При выстреле каменной солью с близкого расстояния она попадает вам под кожу и кусает, как сукин сын, но не делает ничего больше. Тэп убедился, как неэффективна соль для задержания полицейских.

Я по-настоящему нашла клад. Рядом на полу лежал маленький магнитофон с пленкой.

Я прослушала знакомый замедленный голос, делающий отвратительные угрозы. Перемотала, изменила скорость и послушала еще раз. Голос был явно Энн, высказывавший свои намерения по поводу топора и бензопилы. Все это звучало глупо. «Я до тебя доберусь…» Мы в детстве занимались подобной ерундой. «Я тебе отрежу голову»…

Я мрачно усмехнулась, вспоминая ночь, когда были сделаны звонки. Меня тогда ободряло, что через две двери кто-то не спит, как и я. Квадрат света выглядел таким уютным в тот час.

Все это время она была здесь, звоня из комнаты в комнату, часть кампании психологического террора. С этого момента я даже не помню, когда спала без перерыва. Меня несло на волне адреналина и нервов, движущая сила событий волей-неволей подхватила меня. В ту ночь, когда в мою комнату вломились, все, что ей надо было сделать, это использовать свой универсальный ключ и заклинить стеклянную дверь, чтобы она выглядела, как место взлома. Я поднялась на ноги и проверила верхнюю полку.

В коробке из-под обуви я нашла конверт, адресованный Эрике Далл, содержащий квартальные дивиденты и суммы налогов за акции IBM. Там должно было быть больше ста таких конвертов, аккуратно упакованных в коробку, вместе с карточкой социального страхования, водительскими правами и паспортом с фотографией Энн Фаулер. Квитанция показывала, что за акции IBM уплачено 42 тысячи долларов, в 1967 году. За прошедшие годы акции более чем удвоились в цене. Я заметила, что «Эрика» аккуратно, из года в год, платила налоги на полученную прибыль. Энн Фаулер была слишком умной, чтобы быть пойманной налоговой инспекцией.

Я посветила фонариком в ее гостиную и кухоньку, разворачиваясь на 180 градусов. Когда узкий луч скользнул по кровати, я заметила белый овал и осветила это место снова.

Энн сидела на кровати и смотрела на меня. Ее лицо было смертельно бледным, глаза огромными и наполненными таким безумием и ненавистью, что моя кожа покрылась мурашками. Я чувствовала, как будто в меня вонзилась ледяная стрела, холод распространялся от позвоночника до кончиков пальцев. На коленях у нее была двухстволка, которую она подняла и нацелила прямо мне в грудь. Наверное, не каменная соль. И вряд ли с ней сработает уловка с пауком.

— Нашла все, что нужно?

Я подняла руки вверх, чтобы показать, что знаю, как себя вести.

— Эй, ты молодец. Тебе почти удалось выйти сухой из воды.

Энн ехидно улыбнулась.

— Теперь, когда ты в розыске, я могу это сделать, как думаешь? Все, что мне нужно, это спустить курок и заявить о вторжении.

— И что потом?

— Это ты мне скажи.

Я еще не обдумала историю до конца, но знала достаточно, чтобы догадаться. Мы заводим беседы с убийцами в подобных обстоятельствах, потому что надеемся, вопреки всему, что (1) отговорим их от этого, (2) протянем до прихода помощи, или (3) насладимся еще несколько минут этим драгоценным предметом потребления, под названием жизнь, которая состоит (в большой части) из вдохов и выдохов. Что трудно сделать, если твои легкие вылетели через спину.

— Ну, — сказала я, надеясь сделать короткую историю длинной, — думаю, когда твой папа умрет, ты избавишься от этого места, присоединишь выручку к доходам от сорока двух тысяч, которые украла, и отплывешь в сторону заката. Возможно, с Дуайтом Шейлсом, по крайней мере, ты на это надеешься.

— Почему бы и нет?

— Вот именно, почему бы и нет? Звучит, как отличный план. Он уже об этом знает?

— Он узнает.

— Почему ты думаешь, что он согласится?

— Почему же ему не согласиться? Он теперь свободен. И я буду свободна, когда папа умрет.

— И ты думаешь, что этого достаточно для отношений?

— Что ты знаешь об отношениях?

— Эй, я дважды была замужем. Это больше, чем ты можешь сказать.

