– Прекрасно, – хладнокровно ответил миллионер. – Вы хотите, чтобы я выкупил ваше свидетельство. Что ж, я не стану этого делать. Вы можете пойти и выдать его им.

– Это также касается другого письма, – сказал Роберт, и на этот раз он явно попал точку. Господин Мандулян вздрогнул и воскликнул:

– Четвертого письма не существует. Их всегда было всего лишь три.

– Лоуренс уверяет меня, что оно существует, – пробормотал Роберт и будто бы вскользь упомянул: – Он сказал, что услышал о нем недавно в Смирне.

– Я не знаю, о чем вы говорите, – ответил Мандулян, который к этому моменту уже полностью восстановил самообладание. – О каких письмах вы говорите?

– О письмах, которые свяжут вас с геноцидом армян 1912 года.

Наступило долгое молчание, в течение которого двое мужчин пристально смотрели друг на друга.

– Вы можете делать, что вам угодно, – наконец сказал Мандулян. – Для меня это не имеет значения.

Роберт стряхнул воображаемую пылинку со своей манжеты и сказал:

– Нехорошо выйдет, если Лоуренс не будет осужден.

– На это нет никаких шансов.

– Подкрепляющее свидетельство очень важно.

– Полиция не слишком-то оценит свидетельство, которое припозднилось на пять дней.

Роберт слегка зевнул.

– Я не знаком с уголовным процессом в Армении, но здесь не настолько важно то, что полиция думает о доказательстве свидетеля, как то, что о нем думают присяжные.

Наступила еще одна пауза, во время которой армянин размышлял над этой фразой.

– А биржевой маклер является таким ​​внушающим доверие, надежным свидетелем. – Несколько мгновений спустя Роберт добавил: – Если Лоуренс избежит осуждения, они должны будут найти кого-то другого, чтобы посадить его на скамью подсудимых, – и продолжил: – Интересно, кого они найдут?

Все это время миллионер молча курил, его тяжелые веки скрывали темно-карие глаза. Наконец он поднял взгляд и сказал:

– Вы же понимаете – вы не можете ожидать, что сразу станете партнером.

– Я ведь сказал, половина вашего царства – это слишком.

– У меня есть объекты в Восточной Европе. Вы начнете с путешествия в Смирну?

– Если я найду человека, у которого находится письмо, сколько я должен заплатить ему за него?

Мистер Мандулян посмотрел на молодого человека с невольным восхищением.

– Что ж, – сказал он, – никто не может отрицать, что вы быстро соображаете.

– И вы увидите, что я преданный человек.

– Преданный? Вы имеете в виду, что будете придерживаться выгодной для вас стороны?

– Разве это не преданность? – спросил Роберт, и оба рассмеялись.

Сеймур Перитон был убит в воскресенье вечером, тело было найдено в понедельник утром, а события, описанные в предыдущей главе, произошли в четверг. В пятницу утром второй разделочный нож, о существовании которого предполагал Флеминг, был найден в кроличьей норе в Роще Килби. Он был очень схож с первым – почти все разделочные ножи имеют определенное сходство – на нем также были следы крови, гораздо больше, чем на первом, и он был немного меньше. Другими словами, он был слишком маленьким, чтобы нанести смертельную рану, которая убила Сеймура Перитона.

Первым побуждением инспектора Флеминга, и очень оправданным побуждением, было посмеяться над сержантом Мэйтлендом, который сомневался в существовании второго ножа. Его следующим побуждением было обернуть влажное полотенце вокруг головы и попытаться сохранять спокойствие. Ситуация, несомненно, была таковой, что могла вывести из терпения самого здравомыслящего и уравновешенного человека родом из Южной Шотландии. Он собрал факты в том порядке, в каком обнаружил их: нож в воде, положение тела, следы борьбы и так далее. Из этих фактов, используя непреклонный чистый разум, он сделал вывод, что где-то поблизости был второй разделочный нож, который точно соответствовал ране в груди Перитона. А потом нож был торжественно обнаружен – и оказался слишком мал, чтобы им могла быть нанесена эта рана. Это было абсолютно нелепо; это противоречило здравому смыслу и соображениям. Флеминг начал подумывать о том, чтобы забросить все это и просто сосредоточиться на доказательстве виновности Лоуренса на основе уже имеющихся доказательств. К счастью, у Флеминга было определенное чувство гордости, и он не мог перенести мысли об изложении незавершенного дела, как и мысли о том, что Мандуляны взяли над ним верх. Они лгали о чем-то, и Флеминг непременно собирался выяснить, что же это было, прежде чем он покинет это место. Сам Мандулян, должно быть, лгал насчет хористки и ее писем; было абсурдно предполагать, что Дидо не сказала ему днем в воскресенье, что ее помолвка разорвана – и все же… минуточку, в этом-то все и дело. Была ли разорвана помолвка? Бросила ли она Перитона? Если бы только он мог быть вполне уверен в этом, это бы дало ему почувствовать почву под ногами, некоторую точку опоры. А сейчас он как будто бы строил огромные замки из теорий на зыбучих песках. Бросила она Перитона или же нет? В этот момент его раздумья прервал стук в дверь, и вошел молодой хозяин гостиницы.

