Дроу заглянул в мое убежище. Ох, какой красноречивый ироничный взгляд.

— А мне показалось, касания пальцев тебе нравятся.

Аларик самым возмутительным образом улыбался.

— А уж я — так был просто в восторге.

Коснувшись поцелуем виска дроу, я вдохнула сандаловый запах его кожи.

— У меня есть еще одна идея, которая, без сомнения, тебе также понравится.

— Как интересно. И что же это? — сейчас, под влиянием эмоций, гласные в речи принца стали еще более карамельно-долгими.

Поднявшись, я села на кровати. Скользнула ладонями по груди принца, а затем — еще ниже, к бедрам. Брюки из черно замши явно лишний элемент — но не о том сейчас. Улыбаясь невинно, я расстегнула ремни крепления ножен и забрала его нож.

— Это на случай, если вдруг в нашу первую ночь ты станешь вести себя… по-иному.

Полуприкрытые веки скрывают темный взгляд.

— Уверена, что сможешь меня ранить?

— Если будет необходимость — думаю, да, — ответила я, рассматривая клинок.

Аларик тихо засмеялся. Он доволен и восхищен. Мною. В этой неге мой принц прекрасен, как никогда.

Он берет меня за руку. Да, нам обоим многое предстоит узнать о мужской силе и женской хитрости, но кажется, мы справимся.

— Я уже говорил, что безумно люблю тебя?

— Говорил, — я повернулась к нему и оперлась щекой о согнутую в локте руку. — Мне вот что интересно. Ты хорошо отдохнул? Твоя кожа все еще бледнее обычного.

Я положила ладонь на лоб Аларика. Температура, кажется, нормальная — для дроу. А вот линии течения энергий, земных особенно, тусклы.

— Вызывать тех, кого убил сам, всегда сложнее. Чувство вины забирает много сил. Потому уж мы, итилири, такие равнодушные ублюдки, — Аларик усмехнулся. — Вопрос выживания, ведь почти все способности моей расы завязаны на общении с мертвыми. Например, я могу даже забрать на время любую способность любого ушедшего — но потом меня выворачивать будет часа четыре. Подозреваю, что это не самое приятное зрелище. Но власть принуждать налагает серьезную ответственность, и откаты весьма неприятные.

Принц, едва заметно улыбаясь, смотрел в мои глаза, желая увидеть, как я отреагирую на его слова.

— Ты таков, какой ты есть, и другим уже не станешь, — я гладила ладонью его волосы. — Не могу тебя осуждать, не побывав на твоем месте. Но я хотела бы знать: ты ведь не мучил невиновных только ради развлечения?

— Нет, — совершенно серьезно ответил Аларик. Сев на кровати, он потянулся к столику, взял себе одну чашку с черным чаем, сдобренным молоком, и предложил мне глоток. — Я был слишком занят, мучая виновных.

— Что ты имеешь в виду? — удивленно взглянула я на дроу.

— Если уж время откровений, то куда деваться, расскажу, — усмехнулся принц. Заинтригованная, я села на колени к Аларику и устроила голову на его плече.

— Однажды в Саоне, столичном городе веров, воины двусущих напали на представительство итилири — в то время между нами еще существовали торговые отношения. Помнится, в тот раз наши ремесленники привезли прекрасные изумруды и серебро, чистое, будто лунный свет. Мой отец, разумеется, очень оскорбился. Желание мести, как говорят, оно в костях — так просто не вытравишь. Королева пожелала быть рядом с ним в том походе.

Принц коснулся поцелуем моей щеки, замолчав на мгновение.

— Мой отец очень любит мою мать. Гораздо больше, нежели самого себя. Моя матушка, в свою очередь, без ума от супруга, а вдвоем они любят…

— Тебя? — спросила я.

— Меня. И ходить по острию лезвия. В тот раз король своей королеве отказать не смог. Я знаю, что он винит себя за это по сию пору. Потому как тогда королеву убили. Исполосовали острыми когтями.

Спокойный тон голоса Аларика способен был, кажется, замедлить ритм моего дыхания, но то, что он сказал только что о Мирабелле…

— Убили? — я повернулась к своему мужчине. — Но ведь она здесь, с нами сейчас. Как такое может быть?

Дроу улыбнулся, закрыв глаза.

— Да, здесь. Потому что отец смог вызволить ее дух из Серых вод.

