Архив округа Сан Луис находился во флигеле, рядом со зданием окружного суда на Монтерей стрит. Трудно было поверить, что только вчера мы собирались здесь на предварительное слушание дела Бэйли. Я нашла место для парковки через дорогу, опустила монеты в счетчик и направилась ко входу во флигель. Коридор был отделан мрамором, холодный серый с темными полосками. Архив был на первом этаже, за двойными дверями.

Я занялась работой. Пользуясь полным именем Джин и ее датой рождения, которые я узнала из школьных документов, нашла в справочнике ее свидетельство о рождении. Клерк нашел оригинал и за одиннадцать долларов сделал для меня сертифицированную копию. Меня не особенно заботило, сертифицированная она или нет. Меня интересовала информация, которая там содержалась. Этта Джин Тимберлейк родилась в 2.26 утра, 3 июня 1949 года, вес 2.950 кг, рост 48 см. О матери сообщалась, что это первая беременность, протекала нормально, возраст 15 лет, безработная. Отец «неизвестен». Врач — Джозеф Дюнн.

Я нашла телефон-автомат и разыскала в справочнике номер офиса доктора. Телефон прозвонил несколько раз, потом трубку взяли. Доктора Дюнна не бывает по четвергам, он придет только в понедельник, в десять.

— Вы знаете, как я могу с ним связаться?

— Если вы оставите ваше имя и телефон, мы ему передадим.

— Как насчет «Горячих источников»? Он может быть там?

— Вы его пациентка?

Я повесила трубку и вышла из будки. Раз уж я была в городе, быстро обдумала, не зайти ли к Ройсу в больницу. Энн говорила, что он просил меня зайти, но мне пока не хотелось с ним разговаривать. Я поехала назад, в сторону Флорал Бич, по одной из обходных дорог, волнистой полосе асфальта, проходящей мимо ранчо, огороженных «владений» и новых поселков.

Машин на стоянке у источников было немного. Отель, видимо, не приносил достаточно дохода, чтобы содержать хорошего доктора и его жену. Я поставила машину поближе к зданию, отметив, как и в прошлый раз, густую прохладу воздуха. Серный запах тухлых яиц вызывал в воображении картину оскверненного гнезда.

В этот раз я не воспользовалась входом, а поднялась по бетонным ступеням на опоясывающую здание веранду. Ряд шезлонгов делал ее похожей на корабельную палубу.

Под сенью дубов территория ступенями спускалась к дороге метров на тридцать. Слева, на участке, свободном от деревьев, я увидела пустующий бассейн, в плоском овале солнечного света. Два теннисных корта занимали другую часть территории, освещенную солнцем. Окружавшая их ограда скрывалась за кустами, но в просвет было видно, что, по крайней мере, один корт был обитаем.

Я вошла через широкую дверь из красного дерева с остекленной верхней частью. Вестибюль был построен по высшему разряду, украшен деревянными балюстрадами, затоплен светом через стеклянную крышу. Главный салон ремонтировался. Пол покрывала серая холстина, заляпанная старой краской. Леса, установленные вдоль стен, говорили о том, что деревянные панели находятся в процессе реставрации. Здесь, по крайней мере, сильный запах лака перекрывал едкий аромат минеральных источников, которые бурлили под землей, как котел.

Регистрационная стойка пересекала вестибюль, но за ней никого не было. Ни регистратора, ни маляров за работой. Тишина была такой, что заставила меня оглянуться через плечо и обследовать взглядом галерею второго этажа. Никого не было видно. Тени висели между карнизами, как паутина. Широкие, покрытые ковром, коридоры уходили от каждой стороны стойки в мрачные глубины отеля. Я подождала в молчании. Никто не появился. Я огляделась, повернувшись на сто восемьдесят градусов. Время что-нибудь разнюхать.

Легко и небрежно я зашагала по коридору направо, не производя никакого шума на толстом ковровом покрытии. В середине коридора стеклянные двери открывались в полукруглую столовую, с деревянным полом, дубовыми круглыми столами и стульями с плетеными спинками. Я подошла к окну в дальнем конце комнаты. Сквозь неровности старого стекла увидела, что теннесисты покинули корт и идут в мою сторону. Слева была деревянная дверь.