– Извините меня, если я помешал, – добродушно сказал он и положил на стол серый галстук, – но я нашел это вчера вечером. Я не знаю, имеет ли это какую-то ценность для вас. Он очень напоминает мне тот, что Перитон иногда носил в будние дни. Вы помните, он был склонен к броскости по воскресеньям.

Капитан Карью весело улыбнулся.

– Благодарю вас, – сказал Флеминг. – Это весьма интересно. Где вы его нашли?

– Он застрял в кустах в парке вокруг поместья. Если хотите, я могу показать вам точное место. Я увидел его вчера поздним вечером, когда выходил на ловлю мотыльков.

– Хорошо! Отлично! Это вторая находка за сегодняшний день, – сказал Флеминг. – Может быть, это наш счастливый день. Скажите, капитан: вы часто выходите поздно вечером на ловлю мотыльков?

– Около пяти раз в неделю.

– Дайте подумать. Вы выходили в прошлую субботу и воскресенье, верно? Насколько я помню, вы говорили, что ничего не видели ни той, ни другой ночью.

– Это верно. Я ловил мотыльков по другую сторону поместья, вдали от реки.

– Как далеко?

– Около полумили от дома.

Флеминг взял крупномасштабную карту района.

– Возможно, вы можете примерно показать, где вы были в ночь на воскресенье ... Понятно. На самом краю парка. Менее четверти мили. Скажем, четыреста ярдов. Сейчас, капитан Карью, я пытаюсь получить подкрепляющие доказательства по этому вопросу. В ночь на воскресенье кто-то очень быстро бежал вниз по склону холма с террасы через густой кустарник к воротам. Вы слышали какие-то звуки, которые мог производить человек, проламываясь через подлесок?

Карью подумал секунду-другую, а потом уверенно ответил:

–  Нет.

– Это была очень тихая ночь, капитан. Все признают это. А вы были всего ярдах в четырехстах. Звуки далеко слышны в тихую ночь.

–  Конечно, это так. На самом деле, я начал ловлю вечером там, а затем перешел из парка к большому пастбищу. К одиннадцати часам я, наверное, был в доброй половине мили оттуда.

– Именно так, – доброжелательно сказал Флеминг. – Вы были в доброй полумиле к одиннадцати часам. Но кто, позвольте спросить, упоминал об одиннадцати часах?

Капитан Карью был застигнут врасплох. Он моргнул, запнулся и покраснел до корней волос. Наконец ему удалось сказать:

–  Я подумал, что вы говорили об одиннадцати часах, сэр. Я уверен, вы сказали это.

–  А я также уверен в том, что не говорил. Но неважно, капитан, говорил ли я это, или вам просто показалось. Давайте приступим к главному. Что же вы видели в одиннадцать часов?

– Я не видел… – начал хозяин гостиницы, снова запинаясь.

Но детектив остановил его.

–  Давайте обойдемся без всяких глупых недоразумений, капитан. До сих пор мы очень хорошо ладили, и мне было бы очень жаль, если бы мы теперь как-то повздорили. Позвольте сделать предположение за вас. Позвольте мне предположить: вы видели – именно видели, а не слышали – мистера Холливелла, бегущего по склону холма, так быстро, как только возможно, в сторону ворот поместья, и его лицо было покрыто кровью. Это верно?