— Как?

— Он уничтожил тогда почти половину Саона. И когда вернулся… Как рассказать, не представляю.

Молчание густое, плотное, будто патока.

— Он держал матушку на черных от крови руках, а в его волосах запутались ивовые ветви и вырванная чья-то трахея. Король спрашивал, где же его Мирабелла могла найти столько ягод брусники, которые испачкали ее — не сезон ведь. Я, сам почти уничтоженный, мог лишь верить, что отец справится с этим испытанием. И он справился. Мы нашли утешение друг в друге. Но король Илиас, правитель дроу, не был бы собой, если бы у него не появился совершенно самоубийственный план. Он убил девять сильных оборотней. Затем — девять светлых эльфов. Девять драконов. Девять орков. Привязал каждый дух к определенной игральной карте, согласно представляемой стихии. Очень долго вкушал тогда он одно лишь молоко, и много часов провел, снося порывы ледяного ветра и града, чтобы очиститься. А затем убил себя, и, явившись к Владыке океана ушедших, предложил сыграть. Развеять его скуку. И тот согласился.

О, этот сладкий привкус молока. Я отставила чашку, готовая слушать дальше.

— Игра в тот раз была азартной — отец говорил, что чувствовал, как рвутся нервы, будто шелковые нити, — но ему удалось одержать победу. Хитростью ли, или просто потому, что он не мог проиграть. Владыка отпустил королеву, но поставил условие: искупление они будут терпеть вместе. И когда отец с матушкой вновь оказались в родных землях, они были слабы из-за этого.

Искупление. Лозы, оплетающие тело, разрывающие плоть.

— Это и были смутные времена. Соплеменники тех, кем мой отец пожертвовал ради жизни своей любимой, напали на Феантари. В те дни я был еще очень молод, и это оказалось жестоким уроком. Но Ссешес и Камео стали моими самыми верными помощниками. Жрец питал моих родителей силой зверей Севера, над которыми он имеет власть, и король с королевой воевали вновь, презрев мучения.

Так вот почему волосы Камео украшают когти и клыки.

— Я понимал отца. Но и понесшие утраты были в своем праве. Были выплачены большие откупы. Кроме того, воины итилири помогали светлым и драконам в борьбе против веров и орков, которые, воспользовавшись ситуацией, задумали грабить их земли. Оказалось, что мы можем быть весьма полезны друг другу. А то, что случилось ранее — рассыпалось пылью на тех дорогах, что мы прошли вместе. Захлебнулось кровью, которую проливал каждый из нас. Вот, лапушка, и вся история.

— Лоза? — спросила я.

— Лоза.

— Я буду рядом, чтобы вновь собрать тебя воедино, пусть даже нитями своих вен.

Что еще могла я сказать?

— Необходимо, кстати, в последний рах поменять повзяки с нять швы с твоих ран.

***

Итак, потянуться руками к полу, мягко выдыхая. Я невольно улыбнулась, вспомнив, как восхищался Аларик моими длиннопалыми ступнями. По его мнению, они изящные, белые, будто сахар. Надо сказать, его комплименты побуждали меня по-иному взглянуть на собственное тело. Пришло бы мне раньше в голову восхищаться собственными пальчиками? А теперь вот гляжу — да, действительно, красивые будто. Воистину, прав был мой наставник, утверждая, что если ты любишь и ценишь свое тело, найти гармонию между физическим и ментальным гораздо легче.

Закончив выполнять свой комплекс гимнастических упражнений, я направилась в ванную.

Воск стекает прозрачными горькими каплями по свечам, смешанный с медом и высушенными, истолченными в пыль цветами горечавки. Вода нежит меня в своих объятиях. Изо всех сил я стараюсь сохранять спокойствие, но выходит, прямо говоря, не очень хорошо. Завтра я стану женой. По обычаю, мы с Алариком должны провести эту ночь порознь, но у нас — особый случай. Нынче время Перелома. Время, когда Мудрейшая голодна, и во сне, как это бывало и раньше, Она указала мне на девушку, чье молоко ей желанно.

Надо сказать, избранница была прелестна. Невысокая, хрупкая. Кожа почти прозрачная, будто мякоть позднего ароматного яблока. Слегка раскосые светло-зеленые глаза, копна рыжих волос, необыкновенно длинных, и очень милая щербинка между передними центральными резцами.