Тем не менее, в случае Генона само выражении «выбрал путь» звучит несколько неподходяще и сомнительно – ведь Генон по своей сути принадлежит к «пневматикам», подобным «гностикам» и джнана-йогам, а в этом случае вопроса о «пути» не возникает – или же, по крайней мере, его значение меняется настолько, что способно ввести в заблуждение. Пневматик в какой-то степени является «воплощением» духовного архетипа – он рождается со знанием, которое прочим открывается в самом конце, а не в начале. Пневматик не «продвигается» по направлению к чему-то отличному от себя – он остаётся на месте, чтобы полностью осуществиться, осуществить свой архетип, постепенно устраняя возникшие в ходе жизни, а, возможно, и унаследованные преграды и шелуху. Он устраняет их посредством ритуальной поддержки – «таинств», если угодно, не забывая о медитации и молитве, но его положение, тем не менее, весьма отличается от положения обычных людей, будь они даже наделены чудодейственным природным даром. С другой точки зрения, следует знать, что рождённый гностиком по природе своей является более или менее независимым не только от «буквы», но и от «духа» закона, а это не упрощает психологические и социальные отношения с окружением.
Здесь необходимо ответить на следующее возражение: разве «путь» каждого не сводится к устранению преград и «становлению собой»? И да, и нет: другими словами, это справедливо с метафизической, но никак не с человеческой точки зрения. Повторюсь, пневматик «реализует» или «актуализирует» то, чем «является», тогда как не-пневматик реализует то, чем он «должен стать» – и разница между этими понятиями одновременно «абсолютна» и «относительна», а обсуждать её можно бесконечно.
Другое возражение или вопрос заключается в следующем: как можно объяснить несовершенства и пробелы в работах такого автора, как Генон? Однако эти пробелы, хотя и на самом деле удивительны, совершенно не противоречат его достоинствам – они являются, так сказать, «случайными» и «обусловленными» (superimposed), и определённо не были мирскими или обусловленными страстями. Скорее это преувеличения или неравномерности, а частично травмы, усугублённые отсутствием компенсирующих факторов в его душе и окружении.
Тем не менее, можно спросить, почему Провидение допустило появление в работах Генона таких недоработок, несовместимых с глубокой личностью автора. Ответ таков: можно смело заявить, что Провидение никогда бы не оставило труд Генона без положительного результата. Самое меньшее, что мы можем сказать – это напомнить о его влиянии, ощутимом в самых различных областях. Сам Генон пал жертвой определённого рока, но его послание не пропало втуне – такого и не могло случиться, а остальное не столь важно.
Генон был подобен воплощению не самой духовности, но метафизической определённости или метафизического самодоказательства на языке математики, что объясняет абстрактную и математическую природу его доктрины, а также – косвенно и памятуя об отсутствии компенсирующих факторов – определённые черты его характера. Без сомнения, он имел полное право быть «односторонним», но такое положение не сочеталось с широким охватом его миссии; он не был ни психологом, ни эстетом (в лучшем смысле этих слов) – другими словами, он недооценивал эстетические и моральные ценности, особенно относительно их духовных функций. Генон обладал врождённым отвращением ко всему человеческому и «индивидуальному», что порой даже влияло на его метафизику – например, когда он думал, что нужно отвергнуть «особенное» положение «человеческого состояния» или особую важность для человека «умственного элемента», сущностью которого является рассудок. В реальности присутствие способности мыслить оказывается «центральной» и «тотальной» характеристикой человеческого состояния, которое не было бы возможным без этой характеристики – это подлинный смысл его существования. Как бы то ни было, упоминая об этих недостатках, нельзя забывать о двух вещах: о незаменимой ценности сути работ Генона и о гностической или пневматической сущности автора.
Генон совершенно верно утверждал, что Веданта является наиболее прямым и, в каком-то плане, наиболее удобоваримым выражением чистой метафизики – и никакая привязанность к неиндуистским традициям не даёт нам повода не знать это или делать вид, что мы не знаем этого. В случае монотеистических семитских религий можно говорить об эзотеризме де-факто и эзотеризме де-юре. Именно последний – считают ли его таковым или нет – является эквивалентом мудрости Веданты. Эзотеризм де-факто основывается на действительно сказанном или написанном – возможно, завуалированно и не напрямую (что может требовать данная теологическая структура и особенно данная религиозная упайя[37]). Без сомнения, когда каббалисты говорили, что мудрецы могли бы восстановить эзотерическую традицию, будь она утрачена, они имели в виду эзотеризм де-юре.
Не единожды мне выдавался случай отметить, что в эзотеризме существует два аспекта: продолжение соответствующего экзотерического учения и совершенно чуждое, а порой даже противостоящее ему. Хотя форма в каком-то роде «является» сущностью, сущность никоим образом не является формой – капля является водой, но вода не является каплей. «Передаётся только ошибка», – говорил Лао-цзы; так и Генон не погнушался написать в журнале La Gnose, что исторические религии суть «скопление ересей» по отношению к «примордиальной и всеобщей Традиции». В «Царе Мира» он уточняет, что «подлинный эзотеризм весьма отличается от внешней религии, и если он и имеет с ней какую-то связь, она ограничивается символическим его выражением в религиозной форме. Следовательно, малосущественен тот факт, что эта форма должны принадлежать определённой религии...».
Генон говорит о подлинном «эзотеризме», подтверждая тем самым существование эзотеризма смягчённого. Именно об этом я и говорю, когда в некоторых своих трудах упоминаю «обыкновенный (average) суфизм» – довольно приблизительное выражение, но, как показывает практика, достаточно точное.
Давайте теперь вновь подойдём к вопросу о «пневматике» с беспристрастной точки зрения: состояние прирождённого гностика сочетает в себе не только разнообразные виды, но и степени бытия. С одной стороны существует различие между джнани и бхактой, а с другой – разница в полноте и масштабе проявления архетипа. В любом случае, по самой своей природе пневматик располагается под вертикальной и безвременной осью – где нет ни «до», ни «после», так что персонифицируемый или «воплощаемый» им архетип, который поистине и является Самостью, может в любой момент пронзить условную личную оболочку. По этой же причине в некоторых (но не всех) пневматиках выражения духа могут выглядеть неумеренными и вызывать осуждение – однако здесь говорит сквозь оболочку именно архетип, Самость. Подлинный гностик не приписывает себе никакого «состояния», потому что лишён тщеславия и хвастовства – скорее ему свойственна обусловленная «инстинктом самосохранения» склонность всё сильнее скрывать свою природу, тем более что ему прекрасно видна «космическая игра» (лила), и он едва ли может всерьёз относиться к тому, что серьёзно для профанов и мирских людей – другими словами, для «горизонтальных» существ, которые ни в чём и ни в ком не сомневаются, и которые, как истинные «гуманисты», остаются ниже призвания человека.
Искомое прирождённым гностиком в связи с «осуществлением» скорее не «путь», а «структура» – традиционная структура таинства и ритуала, позволяющая ему в большей степени быть «собой» – определённым архетипом звёздного «иконостаса». Это заставляет вспомнить о сакральном искусстве Индии и Дальнего Востока, сверхъестественно явно изображающем звёздные образы земной духовности. Именно таков смысл этого искусства, одновременно «математического» и «музыкального», основанного на принципе даршан – видимом и интуитивном усвоении символа-таинства. Этот символ, более того, применим не только в области искусства, но также априори возникает из одушевлённой и неодушевлённой природы, ибо во всякой красоте скрыт освобождающий, а в конце концов и дарующий спасение элемент. Всё это позволяет нам использовать эзотерическое выражение «Имеющий глаза да увидит!».
