— О да, ты безумен. Могу я задать тебе один вопрос?

— Конечно, — отвечает мой родной.

— Скажи мне. Ты ведь никогда не простишь того, что сделали оборотни? Ты в любом случае настроен истребить их?

***

Аларик засмеялся. Совершенно искренне.

— Разумеется, не простил.

Разумеется. Другого ответа и быть не могло.

— Те, кто посмел причинить тебе боль, уже мертвы.

Моя ладонь коснулась щеки дроу.

— Ты их убил. Ты победил. Не призываю тебя щадить врагов — ведь они напали, и ты был в своем праве.

Я легла рядом с супругом и поцеловала его плечо.

— Я понимаю твою жестокость. Но однажды это может сослужить тебе плохую службу. Лишить контроля и сделать уязвимым. Будь благоразумен — ради меня.

Аларик повернулся ко мне.

— Ты — единственная причина, по которой я могу потерять контроль.

Я обняла супруга за шею и прижалась щекой к его щеке.

— Не волнуйся, — прошептал мне на ухо любимый.

— Надеюсь, я не помешал?

Сев на кровати, я увидела, что в медицинскую палату вошел вампир — уставший, но крайне довольный. Темный язык касается острых клыков.

— Как сказать, — усмехнулся мой принц.

— Ашер, — я поднялась и протянула руку князю, — подойди.

В знак благодарности за участие в схватке мне хотелось помочь вампиру с ранами.

Много времени это не заняло, потому как Ашер почти не пострадал — лишь несколько порезов на руках и растяжение связок коленного сустава. Затем в лазарете появились и другие мужчины, включая Илиаса, Камео, Дьяра и Луку. У некоторых из них, к моему сожалению, оказались серьезные проникающие ранения, требующие оперативного вмешательства.

Мы работали вместе — лекари, я и мэтр Фредерик. Итилири были хорошими хирургами, но мне стало ясно, почему соматические нарушения им не давались. Дети Северного ветра великолепно управлялись с энергиями воды и земли, но вот нити воздуха и огня не способны были стабилизировать. К тому же, дроу не видят смысла в сострадании. Возможно, причина в этом?

— Спасибо, Ваше Высочество.

Глава гильдии лекарей склонился над мой рукой. Сар Эану пахнет эвкалиптом, у него белые волосы и тяжелый взгляд бирюзовых глаз. Я видела, как точны и уверены его движения, и рада, что здоровье воинов моего супруга в надежных руках.

— Мне в радость было помочь.

Сар повернулся к моему наставнику и улыбнулся едва заметно.

— Мэтр Фредерик.

Мужчины обменялись рукопожатием, и мэтр ушел в свою комнату, а я решила еще раз проверить, как чувствует себя отец.

Слава Мудрейшей, сэр Томас получил только несколько легких царапин, которые обработала матушка.

Кстати сказать, благодарностей я удостоилась не только от уважаемого Сара, но и от Его Величества.

— Мои воины будто стали еще сильнее. — Порез на щеке Илиаса в цвет вишневого сока, а хирургические нити почти сливаются с бледной кожей. — Манипуляции с духом, видимо, важны не меньше, чем лечение тела. А ты и с тем, и с другим управляешься прекрасно.

Разницу король понял правильно. После моего вмешательства, как целителя, энергия Змеи, текущая сквозь мои руки, гармонизировала энергии итилири, дала покой и ясность их мыслям и чувствам, в то время как лекари на подобное, к огромному огорчению, не способны.

— А вы прекрасно деретесь, — вернула я комплимент. — Уверена, сколь много веров ни попытались бы вторгнуться в Феантари — шансов у них в любом случае не было бы.

Илиас улыбнулся и коснулся губами моего лба.

— Отдохни. Тебе сейчас это необходимо.

Ох, как он прав. Я чувствовала себя совершенно измотанной, но все же отправилась к Розали и Лайолешь.

Мой дар — как холодная вода, что течет по венам. Свобода от ограничений. Равновесие. И целуя девушек, столь хрупких, я делюсь с ними спокойствием.

Всем нам необходимо хорошо выспаться. Соблазнительная идея, как говорит мой супруг. Я знаю, что после посещения своих воинов и раздачи некоторых необходимых указаний, он вернулся уже в наши покои.

