– Нет, не могу сказать, что у меня имеется такая информация.

– Это может оказаться важным, – сказал Флеминг. – Предположим… заметьте, я не говорю, что это является верным предположением или верю я в это или нет, но в любом случае существует возможность, и мы должны принимать возможности во внимание. Предположим, мы допускаем, что Перитон был общеизвестным поклонником этой девушки, что в скором времени они должны были пожениться. Вполне возможно, что кто-то мог убить его либо из любви к этой леди, либо из любви к миллионам ее отца, которые, как убийца мог полагать, он имеет хорошую возможность заполучить, если Перитон выйдет из игры. Это весьма вероятный мотив для убийства и подводит под подозрение… несколько человек.

Флеминг пристально посмотрел на Роберта, который уверенно встретил его взгляд.

– А теперь предположим, – продолжил инспектор, – что в субботу утром помолвка была расторгнута – тогда не было особого смысла убивать Перитона в воскресенье вечером, если он уже был, так сказать, вне игры.

– Предположим, убийца не знал о том, что помолвка была расторгнута, – бросил Роберт.

– Предположим, конечно, – согласился Флеминг. – Вы знали об этом?

– Нет.

Детектив засмеялся.

– Во всяком случае, это честно, мистер Маколей. В таком случае в воскресенье у вас все еще мог быть очень хороший мотив для устранения Перитона.

– Безусловно. Как и у Холливелла. Как и у Адриана.

– Адриана? Вашего брата?

– О да. В отдельные моменты он колеблется между Дидо и Ирен Коллис. Адриан может атаковать любого, если его должным образом спровоцировать.

– Я слышал об этом. Что ж, мистер Маколей, вы относитесь к неприятному типу людей. Возможно, вы и не знаете больше, чем вы говорите, но определенно создается впечатление, что вы знаете. Просто позвольте мне дать вам небольшой совет. Не дайте мне поймать вас на вмешательстве в ход правосудия, или это плохо закончится. Вы понимаете?

– Вполне. Кстати, могу ли я увидеться с этим человеком, Лоуренсом? Потому что я не верю в то, что он виновен, и собираюсь предложить помощь с его защитой.

Флеминг задумался на секунду, а затем сказал:

– Хорошо. Я не возражаю против этого.

– Спасибо, – сказал Роберт, взял свою шляпу и вышел.

Флеминг вызвал Мэйтленда.

– Мэйтленд, позвоните начальнику тюрьмы и скажите ему, что мистер Маколей направляется туда, чтобы увидеться с Лоуренсом. Скажите ему: самое главное, чтобы пару минут во время их разговора Маколей считал, что его больше никто не слышит, и попросите начальника стенографировать то, что он скажет.

– Да, сэр.

– Мэйтленд, этот молодой человек – отъявленный лжец, до мозга костей.

Лоуренс встретил посетителя без интереса или недовольства. Казалось, ему было все равно, пришел Роберт или не пришел. Надзиратель остался на посту у двери камеры.

– Я должен объяснить причину своего визита, – сказал Роберт. – Я считаю, что могу помочь вам в покрытии расходов, очень крупных расходов на вашу защиту.

– Что вы получите взамен?

– Удовлетворение от помощи невиновному человеку.

– Офицер полиции, да? – Тон Лоуренса не оставил никаких сомнений по поводу того, как он оценил незаинтересованность Роберта.

– Называйте это так, если вам хочется, – невозмутимо сказал Роберт. – Вы можете не верить, но в стране еще осталась пара человек, которые заинтересованы в том, чтобы с невиновными людьми обращались справедливо.

Это была одна из самых длинных речей, которые Роберт поизносил за последнее время, и, повернувшись спиной к надзирателю, он закончил ее подмигиванием. Лоуренс, обращенный лицом к надзирателю, сразу понял его, но ничем не выдал того, что что-то видел.

– Если вы скажете мне, что вам нужно – конечно, я имею в виду деньги, – продолжил Роберт, – я буду только рад сделать то, что в моих силах. И, пожалуйста, поймите, что я не хочу ничего взамен.

Пока он говорил, он медленно вертел свой котелок в руках, пока Лоуренс не увидел подкладку, к которой был приклеен клочок бумаги с крупными печатными буквами: «СЕКРЕТ МАНДУЛЯНА».

