Силлаботоника – строкою тебе дорога
в девятнадцатый век, еще не подводивший итога,
но царь убит, казнены бомбисты, а крестьяне освобождены,
и дети вчерашних рабов свободными рождены,
к тому же теперь на троне бородатый царь-миротворец,
азиат покорился ему, усмирен непокорный горец,
ружье отложив, возвратился в разоренный аул.
Прегордый осман православные земли вернул
под власть Христа и помазанника – вспомнил – Божья – оба на тронах, и замер мир у подножья.
Силлаботоника – дорога тебе строкой
туда, где церквушка смиренно стоит над рекой
где архитектура, зрячая от рожденья,
видит рябь и непрочность своего отраженья,
где бричка катит, пыля, между зрелых полей,
где купец в кабаке просит – еще налей!
Где «человек!» (гордо звучит) – обращенье к лакею,
где «ваша светлость» – сияет так, как я никогда не сумею,
где двери к блаженству разделаны под орех,
глагольная рифма – восьмой, но бессмертный грех.
Силлаботоника, блять, ты кровь связала с любовью,
с прахом связала страх – не повела и бровью,
бесконечность – с вечностью – не разъять их теперь вовек,
а где «вовек» – там просится человек,
Божество с торжеством спаяны неразрывно,
слава с державой, ладони раскрыв, но,
ничего не явив, что в рифмовник не занесено,
силлаботоника, все, что по образу сотворено,
тобой зарифмовано, в ритм, как в упряжку
втиснуто, но никому не жалко тебя, бедняжку.
Жизнь – смертельный недуг, передающийся половым путем.
Жизнь – ловушка, из которой никому живым не уйти.
И все же мужчина и женщина, оставшись в спальне вдвоем,
займутся сексом, хоть заходи и свечкой над ними свети.
Будут мужчины стоять под окнами родильных домов,
с кричащим сверточком женщина будет садиться в автомобиль.
И эту цепочку рождений Господь прервать не готов,
но изредка напоминает, что люди – всего лишь пыль.
И пыль летит, и кружит, и блестит в золотом луче,
и венки из цветов и хвои прислонены к стене,
и ходит с кадилом священник в черной парче
и бормочет текст известный, но непонятный мне.
в девятнадцатом веке снесли городские стены
но по праздникам в средневековые платья граждане наряжались
время было надежное мирное без наводнений и цены
на осенней ярмарке постоянно снижались
а если порой правитель устраивал сцены
из дантова ада простим ему эту шалость
облака безмолвно небо пересекали
сохранив всю влагу не проронив ни капли
леса выгорали болота пересыхали
вымирали лягушки а вслед за ними и цапли
но мы слава Богу не цапли и не лягушки
и что нам леса и болота мы жители городские
сидим за столами перед нами пивные кружки
и словно пена в сердцах вздымаются страсти людские
сидим рассуждаем об убийцах и казнокрадах
о том что жизнь рассыпается словно сукно от моли
а мимо проходят женщины в средневековых нарядах
и глядя на нас вздыхают и морщатся как от боли
и куда нам деваться когда
поползут под крылом города
потекут быстроходные реки
а по рекам гребные суда
из варяг и наверное в греки
греки сплошь бестолковы нежны
лишь для памяти людям нужны
о героях и взятии Трои
ради пышнокудрявой жены
и богинь что гуляют по трое
а варяги суровы рога
забодать угрожают врага
на бессовестных бронзовых шапках
там тайгу заметает пурга
и бессмысленно думать о тряпках
о помаде губной зеркалах
о таинственных женских делах
чудесах элевсинских мистерий
и приап опустившийся в пах
краше всяких высоких материй
ночью слушаешь пенье волков
а заснешь из сплошных облаков
поглядишь на крушение мифа
как история средних веков
на историю древнего мира
день защиты детей
от обстрела бомбежки цунами
от мам садисток и их недетских затей
кроме того что делать с ужасными снами
с бурым медведем и серым волком с Ягою
страшилками сказками со слабоумной прабабкой каргою
со страной убогой которая не ищет легких путей
превращает поле пшеницы в изрытое поле боя
и не видит выхода даже выхода из запоя
поставит к стенке потом представит к награде
и все это ради
защиты как сказано выше детей
я знал атеистов разъевшихся на богословских хлебах
цитатах из ранних отцов и схолиях средневековья
я в уме высчитывал пяди в их заскорузлых лбах
треснувших по причине психического здоровья
выходило не меньше пяти и не больше шести
до семи не дотягивали да им и хотелось не слишком
груз сведений жалко бросить и тяжко нести
на потеху вздорным студентам глумливым мальчишкам
потому что безбожие дело серьезное вера есть шутовство
юродство лакейство поповщины первоисточник закладка
потому что в мире есть только бездушное вещество
существующее на грани истерического припадка
они проверяли наши конспекты протирая очки
подчеркивая карандашом по толстым томам сверяя
и это воспоминание разодранное в клочки
я собираю в целое сам того не желая