Я подошла на цыпочках и заглянула в кухню отеля. Тусклый свет из окон поблескивал на стальном столе. Стальные приборы, хром, старый линолеум. Тяжелая белая посуда стояла на полках. Кухня могла быть экспонатом музея — возвращение стиля модерн, кухня будущего, приблизительно, 1966. Я вернулась в коридор. Бормотание голосов.

Я скользнула в треугольник, образованный дверью в столовую и стеной. Через щель дверной петли я видела, как вошла миссис Дюнн в теннисной одежде, с ракеткой подмышкой. Ее ноги напоминали пару дорических колонн, увенчанных краями трусов, которые неприлично торчали из-под оборки короткой юбки. Варикозная вена обвивалась вокруг одной икры, как виноградная лоза. Ни одна прядь ее светло-блондинистых волос не растрепалась. Я сделала вывод, что ее компаньоном был муж, доктор Дюнн.

Они ушли, их голоса удалились. У доктора я запомнила только кудрявые белые волосы, розовую кожу и тучность.

Как только они исчезли из вида, я выскользнула из своего убежища и вернулась в вестибюль.

Жкенщина в ярко-оранжевом пиджаке теперь стояла за регистрационной стойкой. Она увидела, как я выхожу из коридора, но, видимо, была слишком хорошо вышколена, чтобы спрашивать, что я там делала.

— Я просто немножко осмотрелась, — заявила я. — Может быть, захочу зарезервировать комнату.

— Отель закрыт на ремонт на три месяца. Мы снова откроемся первого апреля.

— У вас есть брошюра?

— Конечно.

Она достала брошюру из-под стойки. Ей было тридцать с небольшим, наверное, у нее был диплом отельного менеджера, и она, без сомнения, размышляла, не теряет ли зря время в месте, пахнущем как грязное помойное ведро.

Я взглянула на брошюру, она была такой же, как я видела в мотеле.

— Доктор Дюнн здесь? Я бы хотела с ним поговорить.

— Он только что пришел с теннисного корта. Вы должны были встретиться с ним в холле.

Я покачала головой.

— Я никого не видела.

— Минутку. Я позвоню.

Она сняла трубку внутреннего телефона и повернулась ко мне спиной, так что я не смогла прочесть по губам, что она бормотала кому-то на том конце. Она положила трубку.

— Миссис Дюнн сейчас придет.

— Прекрасно. Ой, у вас здесь есть поблизости туалет?

Она указала на коридор слева от стойки.

— Вторая дверь.

— Я сейчас вернусь.

Я не была полностью искренней. Скрывшись из вида, я быстро прошла в конец коридора, где он встречался с другим коридором, с административными офисами по обе стороны. Они все были пусты, кроме одного. Красивая вывеска утверждала, что это офис доктора Дюнна.

Я вошла. Казалось, его там не было, но на стуле лежала влажная теннисная одежда и я слышала шум душа за дверью с надписью «Не входить».

В ожидании я поинтересовалась бумагами на его столе, но не нашла ничего интересного.

Шкафы с папками были закрыты. Я надеялась заглянуть в ящики стола, но боялась спугнуть удачу. Некоторые люди не любят, когда роются у них в столе. Я приложила руку к уху.

Душ выключили. Отлично. Сейчас мы с доктором немного побеседуем.

Доктор Дюнн появился из ванной полностью одетым, в зеленых слаксах с белым ремнем, спортивной рубашке в розовую и зеленую клетку, белых мокасинах и розовых носках.

Ему не хватало только белой спортивной куртки, чтобы составить комплект, известный как «полный Кливленд», очень популярный между бонвиванами среднего возраста на среднем западе. У него были густые белые волосы, еще влажные, зачесанные назад. Кончики уже завивались вокруг ушей. Лицо доктора было полным, розовым, с очень голубыми глазами под необычно белыми бровями. Он был примерно 1.85 ростом и весил лишних двадцать пять кило — результат хорошей пищи и напитков, которые он носил перед собой, как на шестом месяце беременности. Почему все мужики в этом городе в такой плохой форме?

Он остановился, увидев меня.