Карью кивнул, и его лицо снова покраснело.

– И вы ничего не сказали об этом, потому что вы не хотели навлечь на викария беду?

Карью опять кивнул.

– Видели ли вы что-нибудь еще?

На этот раз хозяину гостиницы удалось снова заговорить, и он воскликнул:

– Нет. Клянусь, я ничего не видел. Больше я ничего не видел. Меня так шокировал вид святого отца, что я собрал свои ловушки и отправился прямо домой. Клянусь, так я и сделал.

– Это вполне нормально, это вполне нормально, – заверил его Флеминг. – Жаль, что вы не рассказали мне об этом раньше, но я уважаю ваши побуждения. Тут не о чем волноваться. Ну что ж, давайте сменим тему. Вы эксперт по современному сленгу, современным способам выражения и тому подобному?

– Я не знаю, могу ли называться экспертом, – сказал Карью. – Конечно, человек слышит немало подобных вещей, когда отправляется в Лондон, на коктейльные вечеринки и так далее.

– Тогда, возможно, вы сможете рассказать мне об этом, – сказал Флеминг. – Я старомоден, и поэтому я этого не знаю. Станет ли молодая женщина, навсегда расставаясь с возлюбленным, которого она отвергла, говорить ему на прощание: «Пока, дуралей»?

Карью задумчиво повторил эти слова, а потом улыбнулся и покачал головой.

– Нет, честно говоря, я не могу себе этого представить. Могу только, и с большой натяжкой, подключив воображение, представить ее говорящей: «Пока, старый дуралей», – быть может, с грехом пополам. Но не иначе. Это кажется немыслимым.

– Я подумал то же самое, – сказал Флеминг. – И все же мисс Мандулян, как говорят, произнесла это, разорвав помолвку с Перитоном.

– Почему вы не спросите ее, что она имела в виду?

– Я считаю, что задавать вопросы мисс Мандулян – это скорее пустая трата времени. Тем не менее, полагаю, мне стоит это сделать. Что ж, вот и все, капитан. Большое спасибо.

Карью остановился у двери и пристально смотрел на ковер в течение нескольких секунд. Затем он поднял взгляд и медленно сказал:

– Я не могу представить себе девушку, даже современную, бросающую своего возлюбленного со словами «Пока, дуралей». Но я очень легко могу представить себе девушку, которая только что была брошена своим возлюбленным и которую зовут Дидо, говорящую: «Прощай, Эней»¹⁹.

Инспектор Флеминг сидел в кресле и изумленно смотрел вслед уходящему хозяину гостиницы, словно выброшенная на мель рыба. Его рот был широко открыт, глаза были распахнуты, и сам его ум был потрясен смесью восторга от открытия и стыда от своей некомпетентности. Через несколько секунд ошеломления и недоумения его способности вернулись настолько, чтобы он мог честно себе признаться, что его восторг от сделанного весьма важного открытия в настоящий момент смешивается со стыдом от того, что он не сделал его сам. Это было не то ощущение, какое бы он испытал, если бы был просто необразованным англичанином. Обычный английский полицейский ничего не знает о Дидоне и Энее, никто не ожидает от него этого и не винит его в этом. Но для хорошо образованного, хорошо воспитанного, интеллигентного шотландского полицейского это было страшным позором. Флеминг вздрогнул, подумав о том, что сказал бы старый школьный учитель из Ренфрушира, если бы узнал, что один из его учеников сделал такую шокирующую ошибку. Что касается его шотландских коллег в Скотленд-Ярде, эта история ни в коем случае не должна дойти до их ушей. Они никогда не дадут ему об этом забыть. Дидона и Эней! Ну надо же…

Инспектор снова вернулся к реальности и стал думать. Классический Эней оставил классическую Дидону. Должно быть, мистер Перитон бросил мисс Мандулян. Это было вполне ясно. Должно быть, он сказал ей, что предпочитает кого-то еще – быть может, миссис Коллис, а возможно и кого-то, кто вообще живет не в этой деревне, – а потом из чистой бравады сказал, что в любом случае это ничего не меняет и что он как обычно придет в поместье этим вечером. Он сказал это, просто чтобы похвалиться своей властью над мисс Мандулян. «Я буду вам неверен, если мне заблагорассудится, но вы всегда будете принимать меня, когда мне захочется прийти».

