Но молва и споры не ограничиваются территорией России. В этом смогла убедиться сама государыня Александра Федоровна, приехав на два месяца погостить на свою немецкую родину. За это время к ней трижды приезжала Анна Вырубова. Царица почувствовала, с каким презрением все относятся к ее доверенному лицу. Сначала Анна остановилась у своего отца, Танеева, в Гамбурге, в то время как царица находилась на лечении во Фридберге, затем у барона Фредерикса, придворного министра царя. И, наконец, пожеланию царицы недостойная придворная дама, осуждаемая за оказываемые Распутину посреднические услуги, была приглашена к брату государыни, Великому герцогу Гессенскому и его супруге в их летнюю резиденцию, замок Вольфсгартен (всего на три дня, но Вырубова, разумеется, провела там целую неделю). Сестра царицы, Ирена, принцесса Прусская, держалась с Анной Вырубовой подчеркнуто холодно.

А что думают о Распутине в Петербурге?

Анна Богданович, жена генерала Богдановича, хорошо информирована о том, что происходит при Дворе, благодаря не только мужу, но и многочисленному кругу знакомых, близких ко Двору. В 1910 году она написала в дневнике, очевидно, находясь под впечатлением рассказов камердинера Радцига: «3 июня. Камердинер Радциг был у нас. Говорят, царицу все ненавидят. Очевидно, она очень рассержена, что Распутина нет, и злится на всех, кто говорит (или сказал) ей в лицо, что он мошенник. Поэтому она и отправила в отпуск на два месяца Тютчеву и Вишнякову. Обе возмущались Распутиным и требовали, чтобы он не заходил в комнату детей. На место Тютчевой временно взяли Вырубову! Бедные дети! (…)

8 декабря. Интересный разговор между Евгением Васильевичем (мужем Анны) и Радцигом. Радциг сказал о царице, что она холодная, недоступная, но если захочет кого-то завоевать, она это может. Она близка с Вырубовой больше, чем когда-либо, и передает ей все, что рассказывает царь. А царь ей постоянно обо всем рассказывает. При Дворе все презирают Вырубову, но никто не отважится высказать что-то против нее.

Она постоянно находится у царицы. Утром с одиннадцати до часа, потом с двух до пяти и каждый вечер до половины двенадцатого. Раньше она ухолила с приходом царя, но теперь остается и позже. В половине двенадцатого царь еще продолжает работать, а Вырубова идет к царице в спальню. Что за печальное, неприятное представление!

По рассказам Радцига, государыня не так больна, как кажется. Она больна психически, но может нормально думать. К примеру, лежит она полумертвая — и вдруг, вскакивает, чтобы в следующее мгновение опять рухнуть в постель. Вырубова поддерживает сердечную переписку с этим развратным Распутиным. Она все время берет для него много денег у царицы. Радциг вспомнил еще и о том, как несколько дней назад царь рассердился на него, когда тот спросил, кто был у царицы, и он, не стесняясь, ответил: „Госпожа Вырубова и этот грязный мужик“. В ответ царь набросился на него: „Как Вы можете говорить такое об этом глубоко религиозном человеке?“ Но Радциг откровенно ответил, что тот — мошенник. Царь обиделся на него и сообщил об этом царице, после чего они на него сердятся. (…)

13 января 1911 года. Сегодня Радциг опять был там. Он немного удручен. Этот мужик Распутин уже вернулся в Петербург. Хотя он во Дворец больше и не приходит, но бывает у Вырубовой в Царском Селе, и царица часто ходит туда. Вырубову за спиной продолжают ругать, но внешне все относятся к ней с почтением, включая Дедюлина[35]. Потому что все эти господа боятся только одного: потерять свое теплое место. А о России вряд ли кто беспокоится, главное, чтобы им было хорошо.

