Едва ли в какой театральной постановке можно придумать более мрачный пролог к драме последнего царствования династии Романовых, чем обстоятельства, при которых юная принцесса попала на свою новую родину. Будучи еще невестой, она находилась у смертного ложа царя. Став женой престолонаследника, неделями следовала по стране за гробом его отца. После коронации произошла ходынская катастрофа, закончившаяся множеством жертв со смертельным исходом. И наконец, личное соперничество с царицей-матерью, которая пользовалась своими преимуществами над молодой царицей и вовсе не хотела облегчить Аликс начало ее супружеской жизни с молодым царем. Безусловно, юная немка совершала ошибки, довольно безобидные сами по себе, но кажущиеся серьезными для Царского двора…»
Глубокое впечатление на Аликс, ее теперь стали звать Александрой Федоровной, произвели обряды перехода в православную веру. Затем ритуалы погребения царя, ее свадьба, а спустя полтора года — коронация… Теперь она полностью оказалась в мистической власти нового мира. Присяга на верность царя во время церемонии коронации, на которой он получил власть «из рук Бога», навсегда осталась в памяти Александры. Она в буквальном смысле слова пронесла эту клятву через всю жизнь — до самой смерти.
Поэтому именно она, первоначально держась в стороне от политики, в 1905 году оказала особенно сильное сопротивление принятию конституции и созданию Думы, увидев в этом ограничение царской власти и нарушение принятой во время коронации клятвы сохранить дарованную божьей милостью государеву власть. Эта власть должна была в полной мере остаться не только у царя, но и у ее сына.
Великий князь Александр Михайлович, который из родственников царя был ему наиболее близок, вспоминал о настроениях, предшествовавших рождению их сына: «Царь был идеальным мужем и любящим отцом. Конечно, ему хотелось иметь сына. Принцесса Аликс Гессен-Дармштадская в течение десяти лет родила ему четырех дочерей. Это удручало государя. В его глазах можно было прочесть чуть ли не упреки в мой адрес, потому что я за то же время стал отцом пятерых сыновей. Как бы невероятно это ни звучало, но мои отношения с царицей омрачились уже потому, что у меня было так много сыновей, а у нее ни одного…»
Когда же вскоре после рождения престолонаследника Алексея из-за непрекращающегося пупочного кровотечения у него выявили наследственную болезнь, императорская чета пришла в полную растерянность. Великий князь Александр Михайлович, зять и самый близкий друг царя, так вспоминал об их первой реакции на это: «Когда кровотечение не прекращалось, царица упала в обморок. Ей не нужно было слышать заключение из уст профессионалов, чтобы догадаться, что это кровотечение означало страшную болезнь — гемофилию. Ни в чем не повинный ребенок должен был страдать из-за неосмотрительности, которую проявила русская династия в выборе невесты. В эту ночь государь постарел на десять лет…»
С рождением престолонаследника все мысли и дела царицы были подчинены исключительно двум целям: сохранению жизни сына и сохранению его будущей власти. Все еще хорошо выглядящая, высокая женщина с темными волосами, голубыми глазами и тонкими чертами лица, царица уже давно переехала в Царское Село, отстранившись от блистательной столичной жизни. Вначале она оправдывала свой поступок слабым здоровьем — Аликс с юных лет страдала приступами ишиаса, а в последние годы все чаще жаловалась на боли в сердце, — но в действительности, совсем другие причины стали решающими для ее ухода от общественной жизни в сферу интимных отношений семьи. Она не хотела иметь дело с петербуржским обществом, аристократией и даже родственниками. Во всяком случае, после обнаружения наследственной болезни, угрожающей жизни единственного сына и престолонаследника, ее предрасположенность к меланхолии, нервным состояниям и жалобам возросла. Вместе с этим появилась потребность уйти в утешительный мир религии.