***

Аларик лежал на спине, раскинув руки. Я устроилась рядом с ним, и супруг сразу же обнял меня и привлек к себе.

— Драгоценная, я должен тебе сказать кое-что.

Глаза закрыты, и моя рука вслепую касается его волос.

— Слушаю.

— Завтра тела погибших веров будут отданы в дар Северному ветру. А Мариус — принесен в жертву.

— Почему?

Аларик поднялся и подошел к столу. Взял одну чашку зеленого чая с молоком для себя, а вторую — подал мне.

Мой принц выглядит спокойным, безмятежным даже. Но эти губы, которые могут целовать столь нежно, выносят жестокий приговор.

— Считай это лично моей прихотью.

Наверное, все волнения сегодняшнего дня все же взяли свое — хоть я и решила держать себя в руках.

Моя чашка летит на пол. Будем считать, что я не хочу чая сейчас.

— Твоя прихоть?

— Лапушка, успокойся, — в низком, хриплом голосе я четко слышу приказные ноты.

— Не смей разговаривать со мной таким тоном, — тихо и вкрадчиво говорю я.

— Успокойся, — повторил Аларик.

Дроу опустился в кресло. Он смотрел на меня в упор — и наверное, действительно можно гордиться, что я способна выдержать взгляд этих черных глаз.

— Подумай. Что, если бы эти твари убили тебя? Моих родителей — или твоих? Кого-то из гостей — или кого-то из итилири? Я уже говорил тебе, что у меня нет права на жалость — потому как есть долг.

Неожиданно он ударил по подлокотнику, и дуб раскрошился под его рукой.

— Твою мать. Я люблю тебя. Я уязвим перед тобой. И я хочу, чтобы ты поняла меня.

Он прав. Глупостью было упрекать его сейчас. После сегодняшнего боя.

Он устал.

Я подошла к своему мужчине и встала напротив.

— Мне всегда казалось, что любовь — это не слабость. Напротив, она придает сил.

— В чем-то ты права. Действительно придает сил — защищать то, что тебе дорого.

То есть убивать. Но я оценила деликатность формулировки.

Аларик вновь так близко. Он притянул меня к себе, и мои тревоги растворяются в сандаловом запахе его кожи.

Странное проявление равновесия, подумала я. Чтобы мы остались жить — кто-то другой должен был умереть.

И я поняла правоту Аларика. Не из-за того, что я здорова и жива. А потому, что здоровы и живы сейчас мои родители.

— Спасибо.

Супруг целует меня в шею. Мои руки путаются в жестких прядях.

— Я не могу поступить иначе с Мариусом, — мой принц, как всегда, безошибочно угадал основную причину моего неудовольствия. — Именно этот ублюдок — причина сегодняшнего нападения.

— Мне показалось, что послать Кариззу к своему отцу с жестоким посланием — это была провокация с твоей стороны. Разве нет?

— Возможно, — улыбается мой принц.

За окном — снег, белый, будто ванильный зефир. И наши ласки этой ночью столь же мягкие.

Его поцелуи на моих бедрах, и молочная, сладкая тяжесть внизу живота. Мои пальцы ощущают бархатистость кожи и твердость его плоти.

Нам обоим хотелось забыться. Хотя бы на короткое время.

— Как ты?

Вампир сел на край кровати Ссешеса. Дроу остался нынешней ночью в медицинской палате из-за большого количества наложенных швов, чтобы хорошенько отдохнуть, и Ашер не мог не воспользоваться случаем навестить любимого.

— Почему ты здесь?

Зелень глаз генерала под полуприкрытыми веками темнеет. Вампир наклоняется, чтобы поцеловать его.

— Наверное, потому, что мне совершенно плевать на тебя.

— Вот оно как, — Ссешес поднимается на подушках, поддерживаемый рукой вампира. — Что же, могу сообщить, что это более чем взаимно.

— Рад видеть, что ты в порядке, — Ашер улыбается плотоядно и хищно. Его ладонь скользит под покрывало, к поясу спальных брюк дроу. Лаской касается твердеющего уже члена.

— А ты? — брюнет подносит к губам руку Ашера, на которой видны швы.

— Я возвращаюсь завтра в Орлеас, — говорит Ашер.

— Знаю, — генерал резко привлекает возлюбленного к себе и целует вампира в шею. Это не поцелуй даже — укус, скорее. — А я должен оставаться здесь.