В театре во время показа „Бориса Годунова“ была патриотическая демонстрация: гимн пели, стоя на коленях…»

В начале 1911 года наступил подходящий момент. После неоднократных попыток, предпринятых раньше, Столыпин опять выступил за окончательное отстранение Распутина. Он обратился к царю с ходатайством и изложил ему свои заботы в связи со значительной потерей престижа династии Романовых и ее правительства. Может быть, именно тогда Николай произнес в ответ следующие, часто цитируемые слова, очевидно, выражая тем самым свою покорность судьбе? По крайней мере, это объясняло его пассивность: «Лучше десять Распутиных, чем истерика царицы…»

То, что царица Александра — важнейшая заступница «темного» сомнительного сибиряка, не оставляет сомнений и подтверждается доказанным фактом, что Распутин, попадая в критические ситуации, первым делом, отправлялся к ней, или с опаской предупреждал друзей, чтобы «только об этом не узнала царица». Он знал, что она так крепко держалась за него, потому что для нее Мужик был тем, кто мог спасти ее сына от опасности, угрожающей его здоровью.

Дворцовый комендант так описал влияние Распутина на царя и царицу: «…Распутин оказывал на государя совершенно иное влияние, в отличие от большинства мужчин. Он тоже видел в нем „божьего человека“, но не сразу в том убедился и уж никогда не был так расположен к нему, как Александра.

Разумеется, государь оказывал своей дорогой Аликс (как он все еще обращался к ней в письмах даже после изменения имени) полное доверие во всем, что касалось личных и семейных дел. Возможно, основная ошибка Николая II состояла в том, что он слишком любил свою жену и слишком сильно опирался на эту слабую колонну…»

Дедюлин цитирует царя, который в тяжелый момент признался ему: «Распутин — добрый, простой, религиозный русский. Когда я в минуты сомнений или внутреннего беспокойства разговариваю с ним, на душе у меня становится легче и спокойнее…»

В этом высказывании, вероятно, и кроется одна из причин, почему Николай проявлял такую мягкость по отношению к Распутину. Кстати, оно свидетельствует и об искусном умении Распутина говорить с царем. Тот факт, что не только царица, но и царь в это время не могли себе представить, что страшные истории об их «друге» действительно правда, — само собой разумеется. И все-таки шум вокруг имени Распутина ему крайне неприятен.

Очевидно, государь уже предпринимал попытки убедить жену в том, чтобы она отказалась от благоволения Распутину в связи с публичными дискуссиями. Но Распутин для Александры — это «сфера личной жизни», куда вмешиваться она никому не разрешает. «Кто не понимает или не хочет понимать, кто на самом деле Распутин и что он для нас значит», тех она будет избегать. Главное в жизни, как царица считает, состоит в том, чтобы «добиться милости божьей — симпатия и расположение смертных не имеют значения…». Так Александра отклоняет все возражения, не задумываясь о том, что царь и царица — все-таки публичные фигуры, и их мнение играет отнюдь не последнюю роль для народа.

Логика Александры определяется ее склонностью к мистике: «Люди не имеют права осуждать царя, и уж тем более вершить суд над его поступками. Он — помазанник Божий и стоит над общественным мнением!»

Царица не позволяет разубедить себя в святости Распутина даже своей сестре, великой княгине Елизавете, которая из-за начавшейся в прессе кампании против Распутина специально приехала из Москвы, чтобы предостеречь царицу от дальнейших ошибок и раскрыть ей глаза. Все-таки она — монахиня, приняла монашеский постриг после убийства мужа, и более компетентна в вопросах религии, чем Александра, и при этом сумела остаться более здравомыслящей, чем младшая сестра. Но даже ей, кому царица, как говорят, завидовала, потому что Елизавета благодаря своему обаятельному характеру и прежде всего неутомимой милосердной деятельности пользовалась большей любовью и уважением, чем Александра, — даже ей государыня с уверенностью заявила: «Невинных всегда обливают грязью (…) — это обычная клевета против тех, кто живет, как святой…»

Кроме Столыпина к царю обратился Родзянко, с марта 1911 года ставший председателем III Государственной Думы. «У Вас есть доказательства, что Распутин сектант?» — с недоверием спросил его царь. Этот встречный вопрос «Есть ли у Вас доказательства?» стал характерной реакцией государя на постоянно повторяющиеся донесения чиновников, обеспокоенных разными злодеяниями, которые приписывались Распутину. Думал ли он так на самом деле, или это было всего лишь выражением беспомощности по отношению к царице? Сие останется его тайной.