Пока все складывается хорошо. Два кусочка головоломки подогнаны и полностью сходятся. Что же произошло после этого? Девушка сразу отправилась к Холливеллу и пригласила его прийти в поместье тем вечером – в субботу. Это должно было доказать Перитону, что она не в его власти, что на нем свет клином не сошелся и что она окончательно порвала с ним. Отлично. Это имело смысл. Что произошло тем вечером? Холливелл не пришел. Он находился за восемьдесят миль отсюда, недалеко от Бристоля, сбежавший от искушения. Перитон предположительно пришел, хотя девушка отрицала это. Впрочем, ее слова немногого стоят. Предположительно он пришел. Единственным человеком, который мог бы сказать, впустила она его или же прогнала, была сама девушка. Во всяком случае, суть в том, что он появился днем в воскресенье… Минуточку, подумал Флеминг, прерывая ход своих мыслей – кто видел, как Перитон приходил в воскресенье во второй половине дня? Разумеется, Мандулян, но кто еще? Он вызвал звонком Мэйтленда.

– Мэйтленд, – сказал он, когда офицер вошел, – у вас еще не было времени, чтобы побывать в поместье? Нет? Хорошо! Я хочу, чтобы вы сейчас отправились прямо туда и узнали насколько возможно тайно у старшего слуги, служанок и прочих, кто действительно видел Перитона в воскресенье во второй половине дня, когда он пришел в поместье. Имейте в виду, я думаю, что, вероятно, он приходил, но я только что понял, что мы не приложили никаких усилий, чтобы проверить это. Посмотрите, что вы сможете сделать. Вы можете заодно разузнать и о вечере воскресенья. И пришлите ко мне эту экономку Перитона – миссис Кители, не так ли?

Флеминг вернулся к своим мыслям. «Предположим, – сказал он себе, – что Перитон пришел в поместье с куропаткой, которую он нашел в парке, и она оставалась у него, когда он прошел к Мандулян на террасу. Я совершенно уверен, что он не говорил об этой смехотворной истории о хористке. Это все вздор. Гораздо более вероятно, что он говорил о шантаже. Тем не менее, это только предположение. Затем он попросил бутоньерку - а вот это уже странная просьба, раньше мне это не приходило в голову. Если бы это был исключительно дружественный визит, это была бы совершенно естественная просьба. Но если это был визит, во время которого обсуждались условия шантажа, то было довольно странно просить особенно яркую и дорогую орхидею. А с другой стороны, опять же…»

Голова Флеминга опустилась на грудь, и его мысли потекли в другом направлении. Эта яркая и дорогая орхидея. Если Перитон не получал ее во время своего визита в воскресенье днем, то когда же он ее получил? Не в субботу. Он не стал бы приходить поздней ночью и врываться в оранжерею, чтобы добыть бутоньерку. Нет, орхидея была аргументом в пользу истории Мандуляна о том, что Перитон приходил в воскресенье во второй половине дня, независимо от того, сможет Мэйтленд получить этому подтверждение или нет. Конечно, было верно и то, что взяв цветок специально, чтобы досадить викарию, Перитон, однако, не крутился рядом с викарием весь день. Но этому можно было найти десяток различных объяснений.

В любом случае, что произошло в воскресенье вече­ром? Между тем моментом, когда Перитон с орхидеей в петлице ушел от господина Мандуляна – если он действительно посещал его, – и до момента обнаружения тела его, по-видимому, никто не видел. Это само по себе может быть простой случайностью; он мог ходить без устали; по сути, в промежутках между его страстными, бурными, причудливыми любовными похождениями он был одиноким человеком; он очень часто исчезал на много часов кряду, устраивая весьма длительные прогулки. И вполне можно, что именно в тот самый воскресный день ​​ имела место одна из таких прогулок. В этом не было ничего такого удивительного. Что касается его передвижений в вечернее время, на этот счет до сих пор не было ни одного доказательства. Но кто-то знал о них, кто-то встретился и подрался с ним у Монашьей запруды – и, должно быть, это был Лоуренс.