19 июля 2015 «Карета катила и кони ступали…» карета катила и кони ступали и певчие пели вы падалью пали за должность квартиру и кус даровой за ближние дали и дивные были за ордер на обыск но вы позабыли без предупрежденья стреляет конвой без предубежденья навскидку и метко случаются промахи больно и редко мы передовые на передовой салют пятилетка салют пятилетка как выполнишь план так в газете заметка и записи в книжке как ты трудовой стоял часовой в долгополой шинели в буденновке шлеме и сосны шумели должно быть предчувствуя лесоповал сидел часовщик неподвижно в окошке подвыпивший доктор катил в неотложке не слышно чтоб кто-нибудь здесь горевал не видно слезы на щеке у вдовицы не слышно рыданья в гортани певицы ни вкуса ни слова в замерших устах и тени из темного прошлого скажем карета и лошади с черным плюмажем и строки доноса на желтых листах 21 июля 2015 «Они были проще нас. Но жизнь их была сложнее…» Они были проще нас. Но жизнь их была сложнее. Они были бесстрашны. Но жизнь их была страшнее. Собственно говоря, жизнь состояла из пугал вокруг ребенка, который поставлен в угол. На горох, на колени, в угол – не встать с коленей, не сбросив тяжесть потерянных поколений, не оставив их с угрюмым посмертным задором за высокой оградой, за прочным райским забором. 23 июля 2015 «Пришедше на запад солнца видевше свет вечерний…» пришедше на запад солнца видевше свет вечерний слышавше вой и крики необузданной черни взывая к совести тех в ком совесть и не ночевала натянув на голову край китайского покрывала а мы ночевали-дневали и ходики над головою тикали и занавеска на окне была кружевною и коврик на стенке был вышит крестом болгарским и каждый из нас заражен был духом бунтарским мы знали что пламя возгорится из ленинской искры нам пели броня крепка а танки естественно быстры куба любовь моя остров зари багровой куба отдай наш хлеб и начинай по новой сахар из тростника ласковый дым сигары интербригады-лорка повторяется плач гитары опанас и коган немцы да хуторяне и кто помянет нас наглотавшихся этой дряни кто поставит свечу в часовне хоть какого патриархата в опустевшем краю где когда-то стояла хата где гуляли девки и сушились горшки на тыне а в газетах писали об асуанской басурманской плотине наши жизни ничем не лучше забытых событий государственной лжи опутавшей тысячью нитей инженеров совслужащих пастухов и доярок и тебя диссидент-шизоид и тебя философ-припарок 27 июля 2015
«Сотри случайные черты и школьная доска черна…» сотри случайные черты и школьная доска черна и пашня зимняя черна в ней нет ни одного зерна ни тучки в небе голубом ни рыбы в синей толще вод сотри случайные черты вот пустота и над и под сотри случайные черты и мир исчез как не бывал сотри случайные черты и мир исчез в один провал сотри случайные черты где Божий храм и Божий рай сотри случайные черты нет лучше все же не стирай 28 июля 2015 «Он решался шептать о том, о чем вслух не…» он решался шептать о том, о чем вслух не говорили, сидя с кем-то на маленькой кухне, вмещавшей все неудобства советского быта, в раковине стопкой посуда стояла немыта. он знал фамилии – лосский, флоренский, бердяев, но в жизнь впускал сексотов и негодяев. приходили сексоты в гости, приносили бутылку в обмен на информацию, что складывали в копилку, вернее, в картонную папку, с грифом «секретно», и жизнь продолжалась – не секретно, скорей – незаметно, в бездействии тайном, без страсти и умысла злого… прослушка в стене расширялась, фиксируя каждое слово. 29 июля 2015 Август 2015-го Когда хоронят эпоху «Когда хоронят эпоху стихотворные строки…» когда хоронят эпоху стихотворные строки что комья земли летят в огромные ямы где вы в пенсне и манишках поэты пророки где дети все в кружевах где в шляпах огромных дамы где золоченые рамки стандартных размеров звонкие ямбы и чуть спотыкающийся перихий где названья предметов описания интерьеров где Царю Небесный утром и вечером Свете Тихий где цоканье конских копыт по гранитной брусчатке где нарядная публика на маленьком пароходе все то что было в расцвете а до того в зачатке все что было в ходу или просто в тогдашней моде где колбы реторты и бутыли в лучшей аптеке где милосердные сестры с красными их крестами где культяпка что помогала передвигаться калеке где письменные столы с исписанными листами где пишущие машинки и иные приспособленья для облегченья труда и для взрослой забавы где преступники возвращающиеся на места преступленья где отважные сыщики что всегда совершенно правы где в папахе и бурке в долину спустившийся горец где щурящийся на солнце старый торговец татарин где пат паташон в крайнем случае макс и мориц где пиитический слог никчемен и высокопарен кто вспомнит об этом всем когда хоронят эпоху |
