Я не поверил и пошел проверять. Кузов действительно был пуст. Вернулся к грузовикам.

– Микола, – шепотом поинтересовался я. – А за самоходку что получили?

– Три «Тигра», – ответил он и показал рукой в сторону. У забора стояли три новых броневика со свежеокрашенными дверями. Покраской мои торгаши уничтожили следы морпеховской маркировки.

– А за стволы?

Микола, не говоря ни слова, жестами показал пересчет денег. Значит, за оружие он срубил наличкой. Видимо, морпехи реально взяли его на продажу. Пораженный находчивостью и пронырливостью своих торгашей, двинулся к штабу.

А у штаба разворачивалась пьеса под названием «житие не святых». В главных ролях: отец Сергий, Алексий и Булатка. Главным критиком и комментатором выступал Зяма, зрителями были и наши бойцы, и громко орущие морпехи. В общем, там шла банальная драка. Ну, не совсем банальная, так как дерущихся попов я еще не видел, но драка.

– А у нас начинает четвертый раунд! – оповестил присутствующих Зяма. – И от морпехов на ринг выходит… нет, уже не выходит, а ложится отец Алексий, встречайте!!!

Я протиснулся сквозь толпу зрителей. На «ринге» закатав рукава стоял отец Сергий. Напротив него, с разбитым лицом, в состоянии грогги сидел Булатка. Рядом с Булаткой лежал Алексий. Он силился встать, но зеленый змий и телесные повреждения, полученные им ранее, не позволяли ему твердо стоять на ногах. Они же ему и сидеть не позволяли. Судя по всему, мулла вписался в разборки между попами, которые в итоге переросли в драку. Наш батюшка, в отличие от морпеховских священников, почти не пил и имел приличную рукопашную подготовку, поэтому морпеховские попы, несмотря на численный перевес, проигрывали по всем фронтам. Наконец, Алексий нашел в себе силы, рывком вскочил на ноги и, пока сила земного притяжения не завладела им снова, кинулся на Сергия. Сергий сделал шаг в сторону, пропуская Алексия, и когда он, естественно, пролетел мимо, хорошим пинком придал Алексию ускорения. Алексий влетел в зрителей. Те не дали ему упасть, развернули и вытолкнули его обратно на ринг. На ринге он сходу получил прямой в челюсть и прилег уже по-настоящему.

– Пьяных с поля! – распорядился Борька. Кто-то из офицеров морпехов схватил Алексия за ноги и волоком утащил с ринга. – А у нас остался последний представитель земноводных, – вел свой репортаж Зяма. – Булатка, на тебя смотрит все прогрессивное человечество!

Булатка встал. Судя по разбитому носу и заплывшему глазу, он уже неоднократно получил от Сергия. Я собрался прекратить этот балаган, но меня кто-то подергал за правый рукав. Рядом со мной стоял один из морпеховских иерархов – Кравченко Остап Кондратьевич и показывал рукой на второй этаж полицейского участка. Я приподнял голову. Из окна второго этажа, из партера, так сказать, за поповской дракой наблюдал Барин. Такого умиротворения и счастья на его лице я еще не видел. Он погрозил мне кулаком, не позволяя остановить драку. Я кивнул головой и вопросительно посмотрел на Кравченко.

– И какого хрена?

– Саша, наши попы совсем страх потеряли, – перекрикивая ор болельщиков, сообщил мне он. – Их давно пора проучить. А лучшего кандидата, чем ваш Сергий, не найти. Поэтому пусть он их отхреначит посильнее…

– Убью! – взвыл Булатка и кинулся на Сергия. А тот встретил его хуком справа, а потом коленом пробил в печень. Вскрикнув, Булатка упал.

– Ай, молодец! – похвалил Кравченко Сергия. – Сразу видно – человек прошел школу Коваля.

– Со счетом два – ноль победу одержал отец Сергий, выступающий за сборную Барона!!! – радостно оповестил Зяма.

– Если кто-нибудь когда-нибудь наедет на этого попа, – прогрохотал сверху Барин, перекрывая голосом всех орущих, – порву на британский флаг лично! Спасибо, святой отец, уважил!

– Не за что, – ответил Сергий и осенил себя крестным знамением.

На этом день и завершился.

