианской Руси. Например, Святослава или Олега Вещего. Но, не это главное. Главное, что у вас луки!

– А я кто?! – Борька удивленно разглядывает сам себя.

– А ты, дружище, скорее всего, воин Хузарского Каганата. Воин, об умении которого стрелять из лука, слагали легенды. А, ну, стрельни в противника!

Зяма с сомневающимся видом вытащил стрелу из колчана, натянул тетиву и выстрелил.

Из строя английских рыцарей вынесло одного.

– Попал! Я попал, командир! – радостно подпрыгнул Зяма.

– Однако! – восхищенно пробубнил Микола.

– Так, остальные кочевники, дайте-ка залп по противнику, – распорядился я.

Выстроились, натянули тетивы, залп. Попали!

– Сашко, – окликнул меня Микола, – как будем атаковать?

Я задумался.

– Играем в шахматы, Зяма, ты – пешка!

– В каком смысле? – не понял он.

– Слушайте сюда: пехота строится клином и начинает движение в сторону противника. Стрелки в этот момент выбивают их центр. Как только мы входим в контакт, стрелки перемещают весь огонь на правый фланг, к которому ты, Зяма, несешься со всех ног. После того, как фланг будет прорежен, мы смещаем направление атаки, а стрелки бегут нам на подмогу. Зяма стоит и ждет, когда они схлестнутся с британцами. Как только мы все увязнем, ты, Борька, чего хочешь делай, хоть ужиком, хоть птицей, но должен обогнуть место боя и добежать до той долбанной черты! И учти: если тебя грохнут, повторного воскрешения не будет! Князя с нами нет!

Я оглядел своих.

– Вопросы есть? Если нет, то строимся. Микола, ты во главе клина.

Мы построились, стрелки вскинули луки.

– Русь! – ору я.

– Перун!!! – неожиданно отвечают мои.

Начался разбег. Из нас рвется волчий вой, вспоминаю, что это варяжский боевой клич. Над нами летят стрелы. Хорошо летят, кучно и точно. Мы прошли половину пути, а британцы начали перестроение, закрывая существенно прореженный центр. Обстрел прекратился. Контакт! Лязг, грохот, крики англичан, мат моих. Щит закинул за спину и работаю двумя руками, выжимая из организма все силы. Краем глаза замечаю, что правый фланг противника подвергся обстрелу.

– Микола, разворачивайся вправо!

Хохол откинув щитом двух противников и, страшно заревев, начал движение. Парни нас поддержали. Почти тут же прекратился обстрел. А мы встали. Англичане уперлись крепко. Пытаемся прорваться, и тут в бой влетают стрелки. Стало веселее!

– Зяма, пошел! – орет Макс. Мы машемся, как сумасшедшие! И тут британцы понимают нашу хитрость. Отдельные особи пытаются пойти на перехват еврея, но мы их косим. Со стороны храма слышится молитва, я ищу взглядом Борьку, а он добежал! За пару метров до той гребаной черты он просто прыгнул, пролетел над ней, грамотно приземлился, вскочил, застрелил двоих британцев, что бежали к нему, и радостно заорав пустил стрелу в строну храма.

Молитва смолкает. Из церквухи выскакивает один из обладателей посоха, что-то орет и втыкает его в землю.

Замечаю, как от посоха исходит нечто, напоминающее ударную волну. Она накатывается на нас, нас подбрасывает, и – темнота.

Раньше, чем восстановилось зрение, у меня включился слух. Рядом переговаривались знакомыми голосами. Один из них точно принадлежал Ковалю.

– О! – проорал Леха, – кажись Бармалей в себя приходит!

Пауза, и кто-то сильный, местами страшный, но добрый насмешливым тоном произнес над моим ухом:

– Сашка, вот учишь вас, мудаков, учишь. И один хрен, ошибки делаете! Вот, на кой болт, вы Зяму вперед пустили?! Не могли Вартанчика отправить?!!

Мозг еще не понял, кто со мной говорит, а организм уже начал подниматься. Но меня прижали рукой к земле и скомандовали:

– Да, лежи ты!

Я открыл глаза. В пределах видимости маячил Коваль, а рядом со мной, уперев руку в мою грудь, сидел улыбающийся Шуровкин!!!

– Николаич?!! – не поверил я.

– Привет, Сашка! – улыбался он. – Как ты, воин земли Русской?!

– Пока не знаю, – пробурчал я, все еще не веря в происходящее. – Леха, это Шуровкин?!

– Ага! – кивает головой Коваль. – Мы сами офонарели, когда они на нас вышли!

– Охренеть!!!

Я убрал руку Карпа и сел.

– Как мои?!

– Все тут. Все живые, – ответил Леха. – В себя начинают приходить.

– Леха, а почему ты сказал – «они пришли»?

Коваль не успел ответить. Я услышал диалог и сразу понял, кто пришел с Шуровкиным:

– Мамелюк, ты глянь, кого нам усиление прислали!!!

– Олег, ущипни меня! Это же Тунгус! Привет, Мастер!

– Привет, охламоны, – отвечает им тот.

– Ух ты, – продолжает удивляться Олег, – и Шуровкин тут! И Оглы!! И Гаага!!! Сан Саныч, а Киса где?!

– Дома остался, – отвечает Гаага. Они еще что-то говорили, а я обратился к Шуровкину.

– Николаич, что происходит? Как вы попали за черту?

– Сейчас все объясню. Поднимайся, – он повернулся к остальным и продублировал команду: – Подъем. Стройся.

Для начала слово предоставили Ковалю. Из рассказа Лехи вырисовывалась следующая картина: в соответствии с ранее согласованным планом «Закат» и «Север» совершили обходной маневр и встретились в условленном месте. После этого они начали движение в сторону церквухи. Наткнулись на первый круг и встали. В прямом смысле этого слова. Внутрь они не могли попасть. Ни ножи, ни автоматы, ни гранаты в этом им не помогли. Парни загрустили. Тут они заметили нас внутри периметра и замерли в ожидании.