Лоуренс прочел это, глазом не моргнув, и ответил:

– Мне нужны не деньги. Деньги не могут ни спасти невиновного человека, ни повесить виновного. Это сделает свидетельство. То, что мне нужно – это показания, мистер... мистер…

– Маколей.

– Мистер Маколей, если вы хотите спасти невиновного, вы не станете предлагать деньги, чтобы заплатить чванливым адвокатам. Вы будете действовать, пока не найдете кого-то, кто подтвердит мою историю, кого-то, кто видел меня в поместье, одурманенным наркотиком на этом диване, со старым Мандуляном под наркотиком на другом диване, где-то с одиннадцати до четверти второго. Вот чего я хочу. Подкрепляющее свидетельство. И я не могу получить его.

Тут раздался вызов из глубины коридора. Надзиратель встал по стойке «смирно» и сказал: «Сэр!», а затем спешно удалился по коридору.

Лоуренс собирался заговорить, когда Роберт предупреждающе поднял руку и покачал головой. Затем он сунул карандаш и бумагу в руку обвиняемого. Лоуренс быстро написал «Геноцид армян, 1912. Есть еще одно письмо, думаю, оно находится в Смирне», и сунул бумагу и карандаш назад; Роберт в это время спокойно и естественно говорил о подкрепляющем доказательстве.

– Время вышло, сэр, – сказал надзиратель, вернувшись, и Роберт поднялся, чтобы уйти.

– Я сделаю для вас все, что в моих силах, – таковы были его прощальные слова, – будь то финансовая помощь или сбор доказательств. До свидания.

Он быстро возвращался на мотоцикле из главного города графства в Килби-Сент-Бенедикт, когда начальник тюрьмы говорил с Флемингом по телефону.

– Я посылаю вам дословную запись разговора, – сказал он, – но боюсь, вы будете разочарованы. Когда мы оставили их одних, они просто продолжали разговаривать также, как и раньше. Вряд ли нужно говорить, что в зале был микрофон. Тем не менее, вы можете извлечь из этого нечто стоящее. Запись вскоре должна быть доставлена.

Роберт Маколей был человеком, который верил в использование нечестных методов, когда таковые требовались, и дерзости, когда требовалась дерзость. И мало кто мог быть настолько изворотлив или настолько смел. Он приехал на мотоцикле прямо в поместье Килби и спросил мистера Мандуляна.

Крупный, вежливый миллионер всегда питал смутную симпатию к тихому, загадочному молодому человеку, насколько миллионер вообще мог питать какую-то симпатию к кому-то, кроме его обожаемой Дидо.

Он опустился в большое кресло напротив своего гостя, зажал конец сигары между большим и указательным пальцами, аккуратно зажег ее и сказал:

– Что ж, молодой сэр, что я могу предложить вам сегодня? Половины моего царства будет достаточно?

– Половины вашего царства? Нет, это слишком.

Миллионер приподнял тяжелые брови и улыбнулся.

– Не знал, что для ваших похвальных амбиций что-либо может быть «слишком».

– Я поднимаюсь ступенька за ступенькой.

– Мудро. Вы далеко пойдете.

– Да. Мистер Мандулян, положение таково, – Роберт сделал глубокий вдох перед исключительной ораторской речью. – Этот человек, Лоуренс, говорит, что провел определяющую часть воскресного вечера – с одиннадцати до начала второго – здесь, лежа одурманенным на диване.

– Я об этом слышал, – небрежно ответил армянин.

– Но у него нет подкрепляющего доказательства.

– Верно. Ему его очень недостает. Его не существует.

Роберт наклонился вперед.

– Оно существует. Я сам видел его.

Мандулян не выдал себя дрожанием рук и не моргнул и глазом. Он выдохнул длинное облако сигарного дыма и сказал:

– А! Вот как, вы сами видели его.

– Да.

– А почему вы не пошли и не сообщили в полицию? Я имею в виду: что вы собираетесь сказать полицейским в оправдание того, что не рассказали об этом раньше?

– Это мое дело. Я смогу уладить это – если придется, так придется. Вы меня понимаете?