Непохоже, чтобы ей нравилась эта идея.

— Думаю, что это одна из интерпретаций. Вообще, я здесь, чтобы разобраться в убийстве. Бэйли говорит, что он невиновен.

Молчание.

Я попробовала еще раз. — Вы знаете, что расследования практически не было, потому что он признался.

— Ну и что?

— Допустим, что он говорит правду? Допустим, что тот, кто убил ее, до сих пор ходит по городу, показывая нос всем нам?

Последовала долгая пауза, затем Шана открыла дверь. Ее волосы были растрепаны, глаза опухли, тушь размазалась, из носа текло. От нее пахло бурбоном.

Она затянула поясок на цветастом кимоно и уставилась на меня мутным взором.

— Вы были в суде.

— Да.

Шана слегка качнулась, стараясь сосредоточиться.

— Вы верите в правосудие? Вы верите, что справедливость торжествует?

— Иногда.

— Ну вот, а я нет. Так что о чем тут разговаривать? Тэпа застрелили. Джин задушили. Вы думаете, что что-то вернет обратно мою дочь?

Я ничего не отвечала, но продолжала смотреть на нее, ожидая, когда она успокоится.

Она презрительно нахмурилась.

— У вас, наверное, даже нет детей. Спорю, у вас даже никогда собаки не было. Вы похожи на того, кто порхает по жизни, ни о ком не заботясь. Стоите здесь, говорите о «невиновности». Да что вы знаете о невиновности?

Я сдержалась и мой тон был мягким.

— Давайте скажем так, миссис Тимберлейк. Если бы у меня был ребенок и кто-то убил бы его, я бы не напивалась в середине дня. Я бы перевернула этот городишко вверх дном, пока бы не нашла, кто это сделал. И потом сама бы свершила правосудие, если бы потребовалось.

— Ну, я не могу вам помочь.

— Вы этого не знаете. Вы даже не знаете, чего я хочу.

— Почему бы вам не сказать мне?

— Почему бы вам не пригласть меня в дом, и мы сможем поговорить.

Она посмотрела через плечо. — У меня беспорядок.

— Какая разница?

Шана снова сфокусировалась на мне. Она едва могла стоять.

— Сколько у вас детей?

— Ни одного.

— У меня столько же.

Она толкнула экранную дверь и я вошла.

Помещение представляло собой одну комнату, с плитой, раковиной и холодильником в дальнем конце. Все поверхности были завалены грязной посудой. Маленький деревянный стол с двумя стульями отделял кухню от гостиной, один угол которой занимала кровать с наполовину свесившимися простынями. Матрас провисал в середине и выглядел так, что если сесть на него, он извергнет пружинную симфонию.

Я заметила ванную комнату через занавешенный проход справа, за ней был стенной шкаф, а дальше — задняя дверь.

Я прошла за Шаной к кухонному столу. Он упала на один из стульев, потом снова поднялась, нахмурившись, и озабоченно проследовала в ванную, где ее вырвало. Я ненавижу слушать, как люди блюют. (Готова поспорить, это большая новость).

Я подошла к раковине, освободила ее от грязной посуды и включила горячую воду, чтобы заглушить звук, идущий из ванной. Пустила струю жидкости для мытья посуды в набирающуюся воду и с удовольствием наблюдала, как начало формироваться облако пузырей. Я запустила тарелки в глубину и добавила по краям вилки и ложки.

Пока отмокала посуда, я собрала мусор, который практически полностью состоял из пустых бутылок из-под виски и банок из-под пива. Заглянула в холодильник. Лампочка не горела, внутри пахло плесенью, к металлическим полкам присохло что-то, напоминающее собачьи какашки. Я закрыла дверцу, испугавшись, что вынуждена буду присоединиться к Шане.

Послышался звук спускаемой воды в унитазе, а потом успокаивающий шум душа.

Обладая неизлечимым любопытством к чужим делам, я обратила внимание на стопку корреспонденции на столе. С тех пор, как я была маминой маленькой помощницей, я чувствовала, что почти имею право совать нос в ее дела.

Я пробежалась пальцами через неоткрытые счета и рекламу. Ничего интересного. Было только одно личное письмо, большой квадратный конверт со штемпелем Лос-Анджелеса.