Однако таким образом царица лишила себя поддержки нужных кругов, а от нее, как от царицы и первой дамы государства, ожидалось общение именно с ними. Ее робость, сдержанность и отсутствие легкости в общении встретило неприятие в стане столичной аристократии. Родственники царской семьи чувствовали себя оскорбленными Александрой, когда она — святее Папы Римского — отомстила за пренебрежительное отношение к строгим правилам женитьбы в династии Романовых: ее обвинили в том, что царь изгнал из страны собственного кузена из-за его женитьбы на разведенной женщине (и к тому же бывшей невестке царицы). Александра отказывалась принять этих членов семьи, не говоря уже о том, чтобы прислушиваться к их советам. В пуританском представлении царицы петербургское общество выглядело разложившимся (в этом случае она рассуждает, как ее бабушка, королева Виктория), причем из-за недостатка жизненного опыта Александра не замечала, что происходящее в нем не более аморально, чем где бы то ни было, что в России просто к различным жизненным проявлениям относятся более естественно, менее лживо и очень терпимо, а действительность воспринимается такой, как она есть.
В последующие годы Александра не пускала своих четырех дочерей (старшей, Ольге, в 1907 году исполнилось двенадцать лет) в «испорченную» столицу. Дети росли, как в стеклянном доме, в изолированной стерильной обстановке, которая становилась разнообразной только когда царская семья в теплое время года переезжала в свою летнюю резиденцию в Крыму, или путешествовала на самой роскошной в мире яхте «Штандарт» по шхерам Финского залива. Тогда все расслаблялись, девочки, взрослея, начинали флиртовать с офицерами или гостями царской семьи, и даже сама царица становилась веселой и раскрепощенной, — до тех пор, пока идиллия не прекращалась из-за нового незначительного удара или несчастного случая с Алексеем, которого повсюду сопровождал коренастый матрос, и это сразу напоминало ей о постоянно подстерегающей сына угрозе.
Вот что свидетельствует учитель французского языка великих княжон, а позже домашний учитель престолонаследника Пьер Жильяр: «Царица слишком хорошо знала, что в любой момент самая незначительная неосмотрительность, которая никогда и ни для кого не представляла бы опасности, могла привести к смертельному исходу. Если он (Алексей) по двадцать раз в день подходил к ней, она каждый раз целовала его. Я понял, что она каждый раз, когда он уходил, боялась, что этот раз будет последним».
В созданной ею обстановке изоляции царица наотрез отказывалась от любых, даже доброжелательных советов аристократок с богатым жизненным опытом из родственного окружения царского дома. Она преимущественно искала общения только со своей подругой Анной Вырубовой. Простая, безгранично (безо всякой критики) преданная царице молодая дама с голубыми глазами и по- детски круглым лицом, наивная по характеру, разделяла ее необычное увлечение религией и склонность к мистике. Вырубовой, как и ее венценосной подруге, недоставало жизненного опыта, знания людей и традиций русских чудотворцев. Кроме того, женщин роднило отсутствие тех общих знаний, которые бы позволили им рассмотреть феномен Распутина в свете модных в то время исследований и теорий в области гипноза, спиритизма, парапсихологии и психоанализа. Дискуссии на подобные темы в то время велись как в Европе, так и в России, и стали темой для обсуждения в светских салонах. Еще их роднило безоговорочное, безграничное уважение к Распутину.
Распутин умело обращается с детьми, быстро завоевывает их доверие, даже восхищение, поскольку, кроме умения вести благочестивые беседы о Боге, он всегда излучает спокойствие и тепло. Ольга, сестра государя, так описывает свое впечатление: «Четыре маленьких девочки и Алексей уже были в своих постелях, все в белых пижамах, и смотрели на него, как зачарованные. Когда я его увидела, то почувствовала, что он излучает тепло. Казалось, детям он нравится. Алексей стал разыгрывать из себя зайца, то и дело подпрыгивая. Распутин поймал его, взял за руку и спокойно повел в постель. Там он какое-то время стоял с опущенной головой. Он молился. И Алексей молился вместе с ним. Это трудно описать, но в тот момент я была убеждена в искренности Распутина».