Утром нашел на рации британского офицера Мишку, сообщил о нашем убытии, а также предупредил, что на наше место пришли морпехи. Мишка был расстроен нашим убытием и испуган прибытием морпехов. Наших морпехов боялись гораздо больше, чем наших же десантников. Пожелал Мишке выжить в этой войне и дал бесплатный совет, что если морпехи пойдут в атаку – не валять дурака и сразу сдаваться…

Потом было торжественное построение. На флагшток водрузили знамя бригады Комарницкого, предварительно сняв «Советскую гинекологию». С легкой подачи Зямы, эта долбанная почтовая марка стала официальным флагом нашего соединения. Даже высокое штабное начальство не задавало глупых вопросов. Эта же марка красовалась на всех транспортных средствах наших групп. Даже на машину Петровича кто-то осмелился наклеить этот «герб».

Распрощавшись с графством Нортумберленд, мы, весело позванивая вискарем, убыли к нашему любимому Барону.

– С-с-с-с-с… – услышал я сквозь сон мучения Термита.

– Санек, твою мать, да проснись ты, – послышалось ворчание Марси с соседней койки. Я открыл глаза. Рядом стоял Ленька, выполняющий сегодня функции дневального.

– Чего тебе, мой говорливый друг?

– Б-б-б-ба…

– Барон вызывает?

Ленька закивал.

– Сейчас иду.

Я сел на кровати, натянул ботинки, отстегнул автомат и не надевая куртку побрел к любимому командиру. На часах значилось половина второго ночи. Мы прибыли в новое расположение накануне днем, до отбоя раскладывали имущество и прятали контрабанду, поэтому Барон нас не трогал. А с наступлением ночи, как всегда, его генеральскому высочеству приперло пообщаться с подчиненными.

Барон и Петрович обосновались в отдельно стоящем строении, которое до оккупации, занимали английские летчики. Поздоровался с Колькой-Серым, охранявшим покой любимых командиров, и поднялся на второй этаж. Дверь в кабинет Ивлева была открыта, сам он сидел лицом к двери, поэтому еще с лестничной площадки я попросил разрешения войти. Он молча кивнул головой.

В кабинете не было Петровича, но обнаружились два посторонних офицера. Смазливый капитан, судя по всему, из Смерша и подозрительный майор-мабутей.

– Господа офицеры, – поприветствовал я офицеров.

– Не господа, а товарищи, – брезгливо поправил меня капитан.

– Ну, хрен с тобой, – не стал я спорить. – Ты будешь товарищем, а остальные пусть будут господами.

Майор улыбнулся, а капитан хотел что-то мне возразить, но Барон жестом его заткнул и велел:

– Саша, присаживайся.

Я уселся рядом с Бароном, лицом к его гостям и боком к двери. Автомат пристроил на коленях, направив ствол в сторону входа. Обратив внимание на мои манипуляции с автоматом, капитан поспешил спросить:

– Ты, боец, и в сортир с автоматом ходишь?

– Не знаю, как ты, товарисч, но я на войне. Поэтому я мог припереться сюда в трусах, но с оружием. А в сортир мы парами ходим. Один гадит, один на стреме стоит. Вот тот, кто на стреме, автомат гадящего и держит.

Майор рассмеялся, а капитан покраснел и хотел что-то ответить, но на сей раз его заткнул майор, едва заметно ткнув его в ребра.

– Если закончили остроумничать, давайте о делах наших прискорбных покалякаем, – начал Барон. – За вашу самодеятельность с походами за линию фронта я вам потом головы откручу. А пока, Сашок, есть у меня к тебе вопрос…

– Я в плен больше не пойду, – перебил я Ивлева. – Тут расстреливайте. Там действительно много бьют и вообще не кормят.

Майор с трудом подавил смешок, Барон укоризненно уставился на меня, а капитан завыл дурниной:

– Ты что, боец, совсем охренел таким тоном с генералом разговаривать?! Ты в Устав когда последний раз заглядывал?!

Я зыркнул на Барона, получил от него благословление в виде едва заметного кивка головой и начал дискуссию:

– Ты, капитан, совсем луга попутал? Ты сам-то когда этот Устав-то видел? Или ты, сучара штабная, думаешь, что красная фуражка дает тебе возможность поднимать голос на старшего по званию?! Что ты вылупился на меня, тыловая гусятина? Начальство надо знать в лицо!!! – продолжал я сыпать цитатами из книг и кино. – Я сейчас куртку принесу, и ты, отставной козы барабанщик, у меня до утра Устав на табуретке читать будешь. С выражением!