Поздравительная открытка? Черт. Конверт был так тщательно заклеен, что я не могла его приоткрыть. Ничего не видно, когда я поднесла его к свету. Ничем не пахнет. Имя и адрес Шаны были написаны от руки чернилами, по почерку нельзя определить пол и вообще что-либо о писавшем. С неохотой я положила конверт на место и вернулась к раковине.

Когда я вымыла посуду и сложила ее рискованной горкой на полку, Шана появилась из ванной. Ее голова была обмотана полотенцем, тело — другим.

Ни капли не стесняясь, она вытерлась насухо и оделась. Ее тело было гораздо старше, чем лицо. Она села за стол, в джинсах и футболке, босая. Она выглядела измученной, но ее кожа была чистой и глаза, в какой-то степени, прояснились. Она закурила «Кэмэл» без фильтра.

Эта дама относилась к курению серьезно. Я и не думала, что сигареты без фильтра еще продаются в наши дни.

Я уселась напротив Шаны.

— Когда вы ели последний раз?

— Не помню. Я начала пить сегодня утром, когда вернулась. Бедняга Тэп. Я стояла прямо там. — Она остановилась, и ее глаза снова наполнились слезами, а нос покраснел.

— Я не могла поверить в то, что происходит. Не могла этого переносить. Я не была от него в восторге, но он был нормальный парень. Немножко туповатый. Дурачок, который отпускал ужасные шуточки. Не могу поверить, что все начинается сначала. О чем он думал? Должно быть, совсем свихнулся. Бэйли возвращается в город, и смотрите, что делается. Еще кто-то умирает. На этот раз, его лучший друг.

— Дэйзи думает, что кто-то вовлек Тэпа в это.

— Бэйли, кто ж еще.

— Погодите. Ему кто-то позвонил прошлой ночью в «Перл». Он быстро поговорил и сразу ушел.

Шана высморкалась. — Должно быть, после моего ухода, — сказала она, неубежденная.

— Хотите кофе? Растворимого.

— Конечно, спасибо.

Она оставила сигарету в пепельнице и поднялась. Налила в кастрюльку воды и поставила на газ. Взяла с полки две кофейные кружки.

— Спасибо, что навели порядок. Вы не обязаны были это делать.

— Надо было чем-то занять руки, — сказала я, не упомянув, что занимала их не только этим.

Пока мы ждали, когда закипит вода, Шана достала банку растворимого кофе и ложки.

Она еще раз затянулась сигаретой и выпустила дым к потолку. Я чувствовала, как он окружает меня вуалью. Придется снова вымыть голову и переодеться.

Шана сказала — Я до сих пор думаю, что Бэйли убил ее.

— Почему бы он это сделал?

— Почему бы кто-нибудь другой?

— Ну, я не знаю, но из того, что я слышала, он был ее единственным другом.

Она помотала головой. Ее волосы до сих пор были мокрыми, разделенные на длинные пряди, которые намочили ее футболку.

— Боже, я это ненавижу. Иногда я думаю, что бы с ней могло быть. Я никогда не была ей настоящей матерью, в обыденном смысле, но мы были близки. Больше как сестры.

— Я видела ее фотографии в школьном ежегоднике. Она была красивая.

— Но это не принесло ей счастья. Иногда я думаю, что ее внешность была причиной ее проблем.

— Вы знаете, с кем она встречалась?

Шана покачала головой. — Я не знала, что она беременнна, пока не услышала отчет коронера.

Я знала, что она бегает из дома по вечерам, но понятия не имела, куда она ходит. И что мне было делать, заколотить дверь гвоздями? Невозможно контролировать ребенка в этом возрасте. Мы всегда были близки. Я думала, что так и остается. Если у нее были неприятности, она всегда могла прийти ко мне. Я бы сделала все для нее.

— Я слышала, что она пыталась выяснить, кто ее отец.

Шана взглянула на меня с изумлением, потом скрыла свое удивление, занявшись делом.

Она потушила сигарету, подошла к плите, взяла прихватку и передвинула кастрюльку без всякой необходимости.

— Где вы это слышалаи?

— От Бэйли. Я разговоривала с ним вчера в тюрьме. Вы ей никогда не говорили, кто был ее отцом?

— Нет.

— Почему?

— Мы с ним заключили соглашение много лет назад, и я выполняла свою часть. Я могла бы нарушить слово и сказать ей, но не видела, зачем это нужно.