— Ты развелась. Ты ни черта не знаешь.

Я попыталась пожать плечами.

— Могу поспорить, Джин пожалела, что доверилась тебе.

— Очень. Под конец она сильно сопротивлялась.

— Но ты победила.

— Я должна была. Я не могла допустить, чтобы она сломала Дуайту жизнь.

— Если считать, что это был его.

— Ребенок? Конечно, его.

— О, прекрасно. Тогда нет проблем. Ты полностью оправдана. Он знает, как много ты для него сделала?

— Это наш маленький секрет. Твой и мой.

— Откуда ты узнала, где будет Шана в среду ночью?

— Просто. Я за ней проследила.

— Но зачем было убивать женщину?

— По той же причине, по которой я собираюсь убить тебя. За то, что трахала Дуайта.

— Она пришла туда, чтобы встретиться с Джо Дюнном. Никто из нас Дуайта не трахал.

— Вранье!

— Это не вранье. Он хороший парень, но не в моем вкусе. Он сам мне говорил, что они с Шаной просто друзья. Это было совершенно платоническим.

— Ты врешь. Думаешь, я не знаю, что происходило? Ты приехала в город и начала возле него крутиться, разъезжать в его машине, устраивать уютные обеды…

— Энн, мы просто разговаривали. Вот и все.

— Никто не станет на моем пути, Кинси. Никто, после всего, через что я прошла. Я слишком много трудилась и слишком долго ждала. Я пожертвовала всей своей взрослой жизнью, и ты не испортишь все сейчас, когда я почти свободна.

— Ладно, послушай, Энн… если я могу так сказать, ты совсем свихнулась. Не обижайся, но ты полностью ку-ку.

Я что-то говорила, думая о своем пистолете. Мой маленький Дэвис все еще был в кобуре, притиснутой к моей левой груди. Что мне хотелось, так это вытащить его и законопатить ей прямо между глаз или в какое-нибудь фатальное место. Но пока я доберусь до него под своей водолазкой, вытащу, наведу и выстрелю, ее ружье разнесет мою физиономию. И как я собираюсь его доставать, симулировать сердечный приступ? Не думаю, что Энн на это купится. Мои глаза привыкли к темноте и, поскольку я прекрасно видела ее, можно было догадаться, что она точно так же видит меня.

— Можно мне выключить фогнарик? А то батарейки садятся.

Луч упирался в потолок, и мои руки начали уставать. Возможно, ее тоже. Такое ружье весит килограмма три — нелегко держать ровно, даже если ты привык поднимать тяжести.

— Стой на месте и не шевелись.

— Вау, Элва говорила то же самое.

Энн потянулась и включила прикроватную лампу. При свете она выглядела хуже. У нее было злое лицо, теперь я это видела. Слегка срезанный подбородок делал ее похожей на крысу.

Ружье было двенадцатого калибра, и она, кажется, знала, с какого конца стрелять.

Вдруг я услышала шаркающие шаги в коридоре. Ройс. Когда он успел подняться?

— Энн? О, Энн, я нашел мамины фотографии, которые тебе понравятся. Можно войти?

Ее взгляд метнулся к двери.

— Я спущусь через минуту, папа. Тогда мы их посмотрим.

Слишком поздно. Он толкнул дверь и заглянул в комнату. Он держал в руках фотоальбом, а его лицо было таким невинным. Глаза казались очень голубыми. Ресницы были редкие, до сих пор мокрые от слез, нос красный. Пропала его резкость, высокомерие, желание доминировать. Болезнь сделала его хрупким, а смерть Ори послала в нокаут, но вот он снова, старик, полный надежды.

— Миссис Мод и миссис Эмма ищут тебя, чтобы попрощаться.

— Я сейчас занята. Ты можешь об этом позаботиться?

Ройс заметил меня. Наверное, его заинтересовало, что я делаю с поднятыми вверх руками.

Его внимание привлекло ружье, которое Энн держала на высоте плеч. Я подумала, что он сейчас повернется и уйдет. Он колебался, неуверенный, что делать дальше.

Я сказала, — Привет, Ройс. Угадайте, кто убил Джин Тимберлейк?

Он взглянул на меня и отвернулся.

— Так.

Он посмотрел на Энн, как будто она могла отвергнуть обвинение. Она встала с кровати и дотянулась до двери позади него.